Фото рассвета
Для каждого фотохудожника время перед восходом солнца – настоящий экзамен, своего рода тест на профессионализм. Очень важно не пропустить драгоценные минуты, когда солнечный диск еще не показался на горизонте, а заявил о себе лишь легким заревом в кромешной темноте. Выбрав правильный ракурс и интересный объект удается получить поистине завораживающие снимки, восхищающие своей загадочной красотой. Однако фотографу приходится потрудиться, ведь среди десятков тысяч фото рассвета только избранные кадры заслуживают вашего внимания.
Рассвет на озере Байкал зимой. 
Предрассветные минуты – особое время, когда тьма неумолимо отступает и зарождается новый день, а каким он будет, наши предки умели предсказывать по первым лучам восходящего солнца. Если над горизонтом показался белый солнечный диск, погода днем будет ясной, красное солнце – к дождю и ненастью.
Снимать рассвет природы – само по себе несказанное удовольствие. Равнины, луга и поля в обильной росе всего несколько минут переливаются волшебными красками, настолько чистыми и яркими, что сердце фотохудожника замирает в предвкушении потрясающе красивых фотографий рассвета, которыми хочется поделиться со всем миром.
Природа нашей планеты поражает своим разнообразием и для настоящего мастера фотосъемки не существует предела мечтаний. Нередко захватывающее хобби становится одержимостью и профессиональные фотографы отправляются в путешествия, открывая новые ландшафты для создания истинных шедевров. Ведь многие рассветы похожи, как близнецы, а получить уникальный кадр позволяет правильный выбор объекта фотосъемки, где восход солнца будет неизменным фоном.
Изумительной красоты фото рассвета получаются в горах: на Алтае и Кавказе, в Бернских и Доломитовых Альпах, на западе Канады, в Карпатах, Пиренеях и многих других уголках Земли. Дух захватывает от осознания того, что наши древние предки любовались величественными хребтами и горными вершинами, прорезанными яркими лучами восходящего солнца.
Рассвет над водной гладью – зрелище невероятной красоты, несколько секунд и кажется, что сама природа вдруг вдохнула жизнь в таинственное зеркало, заигравшее всеми цветами радуги в лучах восходящего солнца. Просыпаются реки и озера, окруженные лесами и отвесными скалами, бескрайние моря и океаны, но только на рассвете создается впечатление, что ночью солнце отдыхало в их глубоких пучинах.
Создавать потрясающей красоты фото рассвета способны только настоящие мастера, влюбленные в природу во всех ее удивительных проявлениях. За каждым снимком природы, невероятно красивой в предрассветный час скрывается своя история, неизменным атрибутом которой становятся теплая одежда, термос с горячим кофе, верная аппаратура, талант и терпение.
Источник
Сказочный рассвет (65 фото)
Нет ничего удивительнее и притягательнее рассвета.
Представляем вашему вниманию подборку фото рассвета.
Солнце восходит над планетой
Рассвет отразился в реке
Поэты восхищались рассветом
И продолжают восхищаться
В самом сердце гор
Лучики солнца светят сквозь кроны деревьев
В засушливой степи
Хорошо в деревне летом на рассвете
Во многих культурах, люди поклоняются рассвету и его символам
Солнце — символ жизни
Необыкновенное небо на рассвете
Солнце встает из-за туч
С восходом солнца мир просыпается
Чайка на рассвете
Моряки ждут рассвета
Утренняя роса на рассвете
Туман на болоте
Таинственный лес и рассвет
Солнце восходит над храмом
Блики от солнца
Только начало светать
Еще немного и пропоет петух
Возвестив весь мир о начале нового дня
Люди проснутся и пойдут по своим делам
Рассвет — это уникальное явление
В переносном смысле рассветом называют начало чего-либо или же новое начинание
Многие художники посвящали свои картины рассвету
Наиболее известная картина рассвета американского художника Максфилда Пэрриша
Источник
Восход Солнца над лесом
Дубликаты не найдены
Солнечный полдень
Терапия прекрасным
Каждый закат красив по-своему
Безмятежность майского утра
Мыс Казантип, уединённая бухточка, май 2019, 5 утра. Солнце выглядывает из моря.
Смотрю на эти фотки, и сразу хочется опять рвануть куда-нибудь!
Утро в парке
Восход солнца
Потрясающие пейзажи
Только ради этих видов встаю в 5 часов утра встретить рассвет 🌝
Келколовский карьер
Утро в деревне
Собакен срочно разбудил в шесть утра, чтобы я сделал эти кадры.
