Осаму Дадзай – цитаты
Осаму Дадзай — цитаты автора
В так называемом «человеческом обществе», где я жил до сих пор, как в преисподней, если и есть бесспорная истина, то только одна: все проходит.
Я теперь не бываю ни счастлив, ни несчастен. Все просто проходит мимо.
По отношению к женщине словосочетание «рыцарское благородство» звучит довольно непривычно, но я из собственного опыта знаю, что женщины наделены такого рода благородством куда чаще, чем мужчины, столичные, во всяком случае. Мужчины щитом рыцарского благородства обычно прикрывают трусливость и жадность.
Не довести до конца начатое — все равно, что и не начинать.
Доверие между друзьями — истинная драгоценность, которой нужно гордиться!
Одна и та же женщина утром и вечером — совершенно разные люди, между ними нет ничего общего, они как-будто живут в совершенно разных мирах.
На земле нет ничего позорнее предательства.
Я очень легко поддаюсь внушению; когда мне говорят, например: эти деньги не трать, — говорят, зная, что наверняка истрачу их, — я начинаю думать, что нехорошо не тратить, иначе обману чьи-то ожидания, короче, возникают какие-то превратные толкования и, в результате, я, конечно, трачу все деньги.
Общество. Кажется, мне все же удалось, наконец, в какой-то мере постичь смысл этого понятия. Всего-навсего соперничество индивидуумов, соперничество
сиюминутное и конкретное, в котором каждый непременно стремится победить — вот что это такое. Человек никогда так просто не подчинится другому человеку; раб — и тот старается одержать победу, хотя бы ценой низкого раболепия. Вот почему люди, чтобы выжить, не могли придумать ничего лучше, кроме как перегрызать друг другу горло. На словах ратуют за что-то великое, но цель усилий каждого — «я» и снова «я». Проблемы общества — это проблемы каждого «я», океан людей — не общество, это множество «я».
Когда меня спрашивают, чего я хочу, мне как-то сразу вообще перестает хотеться чего-либо. «Все равно нет ничего, что меня обрадовало бы», мелькает в голове в таких случаях. В то же время я никогда не мог отказаться от подарка, даже если он мне совсем не нравился. Отрезать «не надо» я не мог; а если вещь даже и нравилась, я, в конце концов, испытывал только ужасную горечь, словно приобрел краденое; да еще необъяснимый страх преследовал меня. Короче говоря, решить эту альтернативу я был не в состоянии. На закате жизни эта черточка моего характера стала казаться мне существеннейшим фактором моего позорного бытия.
Источник
10 цитат из книг Осаму Дадзая
Классик японской литературы XX века о женщинах, любви и книгах
Осаму Дадзай (1909 — 1948) стоит в одном ряду с такими гигантами литературы Страны восходящего солнца, как Акутагава, Кавабата и Мисима. Он прожил всего 38 лет и написал не так много, но его произведения считаются вершиной японского модерна. Подлинным шедевром признана его знаменитая «Исповедь „неполноценного“ человека», которая до сих пор остается одним из самых читаемых произведений в Японии.
Мы отобрали 10 цитат из книг писателя:
Люди с красивой душой пишут плохие книги. «Цветы шутовства»
Быть посаженным в тюрьму еще не значит быть преступником. «Исповедь „неполноценного“ человека»
Когда меня спрашивают, что я хочу, мне как-то сразу вообще перестает хотеться чего-либо. «Исповедь „неполноценного“ человека»
Но единственное я усвоил с детства: если женщина внезапно расплачется — нужно дать ей поесть чего-нибудь сладкого и тогда ее настроение моментально улучшится. «Исповедь „неполноценного“ человека»
Одна и та же женщина утром и вечером — совершенно разные люди, между ними абсолютно нет ничего общего, они как будто живут в совершенно разных мирах. «Исповедь неполноценного человека»
Малодушные люди даже счастья боятся, их, как говорится, и вата царапает. «Исповедь „неполноценного“ человека»
Все-таки удивительно, что, обманывая друг друга, никто из людей, как видно, этим не мучается — обмана будто бы вовсе не замечают. «Исповедь „неполноценного“ человека»
Ничуть не стыдясь, преподнести букет из одуванчиков — вот истинное мужество, вот поведение, достойное мужчины. «Листья вишни и флейта»
Не довести до конца начатое — всё равно, что не начинать. «Беги, Мелос!»
Человек рожден для революции и любви. «Закатное солнце»
Источник
Цитаты Великий из Бродячих псов Обновлено
И что, ты сдашься так просто?
