За деревом было солнце идея

21 марта 2014 г. постоянному автору газеты «Русский инвалид» — Ирине Евгеньевне Ракше — в торжественной обстановке в Центральном доме литераторов вручили премию «Писатель года — 2013» и статуэтку «Серебряное перо».

Редакция нашей газеты поздравляет Ирину Евгеньевну и публикует ее рассказ «За деревом было солнце».

В коридоре детского дома творилось что-то необычное. Уже знакомо пахло картофельным супом, и дежурных уже отправили помогать, но в столовую никто не спешил. Ребята толкались совсем в другом конце коридора, обычно пустующем, у застекленной двери с табличкой «Директор».

Все липли к стеклу, и хотя оно было матовое, но кое-что различить было можно. Вокруг стоял приглушенный, тревожный гул.

В столовой дежурные звенели кружками, быстро раскладывали по куску хлеба с кубиком масла и тоже готовы были сорваться, когда в «директорском» конце коридора произошло оживление и кто-то крикнул:

— Алика позовите! Из пятой группы. Татьяна велела! Это к нему приехали!

Татьяной звали директрису Татьяну Ивановну.

Дежурный мальчишка с ложками в руках выскочил из столовой и закричал:

— Он еще на пруду! На пруду он!

— Не-е! — отвечали ему. — Он в слесарной. Я сам видел, — и чьи-то башмаки затопали к выходу.

А в директорском кабинете у стола, аккуратно застланного зеленой бумагой, сидели двое: маленькая стриженая директриса, похожая на девочку в своем шевиотовом, великом в плечах жакете, и молодой морской капитан. Впрочем, молодым он только казался из-за белых, седых волос, прядями падавших на лоб. Правый пустой рукав его был забит в карман. А на коленях он пристроил морскую фуражку с «крабом». Выцветшую морскую фуражку.

— Этого мальчика вывезли из Одессы, — тихим голосом говорила женщина. — К нам он поступил в сорок третьем. Это была моя первая партия. Документов с ними не было. Никаких документов, — она говорила медленнои как-то напевно. — Ни имени, ни фамилии он не помнил. Маленький был, а возможно, пережил шок. Бомбежки, эвакуация, знаете. Назвали мы его сами — Аликом. Это я его назвала и фамилию дала свою. Наши сотрудники тогда многим свои фамилии давали. Тут у нас все теперь Растворовы да Глазковы, — и невесело улыбнулась. — Так что, как видите, просто семейственность.

В руках она крутила чернильницу-непроливайку, и пальцы ее правой руки были в чернильных пятнах. Она помолчала и вдруг, покраснев, тихо спросила:

— А в войну вы не на Черноморском флоте служили?

— Нет. Я на Северном был. Всю войну на Северном. На спасателе. Пока нас не затопили. А что, похоже, что с юга?

— Нет, у меня отец там погиб в сорок третьем.

За окном густой тополь трепал по ветру листву, закрывая весь двор, подсобные детдомовские постройки, сараи.

— Он трудный, конечно, мальчик, — заговорила она серьезно. — Замкнутый, молчун, весь в себе, но удивительно честный, правдивый. Он стал бы хорошим сыном. За него я ручаюсь, — видно, очень дорог был ей этот Алик.

— Конечно, конечно, — кивнул капитан. — Я познакомлюсь с ним, но все же. понимаете, мне хотелось бы девочку. У меня ведь дочка была. В блокаду погибла. И жена погибла, и мать, — сказал он это спокойно и даже как-то устало. — Я коренной питерец, а вот вернулся и не мог дома жить. Не мог, знаете, двором своим проходить, особенно если дети играют. Скакалки там разные, классики. По лестнице не мог подниматься. Голоса слышал. А в квартире и вовсе. — Он поправил фуражку на колене. — Потому и уехал подальше от памяти. У вас вот осел, сухопутным стал, — усмехнулся. — Как сказал бы мой бывший старпом: «Осел в глубоком тылу». Веселый был человек мой старпом.

Она поставила чернильницу:

— Так что я вам советую, очень советую этого мальчика. Можно, конечно, и девочку. Но вы познакомьтесь сперва с детьми. Выберите.

