Оранжевое Горлышко
Бианки Виталий Оранжевое Горлышко
Виталий Валентинович Бианки
Что увидел Жаворонок,
когда вернулся на родину
Между небом и землёй
Громче, громче льётся.
Уж Волк умылся, а Кочеток спел. Начинало светать.
В поле между комьями холодной земли проснулся Жаворонок. Он вскочил на ножки, встряхнулся, огляделся и полетел вверх.
Полетел и запел. И чем выше он поднимался в небо, тем радостнее и звонче лилась и переливалась его песня.
Всё, что он видел под собой, казалось ему необыкновенно замечательным, красивым и милым. Ещё бы: ведь это была его родина, и он долго, очень долго её не видел!
Он родился здесь летом прошлого года. А осенью с другими перелётными улетел в далёкие страны. Там он провёл в тепле всю зиму — целых пять месяцев. А это долгий срок, когда вам всего десять месяцев от роду. И вот уже три дня, как он вернулся наконец домой. Первые дни он отдыхал с дороги, а сегодня принялся за свою работу. А работа его была — петь. Жаворонок пел:
«Снежные поля подо мной. На них — чёрные и зелёные пятна.
Чёрные пятна — пашни. Зелёные пятна — всходы ржи и пшеницы.
Я помню: эту рожь и пшеницу люди посеяли осенью. Скоро выросли из земли молодые весёлые зеленя. Потом на них стал падать снег — и я улетел в чужие края.
Зеленя не замёрзли под холодным снегом. Вот они показались опять, весело и дружно тянутся вверх.
На холмах среди полей — деревни. Это колхоз «Красная искра». Колхозники ещё не проснулись, улицы ещё пусты. Пусты и поля: спят ещё полевые звери и птицы.
За далёким чёрным лесом я вижу золотой краешек солнца.
Просыпайтесь, просыпайтесь, вставайте все!
Начинается утро! Начинается весна!»
Жаворонок замолчал: он увидел на белом поле какое-то серое пятно. Пятно шевелилось. Жаворонок полетел вниз — посмотреть, что там такое.
Над самым пятном он остановился в воздухе, трепеща крылышками.
— Э, да ведь это Большое Стадо! Я вижу, мои добрые соседи устроили общее собрание.
И в самом деле: это было Большое Стадо голубых куропаток — красивых полевых петушков и курочек. Они сидели плотной кучкой. Их было очень много: сто птиц или, может быть, тысяча. Жаворонок считать не умел.
Они тут в снегу и ночевали: некоторые ещё стряхивали с крыльев крупитчатый от ночного мороза снежок.
А одна курочка — видно, старшая у них — сидела посредине на кочке и громко говорила речь.
«О чём она там толкует?» — подумал Жаворонок и спустился ещё пониже.
Старшая курочка говорила:
— Сегодня разбудил нас своей песней наш маленький друг Жаворонок. Значит, правда, началась весна. Минуло самое трудное и голодное время. Скоро надо будет подумать о гнёздах.
Настала пора всем нам расстаться.
— Пора, пора! — закудахтали все курочки сразу. — Кто куда, кто куда, кто куда!
— Мы к лесу! Мы за речку! Мы на Красный ручей! Мы на Костяничную горку! Туда, туда, туда, туда!
Когда кудахтанье смолкло, старшая курочка заговорила опять:
— Счастливого лета и хороших птенцов всем вам! Выводите их побольше и воспитайте получше. Помните: той курочке, которая осенью приведёт больше всего молодых куропаток, будет великая честь: эта курочка будет всю зиму водить Большое Стадо. И все должны будут её слушаться. До свиданья, до свиданья, до осени!
Старшая курочка вдруг высоко подпрыгнула в воздух, с треском замахала крылышками и помчалась прочь. И в тот же миг все другие куропатки, сколько их тут было — сто или тысяча, — распались на парочки и с треском, шумом, чириканьем брызнули во все стороны и пропали из глаз. Жаворонок огорчился: такие хорошие, ласковые соседи улетели! Когда он вернулся, как они радовались ему! Как весело было в их дружной семье!
Но он сейчас же спохватился: ведь ему надо скорей разбудить всех других полевых птиц и зверей и всех людей! Он быстро-быстро заработал крылышками и запел ещё звонче прежнего:
— Солнце встаёт! Просыпайтесь, все просыпайтесь, весело беритесь за работу!