Когда наш начальник в опасности, мы не можем просто сидеть и ничего не делать, не так ли?
Если бы я был на твоём месте, я бы подстраховался до того, как убийца начнёт на меня охоту.
Пусть так, но я не буду. просто сидеть и ничего не делать!
Приказы делают меня собой.
— Что за невежа! Я, между прочим, старше!
— Все в этой жизни равны.
Это твои чувства. И ты можешь выражать их как хочешь. Я могу сказать тебе только общеизвестные вещи. Когда у кого-то умирает отец, он обязательно плачет.
Стать великим детективом легче легкого. Просто думайте своей головой.
— Нет же. Гоголь, ты первоклассный эспер, для которого нет ничего невозможного. Разумеется, у тебя есть в запасе способы инсценировать свою смерть и остаться в живых. Я удивился не поэтому. Согласно тому плану, ты действительно должен был погибнуть. Чтобы стереть с лица земли истинного преступника и отрезать агентству пути к спасению. И тебя устраивал этот план.
— Да, всё верно. Я действительно собирался умереть. Чтобы достичь истинной свободы. Я никогда не думал, что кто-то способен понять это стремление, и никто не понимал его. Но, Дос-кун другой. Он сказал мне: «Превосходно. Ты идёшь против воли Бога, и сражаешься, чтобы утратить себя.» Он понял. Попал в самую суть. Я осознал, что Дос-кун — мой самый близкий человек, единственный, кто способен понять меня. И тут я заметил кое-что ещё. Если я убью его, самого близкого друга, разве это не станет доказательством нашей истинной свободы, подобной свободе птиц, свободы от промывки мозгов под названием «чувства»? Я убью Дос-куна. Для этого мне нужно, с твоей помощью узнать суть его способности.
Ты прав. Люди действительно глупы и порочны. Но, они не такие скучные создания, как тебе кажется.
— Ха-ха-ха-ха! Ты совершенно не понимаешь Бога!
— И что же думаешь ты?
— «Совершенство и гармония»? Это ни капли не интересует Бога. Я видел это множество раз. Ему нравятся случайности и нелепые совпадения. Наша с тобой главная слабость. Ты и я, строя изощрённые планы, всё же находимся здесь — в тюрьме на краю света. А по-настоящему двигают этот мир те, кто беспорядочно мечутся в самом центре шторма, крича и проливая кровь.
Весь мир пришёл в движение.
— М? Я ничего не делал. Лишь сидел здесь и молился об успехе. Должно быть, Бог услышал мои молитвы.
В самом деле. просто в дрожь бросает. На этой огромной игровой доске он не двинул ни одной пешки и всё это время не чинил нам препятствий. А в самом конце, лишь одной кровавой пулей одержал победу.
Мы, полицейские, чтобы ни произошло, не причиним вреда гражданским и достигнем свой цели.
Я не сдамся, пока моё тело ещё способно двигаться.
Голова может ошибаться, но кровь — никогда.
Вы идиот? Простите, это было грубо. Вы имбецил.
В этом мире страшнее всего люди, загнанные в угол.
Однако если уж говорить об этом. В этом мире нет одного единственного «правильного пути». Это то, что каждый выбирает сам, что считает самым важным и ради чего стоит жить. Возможность воплощать свои собственные решения, пусть даже и самые глупые в жизни — это величайшее богатство, дарованное людям.
Почему люди пишут? Потому что на страницах своих произведений они в любой момент могут встретиться с дорогими им людьми.
Человек может умереть от огромного количества причин. Например, огнестрельное ранение, смертельная болезнь. Одиночество.
Зло — это самый драгоценный плод, что был подарен человеку богом.
Сторонник самоубийства никогда не берёт свои слова назад.
О господи, какое заманчивое предложение! Аж смеяться устал!
Бойся смерти. Бойся того, кто ее приносит. И тех, кто ее ищет. Смерть будет их преследовать.
Мне нравится этот иероглиф, «справедливость», и нравится когда считают сделаное, используя его. Мне кажется, что так справедливости в мире становится немного больше. Это — твоя «справедливость», если бы не ты, я бы никогда не увиделся с родителями и младшими братьями. Я рад, что ты здесь.
Мир. Дар мирного и безмятежного счастливого существования для множества граждан. Плевать на закон. Если это ради мира — мы пожертвуем кем угодно, пусть даже это хороший человек.