Всем хороших выходных, тёплого весеннего солнца и мокрой травы.
Снято на honor 10
Февраль 2020 года, Санкт-Петербург
Фото было сделано в 9 утра, телефон Meizu 16
Восход
Луч солнца золотого
Солнце над Храмом Солнца (треугольный огромный камень, точно против которого восходит солнце)
Словно голова древней статуи в крылатом шлеме или окаменевшее неведомое существо смотрит на мир с высоты
У ворот Очарования. Ворота очарования — это проход между двумя живописными скалами (слева).
Всем Доброго и Солнечного Утра!
Утро — огонь!
Середина апреля, озеро Изменчивое, Сахалин
Дорогу, Весна идёт
Утреннее фото
Место — крыльцо урологии Витебской областной клинической больницы
Снято на камеру яблока 11, тапками не кидать за это)
Фото моё, тег моё
Морозный шашлык в — 15
Чёрный ручей
— Черный ручей глубже океана! — кричит Бубновая дама, хватая меня за рукав куртки.
Шапка у нее съехала набок, рваное пальтишко распахнулось, обнажая дряблую шею и выцветшую футболку. Отечное, насквозь пропитое лицо не оставляет возможности определить, сколько Даме лет. Наверное, где-то между сорока и шестьюдесятью. Не отпуская мою руку, она повторяет, на этот раз шепотом:
— Черный ручей глубже океана. Черный ручей глубже всего.
Лицо обдает запахом кислятины и перегара. Брезгливо скривившись, я вырываюсь и прибавляю шаг. Пальцы машинально сжимают ладонь изумленной Тани, не устающей раз за разом оглядываться. Другие прохожие, завидев Даму, обходят широкой дугой, и я мысленно корю себя, что не поступил также.
Тут же забыв обо всем на свете, я останавливаюсь и оборачиваюсь. Обрадованная, что удалось привлечь чье-то внимание, Бубновая дама часто кивает:
— Черный ручей снова течет! По городу ходят призраки.
Сбрасываю оцепенение и почти бегу, волоча за собой Таню как маленького ребенка. Пакет в другой руке болтается из стороны в сторону, гремя покупками и грозя порваться.
Уже в машине, когда нервно жму на газ, Таня пристегивается и наконец оправляется от удивления. Губы тут же растягиваются в ехидной улыбке:
Целую минуту пытаюсь придумать ответную шутку, но взбудораженный мозг все пережевывает и пережевывает услышанное на улице, не желая отвлекаться на что-то другое.
— Да нет, алкашка одна, местная сумасшедшая, — говорю наконец. — Давным-давно тут ошивается, все ее знают. Бубновая дама.
— А, лет десять назад бегала около училища и орала, что ей какой-то студент в бубен прописал. Так и прилипло.
Таня улавливает в моем голосе волнение и перестает улыбаться.
— А про что она говорила? Что за ручей?
Молчу, рассматривая ползущую впереди фуру. Мелькают по сторонам здания, мигают усталые светофоры.
— Ты что? — беспокоится Таня, не дождавшись ответа. — Сам не свой какой-то.
— Да блин, даже не знаю, как тут объяснить, — выдавливаю неубедительный смешок. — Если бы ты тоже в этом городе всю жизнь жила, то понимала бы. Есть такая история, как бы городская легенда, про Черный ручей. Видела же заброшенный цех на окраине?
— Вот за цехом лес, а в лесу русло пересохшее. Говорят, там кучу лет назад бежала речушка. И вот там типа девка какая-то от безответной любви утопилась. И будто после этого речка почернела и уменьшилась, стала ручьем, а потом вообще пересохла.
Таня закатывает глаза, всеми силами излучая скептицизм:
— Ну и говорят, это душа той девки не смогла упокоиться и стала черной водой. Когда ее злоба накапливается, ручей снова появляется и ищет себе жертву.
— Такая дичь, — смеется Таня. — «Ручей ищет жертву». Типа такой ходит с топором по переулкам и ищет, да?
Кошусь на нее, не в силах сдержать раздражение:
— Ну Тань, это же образно. В легенде так говорится.
— Да, да, да. — Она поднимает руки, насмешливо капитулируя. — Как скажешь, только не кипятись так.
Глубоко дышу, пытаясь собраться с мыслями.
— Просто, знаешь, — говорю медленно. — Ни меня, ни друзей туда родители никогда не пускали. Во-первых, потому что очень далеко, а во-вторых… Когда я мелкий был, там, прямо в русле, нашли тело молодой женщины. То ли задушили ее там, то ли еще что. Вроде как с дыханием чего-то. Некоторые говорят, что захлебнулась, но при этом воды в легких не нашли. Но точно не сама умерла, убили. А кто убил — до сих пор не раскрыто.