И, поднимаясь к облакам, он видел, как разбегаются от деревень воришки-зайцы, забравшиеся на ночь в сады поглодать кору с яблонь. Видел, как шумной ватагой, каркая, слетаются на пашню стаи чёрных грачей выковыривать носами червей из оттаявшей земли; как выходят из домов люди.
Люди запрокидывали голову и, щурясь от яркого солнца, старались разглядеть в небе маленького певца. Но он исчез в облаке. Осталась над полями только его песня, такая звонкая и радостная, что у людей становилось светло на душе и они весело брались за работу.
О чём разговаривал Жаворонок
с полевым петушком
Целый день трудился Жаворонок: летал в поднебесье и пел. Пел, чтобы все знали, что всё хорошо и спокойно и поблизости не летает злой ястреб. Пел, чтобы радовались полевые птицы и звери. Пел, чтобы веселей работалось людям. Пел, пел — и устал. Был уже вечер. Солнце зашло. Попрятались куда-то все звери и птицы.
Жаворонок опустился на пашню. Ему захотелось поболтать с кем-нибудь перед сном о том о сём. Подруги у него не было.
Он решил: «Полечу-ка к соседям — куропаткам». Но тут же вспомнил, что утром они улетели.
Ему опять стало грустно. Он тяжело вздохнул и стал укладываться спать в ямке между комочками подсохшей за день земли.
Вдруг до него донёсся чей-то знакомый голос. Голос напоминал скрип несмазанной калитки или чириканье сверчка, только был сильнее, громче. Кто-то звонко и радостно выговаривал всё одно слово:
«Ой, да ведь это Подковкин! — обрадовался Жаворонок. — Значит, не все куропатки улетели».
— Черр-вяк! Черр-вяк! — неслось из ржаных зеленей.
«Чудилка! — подумал Жаворонок. — Нашёл одного червяка и кричит на весь свет».
Он знал, что куропатки наедаются хлебными зёрнами да семенами разных трав. Червяк для них — вроде сладкого к обеду. Сам Жаворонок умел находить в траве сколько угодно маленьких червячков и каждый день наедался ими досыта. Ему и было смешно, что сосед так радуется какому-то червяку.
«Ну, теперь мне будет с кем поболтать», — подумал Жаворонок и полетел разыскивать соседа.
Найти его оказалось очень просто: петушок сидел открыто на кочке, среди низенькой травки зеленей, и то и дело подавал голос.
— Здорово, Подковкин! — крикнул, подлетая к нему, Жаворонок. — Ты на всё лето остался?
Петушок приветливо кивнул головой:
— Да, да. Так решила Оранжевое Горлышко, моя жена. Знаком с ней? Очень умная курочка. Вот увидишь, этой зимой она непременно будет водить Большое Стадо.
Сказав это, петушок выкатил колесом голубую грудь с рисунком подковы вкусного шоколадного цвета. Потом вытянул шейку и три раза громко прокричал:
— Черр-вяк! Черр-вяк! Черр-вяк!
— Где же червяк-то? — удивился Жаворонок. — Ты съел его?
— За кого ты меня принимаешь? Хороший я был бы петушок, если б сам ел червяков! Я, конечно, отнёс его Оранжевому Горлышку.
— И она его съела?
— Съела и сказала, что очень вкусно.
— Так и дело с концом! Чего же ты кричишь: «Червяк! Червяк!»?
— Ничего ты не понимаешь! — совсем рассердился Подковкин. — Во-первых, я вовсе не кричу, а красиво пою. Во-вторых, про что же петь, как не про вкусных червяков?
Маленький серенький Жаворонок много мог бы рассказать, про что и как надо петь. Ведь он был из знаменитого рода певцов, прославленных всеми поэтами. Но гордости в нём не было. И он совсем не хотел обидеть Подковкина, своего доброго соседа.
Жаворонок поспешил сказать ему что-нибудь приятное.
— Я знаю Оранжевое Горлышко. Она такая красивая, нежная. Как её здоровье?
Подковкин сейчас же забыл обиду. Он выпятил грудь, три раза звонко брякнул: «Ферр-вяк!» — и только тогда важно ответил:
— Благодарю вас! Оранжевое Горлышко чувствует себя прекрасно. Прилетайте навещать нас.
— Когда можно прилететь? — спросил Жаворонок.
— Сейчас-то, видишь ли, я очень занят, — сказал Подковкин. — Днём еду разыскиваю для Оранжевого Горлышка, караул держу, чтобы на неё не напали Лиса или Ястреб. Вечерами вот песни ей пою. А тут ещё драться надо с.