Моё имя Куникида Доппо! Мои идеалы несокрушимы! Они будут парить в небе вечно, используя саму мою жизнь как топливо!
«Моби Дик» когда-то был живым существом, которое свободно парило в небе. Даже если это его последний путь, и ему суждено упасть на землю и уничтожить людей, всё, что я могу сделать — так это упасть вместе с ним.
Давайте выживем, друзья. Преодолеем бурю и переживём рассвет. Ведь в конце концов все мы не можем отказаться от жизни на этом каменном шаре под названием земля.
Мне не понятно, что правильно, а что — нет. Но если все идут на опасное дело, я тоже пойду и помогу.
Твои оскорбления для меня, как лёгкий ветерок.
Жалей себя, и жизнь станет бесконечным кошмаром.
У моего успеха есть один секрет: если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам!
Вместе. Мы окрасим эту землю в красный кровью грешников. Ради более прекрасного мира…
И даже если впереди меня ждет только боль и пустошь, я все равно буду стремится к идеальному миру!
Да, ты был в аду. Но именно этот ад взрастил в тебе жажду к жизни.
Источник
Дазай Осаму – цитаты
Дазай Осаму — цитаты автора
В так называемом «человеческом обществе», где я жил до сих пор, как в преисподней, если и есть бесспорная истина, то только одна: все проходит.
Я теперь не бываю ни счастлив, ни несчастен. Все просто проходит мимо.
По отношению к женщине словосочетание «рыцарское благородство» звучит довольно непривычно, но я из собственного опыта знаю, что женщины наделены такого рода благородством куда чаще, чем мужчины, столичные, во всяком случае. Мужчины щитом рыцарского благородства обычно прикрывают трусливость и жадность.
Одна и та же женщина утром и вечером — совершенно разные люди, между ними нет ничего общего, они как-будто живут в совершенно разных мирах.
Я очень легко поддаюсь внушению; когда мне говорят, например: эти деньги не трать, — говорят, зная, что наверняка истрачу их, — я начинаю думать, что нехорошо не тратить, иначе обману чьи-то ожидания, короче, возникают какие-то превратные толкования и, в результате, я, конечно, трачу все деньги.
Общество. Кажется, мне все же удалось, наконец, в какой-то мере постичь смысл этого понятия. Всего-навсего соперничество индивидуумов, соперничество
сиюминутное и конкретное, в котором каждый непременно стремится победить — вот что это такое. Человек никогда так просто не подчинится другому человеку; раб — и тот старается одержать победу, хотя бы ценой низкого раболепия. Вот почему люди, чтобы выжить, не могли придумать ничего лучше, кроме как перегрызать друг другу горло. На словах ратуют за что-то великое, но цель усилий каждого — «я» и снова «я». Проблемы общества — это проблемы каждого «я», океан людей — не общество, это множество «я».
Когда меня спрашивают, чего я хочу, мне как-то сразу вообще перестает хотеться чего-либо. «Все равно нет ничего, что меня обрадовало бы», мелькает в голове в таких случаях. В то же время я никогда не мог отказаться от подарка, даже если он мне совсем не нравился. Отрезать «не надо» я не мог; а если вещь даже и нравилась, я, в конце концов, испытывал только ужасную горечь, словно приобрел краденое; да еще необъяснимый страх преследовал меня. Короче говоря, решить эту альтернативу я был не в состоянии. На закате жизни эта черточка моего характера стала казаться мне существеннейшим фактором моего позорного бытия.
. она тоже была несчастна, а несчастные люди остро воспринимают чужое горе.
Источник
Закатное солнце дадзай осаму цитаты
Часа через два вернулся дядя с местным доктором, довольно пожилым человеком в шёлковых хакама[4] и белых носках таби.
Осмотрев матушку, доктор сказал:
— У неё может развиться воспаление лёгких, но даже если это и случится, оснований для беспокойства нет.
Ограничившись этим малоутешительным указанием, он сделал матушке укол и удалился.
Температура не упала и на следующий день. Вручив мне две тысячи йен и наказав немедленно телеграфировать, если вдруг придётся класть матушку в больницу, дядя в тот же день отбыл в Токио.
Достав из нераспакованных ещё вещей самую необходимую кухонную утварь, я сварила кашу и попыталась накормить матушку. Не вставая с постели, она проглотила ложки три, а потом отрицательно покачала головой.
Перед самым обедом снова пришёл доктор. На этот раз он был уже не в хакама, но на ногах его по-прежнему белели таби.