Таня понимающе кивает с серьезным видом — поняла уже, что спорить бесполезно, вот и соглашается, чтобы поскорее закончить разговор.
— В общем, у нас все верят в эту историю, — подытоживаю. — И с детства мечтают увидеть, как течет Черный ручей.
Она отворачивается, делая вид, что читает вывески снаружи.
После ужина Таня нежится на диване в гостиной, а я мотаюсь из угла в угол, собирая разбросанные вещи и наводя порядок. По каждой мышце в теле будто бегают электрические разряды, в висках бесконечно пульсирует. Чувствую себя ребенком, получившим большую яркую коробку с бантом. Руки так и чешутся.
— Да оставь, — говорит Таня. — Завтра выходной, я сама займусь.
Стиснув зубы, подхожу к окну. По небу ползут редкие облака, жизнерадостное мартовское солнце клонится к закату. Где-то там, за серыми многоэтажками, торговыми центрами и офисными строениями разваливается старый цех, а за цехом деревья, а за ними…
— В общем, я съезжу, посмотрю, — говорю, уходя в спальню за джинсами.
— Куда? — растерянно спрашивает Таня.
— На русло, — кричу в ответ.
Когда, одетый, возвращаюсь в гостиную, она уже набычилась:
— На какое еще русло? С ума сошел, что ли?
— Да интересно так, прям не могу, — изображаю беззаботную улыбку, все сильнее чувствуя себя ребенком. — Я быстро, туда и обратно.
— Саш, тебе какая-то бомжиха ерунды наговорила, а ты места себе не находишь. Нельзя же так.
— А вдруг не ерунда? Возможно, правда что-то видела, не может же быть, чтобы она на пустом месте стала такое говорить. Должен быть какой-то повод. А я все детство хотел на этот ручей посмотреть.
— Детство — это детство, а тебе через два года уже тридцатник стукнет. Надо о чем-то существенном думать.
— Вот съезжу, а потом буду думать о существенном. Все равно сейчас делать нечего.
Таня поджимает губы:
— Так и скажи, что к шлюхам своим собрался.
— Поехали со мной, если не веришь, — хмыкаю. — За час-полтора управимся.
Она с сомнением глядит на исходящую паром кружку кофе в руках, на укрытые пушистым пледом ноги, на телевизор, где вот-вот начнется любимое шоу. Закатывает глаза:
— Едь уже. Если через полтора часа не вернешься, я тебя выслежу и закопаю.
Всю дорогу до цеха я борюсь с желанием вдавить педаль газа в пол и мчаться, игнорируя правила дорожного движения. Даже странно, какой ворох воспоминаний и эмоций могут воскресить случайные слова сумасшедшей с улицы. Сколько сказок и домыслов о Черном ручье ходило среди дворовой шпаны, сколько пацанов врали, что были там и собственными глазами видели, как он течет. Моя полубезумная бабушка, уча правильно переходить дорогу и не совать пальцы в розетку, в список правил безопасности часто включала «не ходи на Черный ручей». По мере взросления это стало забываться и блекнуть. А когда родительский поводок ослаб, предоставляя возможность вырваться и увидеть все самому, было уже не до этого: школьный выпускной, студенчество, сессии, первая работа. Много лет я не вспоминал о Черном ручье и, наверное, еще много лет не вспомнил бы, не попадись сегодня на пути Бубновая дама.
Недалеко от заброшки глушу мотор — дальше можно только пешком. Воздух здесь свежее и прохладнее, чем в городе, особенно когда со всех сторон обступают деревья. Слышно птичий щебет и взволнованный шепот крон в вышине, но все звуки мгновенно отступают на второй план, когда ушей касается далекий плеск. С участившимся сердцебиением я ускоряю шаг, то и дело спотыкаясь о спрятанные в лесном настиле корни и ветки.
Успеваю взмокнуть и запыхаться, когда деревья наконец расступаются, неохотно открывая Черный ручей. Замираю на месте, разинув рот. Вода, черная как нефть, бодро журчит по широкому руслу, ловя закатный свет и дробя его на множество бликов. Долгую минуту не нахожу сил сдвинуться с места, а потом все же ступаю вперед, готовый в любой момент спасаться бегством. В голове мечется только одна мысль: «я видел, как течет Черный ручей, я видел, как течет Черный ручей, я видел, как течет Черный ручей». Нутро распирает от желания кричать об этом всем, прямо сейчас обзванивать пацанов со двора. И пусть все давно выросли и разъехались кто куда, они должны знать.