Подковкин не докончил, вытянулся на ножках и стал вглядываться в зеленя.
— Постой-ка! Никак он опять.
Петушок сорвался с места и стрелой полетел туда, где в зеленях что-то шевелилось.
Сейчас же оттуда раздался шум драки: стук клюва о клюв, хлопанье крыльев, шелест ржи. Пух полетел к небу.
Через несколько минут над зеленями мелькнула пёстренькая спинка чужого петушка, и Подковкин вернулся, весь взъерошенный, с блестящими глазами. Из его левого крыла торчало переломленное перо.
— Ух. Здорово я его тюкнул! — сказал он, опускаясь на кочку. — Будет знать теперь.
— Да с кем это ты? — робко спросил Жаворонок. Сам он никогда ни с кем не дрался и драться-то не умел.
— А с соседом, с Бровкиным. Тут рядом, на Костяничной горке, живёт. Глупый петушишка. Я ему покажу.
Источник
Жаворонок
Ранней весной прилетел на землю Жаворонок . Издалека он летел – из самого Ирия. Устал, запыхался, и присел отдохнуть прямо в степи, на травку. Перевел Жаворонок дух, и стал оглядываться. Хорошо вокруг, просторно. Ветер по степи бегает, солнышко светит, земля радуется новой весне. Вот только цветов красивых не хватает, да и зверушек, птичек не видно. Один оказался Жаворонок на всем этом просторе. Сорок братьев его, с которыми он из Ирия летел, разбрелись по всему свету – кто на север, кто на запад, а кто и на юг. А ему, значит, восточная степь досталась. Здесь теперь его дом, здесь надо гнездо вить и друзей искать.
Посидел Жаворонок, да и принялся за дело. А первым делом у него было поздороваться с новым домом, порадовать степь своей песней. Высоко-высоко взлетел Жаворонок, почти до самого солнышка. И полилась из-за весенних облаков волшебная песня. Казалось, что прямо от земли до неба натянул кто-то серебряные струны, и играет на них ветер. Переливаются, звенят струны, превращаются в разноцветную радугу, рассыпаются жемчужной росой. А потом опять сплетает Жаворонок росу в серебряные струны, и опять играет ветер волшебную мелодию.
Вечно бы слушала степь такую красоту. Да ночью всем спать надо. Заснул и Жаворонок, спустившись опять на землю.
Утром, проснувшись вместе с солнышком, решил Жаворонок разузнать – кто еще в степи живет, с кем подружиться-поболтать можно. Ведь каждой птичке друзья нужны. Одному быть грустно, да и опасно. Вдруг случится что-то, а помочь некому…
И полетел Жаворонок над степью. Низко полетел, присматривался к каждой кочке, к каждой былинке в степи. Увидел ящериц много, мошек разных, стрекоз, даже бабочку одну обнаружил. Травы пробивались кое-где, кустики начинали зеленеть. Жаворонок был очень доволен – степь его хорошей оказалась, полной разной живности. Он подружился со всеми, построил себе гнездышко. И каждое утро приветствовал степь со всеми ее обитателями своей замечательной песней.
Так прошла весна, в степи стало еще больше жителей – и летающих, и бегающих, и цветущих. Жаворонок совсем освоился, и уже стало ему казаться, что этот дом и есть Ирий, что он и жил здесь всегда. И еще ему казалось, что знает он степь от края до края – каждый кустик и каждую ящерицу. Каково же было удивление Жаворонка, когда однажды он увидел что-то совершенно новое…
Но всё по порядку. Дело было утром. Жаворонок, как обычно, взлетел почти до солнышка, и запел свою любимую песню. Пел он, пел, летал, летал. И сам не заметил, как очутился далеко-далеко от гнездышка. Внизу, под облаками, по-прежнему была степь. И почти всё в ней было таким же, как всегда. Да вот одно поразило Жаворонка. Вернее, одна. Неизвестно откуда появилась посреди степи Сосна . Зеленая, раскидистая, словно огромный куст, стояла она, и прямо-таки светилась на ярком летнем солнышке. Изумрудным огнем горели ее иголки, янтарными капельками переливались шишки. Не видел Жаворонок еще такого чуда. И не цветок, и не ящерица, а такая красавица, что наглядеться нельзя.
Ахнул Жаворонок, и полетел к Сосне.