В дверь постучали. За стеклом были видны расплющенные носы, размытые детские лица. Дверь тихо открылась, и мальчик лет шести-семи вошел в комнату. Наголо остриженный, в девчачьей кофте, с быстрым, настороженным взглядом. От скорого бега он запыхался и теперь сдерживал дыхание.

— Здрасьте, — выдохнул он и уставился в пол. Конечно, он уже понял и увидел все, но боялся смотреть.

— Подойди, подойди сюда, Алик, — позвала директриса.

Мальчик шагнул к столу, не глядя на гостя, но всем своим существом чувствуя его присутствие, его взгляд. За дверью притихли, уткнулись лбами в стекло, перестали дышать.

— Ну, чего там видно? — приставали задние.

— К столу подошел. стоит, — комментировал кто-то.

— А я бы сразу отца узнал. Я бы сразу.

— А может, это и не отец совсем. Вон Глазкова вовсе чужие взяли.

Кто-то шмыгнул носом:

— А я бы такого взял в отцы. Ну и пусть без руки. Подумаешь. Я бы сам все делал.

Капитан не знал, как лучше начать разговор, спросил неуверенно:

— Так из какого ты города, Алик?

Тот тихо ответил:

— Не знаю. Там море было.

— А улицу помнишь? — спросил капитан, но тут же пожалел, что спросил.

Мальчик замер, лицо стало бледнеть. Ему хотелось вспомнить как можно больше. Ведь от этого зависело все. Может, вся его жизнь. Но улицу. нет, улицу он не помнил, и врать он не мог.

Капитан не знал, как и о чем говорить, как помочь малышу, и взглянул на женщину, ища поддержки. Но тут Алик тихо, отчетливо произнес:

— Я помню, как мы ходили с тобой по песку у самой воды.

Стало так тихо, что слышен был шепот ребят за дверью, шелест листвы за окном.

Волнуясь, женщина мягко спросила:

— А что ты помнишь еще?

— А еще я помню коня. — Он не смел поднять глаз на гостя. — Красного коня. Ты принес мне такого. красного.

Замолчал, мучительно вспоминая что-то еще. Напряженье было так велико, что ладошки рук его взмокли. Но он вспомнил! Вспомнил и поднял на человека счастливый взгляд, сказал на одном дыхании:

— Еще я помню, за окном у нас росло дерево. Такое большое зеленое дерево. Оно шумело. шумело. — Он рад был точности воспоминания. Для него это было так важно. И теперь. теперь он только ждал, когда же гость, наконец, откроется, признается, кто он.

И взволнованный капитан, глядя в его маленькое веснушчатое лицо, серьезно сказал:

— Ты прав. Под окном у нас росло дерево, — и улыбнулся. — А за этим деревом было что?

И мальчик, не отрывая от него счастливого взгляда, громко сказал:

— Небо. Солнце? — Он был счастлив, но еще не смел сделать шага к этому долгожданному человеку.

А капитан вдохновенно спрашивал:

— А помнишь, как я учил тебя плавать?

И тут мальчик замер растерянно. Опять стало слышно, как в коридоре толкаются дети.

— Не помню, — прошептал он испуганно. Для него все теперь рушилось. Рушилось, может быть, навсегда. Но капитан взял его за худое плечико, повернул к себе и крепко встряхнул:

— Ну а песню? Ты же помнишь песню, какую мы пели с тобой?

Алик неуверенно поднял глаза:

— «Орленок, орленок, взлети выше солнца»?

И капитан ответил взволнованно:

— «И степи с высот огляди. »

Лицо мальчика стало светлеть, он поверил в чудо. И вдруг, отстраняясь, тоненько затянул:

— «Навеки умолкли веселые хлопцы, в живых я остался один. »

Капитан, держа его за плечо большой ладонью, поддерживал низким, уверенным голосом:

— «Орленок, орленок, мой верный товарищ, ты видишь, что я уцелел. Лети на станицу, родимой расскажешь, как сына вели на расстрел».

Теперь уже два голоса, неумелый мальчишеский и хрипловатый мужской, на удивление всем, звучали из кабинета директора детского дома. А сама она, маленькая, стриженая, в великом в плечах шевиотовом пиджаке, не в силах смотреть на это, ушла к окну и смотрела теперь сквозь слезы на расплывающееся зеленое дерево за стеклом, на трепещущие на ветру листья.