— Может быть, лучше отвезти её в больницу? — сказала я.
— Да нет, вряд ли положение настолько серьёзное. Сегодня я введу вашей матушке более сильное лекарство, и температура должна понизиться.
И снова, не тратя лишних слов, он сделал матушке укол этого «более сильного лекарства» и удалился.
Однако похоже, что это более сильное лекарство действительно оказалось весьма эффективным, во всяком случае к вечеру лицо у матушки сильно покраснело, всё тело покрылось испариной, и, когда я меняла ей ночную рубашку, она сказала, посмеиваясь:
— Может быть, он и неплохой специалист.
Температура спала до тридцати семи градусов. Обрадовавшись, я побежала в поселковую гостиницу, выпросила у хозяйки десяток яиц, тут же сварила их всмятку и дала матушке. Она съела три яйца и ещё почти полпиалы каши.
На следующий день поселковый эскулап снова появился в своих белых носках, когда же я стала благодарить его за вчерашний укол, важно кивнул с таким видом, будто хотел сказать, что ничего другого и не ожидал, затем внимательно осмотрел матушку и, повернувшись ко мне, сказал:
— Ваша матушка изволила полностью выздороветь. Из этого следует, что с сегодняшнего дня она может принимать любую пищу и делать всё, что пожелает.
Он изъяснялся так странно, что мне стоило больших усилий не расхохотаться ему прямо в лицо. Проводив доктора и вернувшись в комнату, я увидела, что матушка сидит в постели с радостным и немного удивлённым видом.
— Он и в самом деле оказался прекрасным специалистом, — пробормотала она словно про себя. — Я чувствую себя совершенно здоровой.
— Раздвинуть сёдзи?[5] — предложила я. — Идёт снег.
С неба, словно лепестки цветов, падали крупные хлопья снега, мягко ложились на землю. Раздвинув сёдзи, я села рядом с матушкой, и мы стали смотреть на снег.
— Я совершенно здорова, — снова пробормотала матушка.
— Когда мы сидим здесь вот так, — сказала она, — всё, что с нами случилось, кажется мне далёким сном. Откровенно говоря, перед самым отъездом я вдруг прониклась такой глухой и беспричинной ненавистью к Идзу, что просто ничего не могла с собой поделать. Я хотела только одного — хоть на день, хотя на полдня задержаться в нашем доме на Нисикатамати. Когда мы сидели в поезде, мне казалось, что я наполовину мертва, когда же мы приехали сюда, я сначала почувствовала себя немного лучше, но едва опустились сумерки, нестерпимая тоска по Токио опалила мне сердце, у меня закружилась голова, и всё расплылось перед глазами. Это никакая не болезнь. Просто Бог убил меня, превратил в совершенно другого человека, не имеющего ничего общего со мной прежней, а потом снова возвратил к жизни.
И до сих пор наша жизнь в этом сельском уединении шла довольно спокойно и размеренно, без каких бы то ни было происшествий. Местные жители были добры к нам. Мы переехали сюда в декабре прошлого года, минули январь, февраль, март, наступил апрель… До сегодняшнего дня мы жили, отрешившись от всего на свете, и если не возились на кухне, то либо сидели с вязаньем на веранде, либо читали, либо пили чай в китайской гостиной. В феврале расцвели сливы, и посёлок оказался погребённым под цветами. Пришёл март, но дни стояли такие безветренные и тёплые, что ни один лепесток не упал на землю, сливы стояли в цвету до самого конца месяца. Они были так прекрасны — и утром, и днём, и в сумерках, и ночью, — что просто замирало сердце. Стоило приоткрыть стеклянную дверь на веранде, как в дом проникал необыкновенный тонкий аромат. В конце марта по вечерам обязательно поднимался ветер, и когда мы сидели за чаем в сумеречной столовой, из окна в комнату влетали лепестки и падали в пиалы с чаем. В апреле мы с матушкой проводили время на веранде за вязаньем и обсуждали, что посадим на нашем огороде. Матушка сказала, что будет помогать мне. Ах, когда я написала это, мне вдруг пришло в голову, что хотя мы и в самом деле, как сказала матушка, умерли и возродились потом в совершенно ином обличье, человеку, наверное, всё же не дано воскреснуть, как Иисусу Христу. Вот и сама матушка, что бы она там ни говорила, всё-таки вскрикнула, проглотив ложку супа, потому что в тот миг подумала вдруг о Наодзи. Мои старые раны тоже, наверное, ещё не скоро заживут окончательно.
Источник