— Как Вы здесь? Как Вам здесь? Почему Вы одни? – принялся расспрашивать он.
— Я здесь случайно, дорогой Жаворонок, — отвечала Сосна, — три лета и три зимы я уже прожила здесь, в одиночестве. И всё бы ничего, если бы кто-то мог поговорить со мной, полюбоваться моей красотой. Да хоть просто посидеть рядышком. А вокруг только трава и облака. Трава слишком низко, облака – слишком высоко. Никто меня не слышит, никто не видит…
— Но я-то ведь увидел, а теперь и слышу! – обрадовался Жаворонок, — а как я Вами залюбовался, если бы Вы только знали! Ничего подобного не находил я в степи, хоть и считал ее настоящим Ирием . А вот сейчас понял – Ирий там, где Вы!
— Ну что Вы, что Вы, Жаворонок! – смутилась Сосна, — я не такое уж волшебное дерево. Спасибо, конечно, но я – просто Сосна. Одна из тысячи. Жили бы Вы в лесу – не удивлялись бы так.
— Нет. Вы не спорьте! Если уж я что-то решил, то решил окончательно, — махнул крыльями Жаворонок.
Он взвился к солнышку, собрал все свои серебряные струны, и земля огласилась совершенно небывалой песней – песней влюбленного Жаворонка.
Услышав эту песню, степь засмеялась от счастья. Смех степи превратился в цвет ковыля, укрывший всю землю. С высоты своего полета Жаворонок любовался изумрудной Сосной в белых волнах цветущего ковыля, удивлялся своему везению, и всё пел, пел. Даже в Ирии услышали песню его. И закутавшись в розовые облака, Сварог парил неподалеку от Жаворонка, довольно улыбаясь в свою белую бороду.
И услышали Жаворонка по другую сторону земли. Черная Навь заскрежетала зубами, засверкала бездонными глазами.
— Не бывать на земле такому счастью! – застучала Черная Навь от злости ногами, замахала руками, и обернулась острым ножом. На рукояти ножа – камни драгоценные, один другого краше. Лезвие огнем горит, само в руки просится.
Упал этот нож невиданный на дорогу посреди степи. По дороге много-много странников ходит. Кто-нибудь да поднимет, возьмет себе нож – Черную Навь…
И нашелся вскорости человек, поднял нож. Красивы камни, остро лезвие. Сгодится человеку. Был тот человек ни злым, ни добрым, ни старым, ни малым. Путник как путник – 33 зим от роду. 33 лета как ходил он по земле, искал счастья. А нашел нож.
Взял человек его в руку. А нож так и дрожит, так и просится в дело. Куда применить его? Степь кругом – травы да ящерицы. Они человеку вроде бы и не нужны.
Глядел путник по сторонам, мысли туманились, а рука с ножом всё дрожала. И тут Жаворонок запел высоко-высоко, солнце засветило ярко-ярко, а по степи лёг белый цвет ковыльный.
— Дай-ка я цвет ковыльный, цвет белый срежу, — подумал человек, — красив он больно, пусть в моем доме букет такой красоты будет. Степи-то что – её много. А я не всё заберу. Нож опять же испытаю, — так ли остер он, так ли умел.
И срезал человек охапку цвета ковыльного. Хорошо нож резал – словно по маслу пошла Черная Навь по стеблям ковыльным. И осталась после человека в степи голая прореха – прямо у Сосны изумрудной.
Жаворонок увидел такой непорядок, удивился – кто же изрезал венчальное платье земли? Кто посмел Ирий его нарушить? Замолчал Жаворонок. На его молчание выглянул из-за облаков Сварог, и еще больше удивился. Осерчал даже. Ну виданное ли дело – так красоту, им созданную, осквернить?! Совсем совесть потерял человек!
Метнул Сварог молнию (ну чего в сердцах не сделаешь-то? И добро бывает скорым на руку…)
Метнул, и ахнул, опомнившись. А если не сам человек на зло решился? Если Навь его подтолкнула, на ухо черное дело нашептала, а то и в тело его вошла? Загрустил Сварог, головой закачал, смотрит на землю – что будет с человеком.
А человек как ни в чем не бывало сидит под Сосной, да ковылем срезанным любуется. И невдомек ему, что зло совершил, что Сварога разгневал, а Навь на свет выпустил.