— Он узнал его, — горячо сказал мальчик за дверью.

— Я бы тоже сразу отца узнала.

Притихшие дети неслышно расходились по коридору и, конечно, думали, что их тоже когда-то отыщут, что за ними однажды тоже придет отец и, может быть, тоже окажется капитаном.

Источник

Рецензии на произведение «За деревом было солнце»

Ирина,добрый день. Прочитала ваш рассказ, тронуло до глубины души. Описание детдома напомнили годы интерната — запах картофельного супа, хлеб с кусочками сливочного масла, описание детишек.
Это было,кажется, недавно.Память не отпускает. Спасибо за жизненный рассказ.
Мира вам и Божьего Благославения.
С уважением, Людмила.

И ложь бывает во спасение.

Спасибо, Ирина! Ваш рассказ прекрасен!!

Уважаемая Галина. Мне очень дороги Ваши слова. И они сейчас особенно важны, когда внезапно от инсульта (аневризма)скончалась моя дочь-художница Анечка. Упала прямо у мольберта, заканчивая картину. Теперь она на Ваганьково, рядом со своим папой, моим Юрочкой, на Аллее художников. См.о Юре Ракше в Прозе ру — «Сотри случайные черты» или «Ушла в солнечный день». Желаю Вам здоровья и творческой жажды.
Сердечно — Ирина РакшА.

Я,как никто, понимаю Вас, Ирина.
Три года назад я похоронила свою дочь, Олечку. И во мне, наверное, до конца моих дней поселилось страшное чувство высшей несправедливости: я живу, а её нет.

Хорошо на душе у меня стало. Спасибо! С уважением,

Господи, что тут можно сказать. Пришлось сначала успокоиться. Нет, сначала выплакаться. Потом успокоиться. И написать спасибо. Потому, что слова могут убить, а могут оживить. У Вас живительные слова. Так прочувствовать маленького ребёнка. Чтобы сердце упало, но не разбилось, а возликовало и вознеслось с душой.
Простите, если сумбурно. Общаться тут я только учусь.
С уважением Эль Ка.

Как замечательно!
От души благодарю.
С праздником наступающим!

до слёз. Спасибо Вам!

понравилось,искренно и трогательно.

Спасибо за душевный, очень трогательный рассказ. Как жизненно написано, ведь так и было в жизни!

И ещё, хочу поздравить Вас, уважаемая Ирина Евгеньевна, с большим весенним праздником.Радости Вам , счастья и здоровья, ну и конечно, вдохновения! Л.

Спасибо,Ирина Евгеньевна.Слезу прошибло от радости за них.

Саша, спасибо за теплое Слово!
И.Р.

Растрогало,до слез.Удивительные рассказы.Не все так задевают.Спасибо,за душевность.Давно не читал подобного,есть другие глубокие
женщины-писательницы,но у них таких сострадательных строчек не получается.

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Источник

Ирина РАКША. ЗА ДЕРЕВОМ БЫЛО СОЛНЦЕ. Рассказ

Ирина РАКША

ЗА ДЕРЕВОМ БЫЛО СОЛНЦЕ

Детям — жертвам всех войн — посвящается

Все липли к стеклу, и хотя оно было матовое, но кое-что различить было можно. Вокруг стоял приглушенный тревожный гул.

В столовой дежурные звенели кружками, быстро раскладывали по куску хлеба с кубиком масла на каждом, и тоже готовы были сорваться, когда в «директорском» конце коридора произошло оживление и кто-то крикнул:

— Алика позовите! Из пятой группы. Татьяна велела! Это к нему приехали!

Татьяной звали директрису Татьяну Ивановну.

Дежурный мальчишка с ложками в руках выскочил из столовой и закричал:

— Он еще на пруду! На пруду он!

— Не-е! — отвечали ему. — Он в слесарной. Я сам видел, — и чьи-то башмаки затопали к выходу.

А в директорском кабинете у стола, аккуратно застланного зеленой бумагой, сидели двое: маленькая стриженая директриса, похожая на девочку в своем шевиотовом, великом в плечах жакете, и молодой морской капитан. Впрочем, молодым он только казался из-за белых седых волос, прядями падавших на лоб. Правый, пустой рукав его был забит в карман. А на коленях он пристроил морскую фуражку с «крабом». Выцветшую морскую фуражку.

— Этого мальчика вывезли из Одессы, — тихим голосом говорила женщина. — К нам он поступил в сорок третьем. Это была моя первая партия. Документов с ними не было. Никаких документов, — она говорила медленно и как-то напевно. — Ни имени, ни фамилии он не помнил. Маленький был, а возможно, пережил шоки. Бомбежки, эвакуация, знаете. Назвали мы его сами — Аликом. Это я его назвала и фамилию дала свою. Наши сотрудники тогда многим свои фамилии давали. Тут у нас все теперь Растворовы да Глазковы, — и невесело улыбнулась. — Так что, как видите, просто семейственность. — В руках она крутила чернильницу-непроливайку, и пальцы ее правой руки были в чернильных пятнах. Она помолчала и вдруг, покраснев, тихо спросила: — А вы не на Черноморском флоте служили?

— Нет. Я на Северном был. На спасателе. Пока нас не затопили. А что, похоже, что с юга?

— Нет, у меня отец там погиб в сорок третьем.

За окном густой тополь трепал по ветру листву, закрывая весь двор, подсобные детдомовские постройки, сараи.

Она поставила чернильницу:

— Здрасьте! — выдохнул он и уставился в пол. Конечно, он уже понял и увидел все, но боялся смотреть.

— Подойди, подойди сюда, Алик, — позвала директриса.

Мальчик шагнул к столу, не глядя на гостя, но всем своим существом чувствуя его присутствие, его взгляд.

За дверью притихли, уткнулись лбами в стекло, перестали дышать.

— Ну, чего там видно? — приставали задние.

— К столу подошел. стоит, — комментировал кто-то.

— А я бы сразу отца узнал. Я бы сразу.

— А может, это и не отец совсем. Вон Глазкова вовсе чужие взяли.

Кто-то шмыгнул носом:

— А я бы такого взял в отцы. Ну и пусть без руки. Подумаешь. Я бы сам все делал.

Капитан не знал, как лучше начать разговор, спросил неуверенно:

— Так из какого ты города, Алик?

Тот тихо ответил:

— Не знаю. Там море было.

— А улицу помнишь? — спросил капитан, но тут же пожалел, что спросил.

— Я помню, как мы ходили с тобой по песку у самой воды.

Стало так тихо, что слышен был шепот ребят за дверью, шелест листвы за окном.

Волнуясь, женщина мягко спросила:

— А что ты помнишь еще?

— А еще я помню коня. — Он не смел поднять глаз на гостя. — Красного коня. Ты принес мне такого. красного.

— Еще я помню, за окном у нас росло дерево. Такое большое зеленое дерево. Оно шумело. шумело. — Он рад был точности воспоминания. Для него это было так важно. И теперь. теперь он только ждал, когда же гость наконец откроется, признается, кто он.

И взволнованный капитан, глядя в его маленькое веснушчатое лицо, серьезно сказал:

— Ты прав. Под окном у нас росло дерево, — и улыбнулся. — А за этим деревом было что?

И мальчик, не отрывая от него счастливого взгляда, громко сказал:

— Небо. Солнце? — Он был счастлив, но еще не смел сделать шага к этому долгожданному человеку.

А капитан вдохновенно спрашивал:

— А помнишь, как я учил тебя плавать?

И мальчик замер растерянно. Опять стало слышно, как в коридоре толкаются дети.

— Не помню, — прошептал он испуганно. Для него все теперь рушилось. Рушилось, может быть, навсегда.

Но капитан взял его за худое плечико, повернул к себе и крепко встряхнул:

— Ну а песню? Ты же помнишь песню, какую мы пели с тобой?

Алик неуверенно поднял глаза:

— «Орленок, орленок, взлети выше солнца»?

И капитан ответил взволнованно:

— «И степи с высот огляди. ».

Лицо мальчика стало светлеть, он поверил в чудо. И вдруг, отстраняясь, тоненько затянул:

— «Навеки умолкли веселые хлопцы, В живых я остался один. ».

Капитан, держа его за плечо большой ладонью, поддерживал низким, уверенным голосом:

— Он узнал его, — горячо сказал мальчик за дверью.

— Я бы тоже сразу отца узнала.

Источник