Знали про то только сам Сварог, Навь Черная , да Сосна. Не зря ведь Сосна в степи три лета и три зимы прожила. Прислушивалась к земле, к небу, к другой стороне земли. Слышала разное, немного и понимала. Но хватило ее понимания, чтобы испугаться за человека. Несмышленый он, беззащитный. Ни сам себя не слышит, ни животных, ни птиц. А уж про то, что всякое дерево – живое, и подавно не знает. Но то не его вина. Это Навь память человека замутила, мысли спутала, с дороги сбила. Земля изо всей силы кричит, помочь хочет. Не докричится. Ярило ему светит – весь жар отдает. Не видит человек света Ярилы. Сварог сам то ветром прикинется, то дождем. И в каждом камушке на дороге затаится, и в каждом роднике водой разольется. А человек словно совсем чувства растерял – ни камень, ни вода ему не любы. Всё ходит, всё ищет счастья…
Как тут Сварогу не осерчать? Сосна то его понимает. Но и человека ей жалко. И когда метнул Сварог молнию, не удержалась Сосна – закрыла человека своими изумрудными ветками. Угодила молния как раз в иголки. Человек убежал куда глаза глядят. А Сосна вспыхнула большим огнем – ярче Ярилы засветилась. Но недолго пришлось ей гореть. Скоро ветки в черные угли превратились, шишки рассыпались. И осталось вместо Сосны пожарище посреди степи.
Онемел от горя Жаворонок, улетел прочь. Пропал белый цвет ковыльный. Голо и тихо стало в степи. Словно Черная Навь пролетела и размела плащом своим всё живое.
Но недоглядела Навь, хоть и глаза у нее бездонные. Осталось на пожарище одно семечко из шишки. Как уцелело оно в огне, как пережило осень и зиму – то одному Сварогу ведомо. Но вот пришла опять весна в степь. Вернулся Жаворонок. Видно, соскучился по своему дому, а может быть, надеялся на чудо. Всякое ведь бывает в Ирии…
Прилетел Жаворонок туда, где раньше Сосна стояла. Нет его красавицы. Сколько ни пой – не искрятся изумрудом старые угли.
Тогда спустился Жаворонок на землю, стал вспоминать прошлые радости. И вдруг показалось ему, что среди пожарища заблестела изумрудная капелька – крошечная, как самая тонкая иголочка у Сосны.
Присмотрелся Жаворонок, подлетел к капельке. И оказалось, что это не капелька вовсе, а зеленый росточек, маленькая сосёночка. Жаворонок сначала не понял даже, что это именно сосёночка, а не трава или куст. Разобравшись, он глубоко вздохнул и тихонько запел. Скорее даже не запел, а забормотал про себя:
Ой ты крошечный росточек,
ты тянись и днем и ночью,
пробивайся из-под углей.
Чтобы ветры не задули,
чтобы ливни не пугали,
чтобы птички не клевали –
я тебе защитой буду.
Зеленей, росточек чудный!
И принялся Жаворонок за росточком ухаживать. Приносил ему в клюве росу, закрывал крыльями от ветра и непогоды. До лета окреп росточек, показались на нем новые иголочки, точь-в-точь как у красавицы Сосны. И Жаворонок полетел к солнцу – рассказать Сварогу о своей радости. Сам не заметил Жаворонок, как запел что есть силы. Откликнулась на его песню вся степь. Разлился вокруг пожарища новый цвет – еще белее, чем прежде. А рядом с ковылем зацвел ирис. Да так красиво, что сверху степь казалась радугой. Или настоящим Ирием.
Радостно было Жаворонку. Доволен был и Сварог.
Мышки бегали по своим делам, ящерицы суетились. А человек с ножом больше в степи не показывался. Как-то сорока на хвосте принесла известие, что человек тот много бед пережил, много дорог исходил. И однажды понял, что беды его – от ножа Черной Нави. Зарыл он тогда нож в землю. На том месте чертополох вырос. А человек с тех пор успокоился – дом построил, сад посадил. И даже вроде бы слышать и видеть лучше стал.
Конечно, всем сорокам верить нельзя. Но ковыль-то белым цветом обнимает землю год за годом. Падают и прорастают новые семена. А Черная Навь, как не пытается помешать земле, как не путает человека, не может затмить свет Ярилин. Не становится сильней жизни. Только и остается ей прятаться в тени да пугать ночью. Но и тени с ночью не боятся те, кто живет в мире и согласии. Кто слышит песню Жаворонка, видит серебряные струны от земли до неба. И кто чувствует тепло в каждом камне, в каждой капле, в каждом росточке.
Источник