Никто не поверит, если не показать. Выуживаю из кармана мобильник и включаю запись видео. Снимаю все, тщательно подбирая ракурсы и стараясь захватить любую незначительную деталь. Кто знает, может, при просмотре выявится что-нибудь новое.
Записав, убираю телефон и наклоняюсь, чтобы подобрать ветку. Она входит в воду, пружиня под напором течения, и выходит целая и невредимая. Подношу к носу — ничем не пахнет.
Непонятное манящее ощущение овладевает душой, словно кто-то настойчиво тянет за локоть, обещая показать что-то интересное. Мысли путаются, мозги застилает туман. Страх не выдерживает напора любопытства и неохотно отступает. Отбросив ветку, я присаживаюсь и опускаю руку в воду. Солнце скрывается за горизонтом, сумерки неторопливо опадают на лес.
Вода теплая как кровь. Водоросли обвивают ладонь, пальцы перебирают маленькие гладкие камешки, все дно ими усеяно. Хмурюсь: какие-то они неправильные. Зачерпнув горстью, вытаскиваю наружу и вскрикиваю — это не водоросли и камни, а черные волосы и вырванные зубы. Пячусь назад, тряся рукой как сумасшедший, чтобы сбросить прилипшие волоски. Тьма сгущается слишком быстро, журчание становится нестерпимо громким. Видно, как ускоряется течение, высоко подпрыгивают черные всплески, будто ручей тянет ко мне руки, силясь дотянуться.
Поднимаю голову к потемневшему небу и бегу прочь, не разбирая дороги и налетая на деревья.
Таня глядит с дивана округлившимися глазами:
— Ну у тебя и видок.
Сбрасываю куртку и тороплюсь в ванную. Открыв кран на полную, сую руку под струю и остервенело намыливаю. Густая пена взлетает хлопьями, зеркало отражает мое лицо — бледная кожа, перекошенный рот, безумный взгляд. Сплюнув, стягиваю одежду и забираюсь в ванну. Чудится, будто по телу расползается ядовитая чернота, просачиваясь сквозь поры внутрь.
— Ты что? — спрашивает Таня, когда подставляю голову под душ.
Застыла в дверном проеме, пальцы нервно теребят пояс халата.
— Там, — говорю. — Достань телефон в куртке, там видео. Я все снял.
Она уходит, а я делаю воду погорячее и мылюсь, мылюсь, мылюсь. Волнение постепенно ослабевает, сердце переходит с галопа в обычный ритм. Я дома, здесь чисто, тепло и безопасно. Нельзя быть таким опрометчивым. Сунуть руку в Черный ручей — ну и дебил же. Надо же было додуматься.
Таня возвращается, еще более растерянная.
— Это? — спрашивает, тряся телефоном. На дисплее сменяют друг друга картинки.
— Да, — киваю. — Как тебе? Права была Бубновая дама.
Она косится на экран, потом на меня:
— Точно это? Тут нет других видео.
Закрутив краны, забираю у нее телефон. На видео все, что я снимал — лес, деревья, голые кусты. Только вместо Черного ручья пересохшее русло, забитое желто-коричневым прошлогодним бурьяном. Весь его вид говорит, что если тут и текла и когда-то вода, те времена давным-давно миновали.
— Да что за бред, — тяну еле слышно. — Я же только что его видел!
— Черный ручей! Самый настоящий, понимаешь? Там черная вода, а на дне волосы и зубы, прикинь! Я это все своими руками трогал, все настоящее! Ты веришь?
Глядя на меня с тревогой, Таня произносит успокаивающим тоном:
— Я тебе сейчас чай крепкий заварю, ладно? Попьешь и подумаешь, может, что-то показалось. Не так понял что-то, вот и все. Я сейчас.
Она уходит, а я молча пялюсь в погасший дисплей.
На часах половина третьего ночи, а я раз за разом прокручиваю снятое видео. Даже разобрал по кадрам с помощью встроенного редактора — результат тот же: всего лишь пересохшее русло посреди редкого леска. Совсем ничего интересного. В голове будто трутся друг о друга детали из разных наборов конструктора, неспособные соединиться. Это все слишком непонятно.
Тошнота сжимает горло, и я тихонько, чтобы не разбудить Таню, крадусь в ванную. Щелкает выключатель, вспыхивает свет, из зеркала смотрит мое щурящееся отражение. Прикрыв дверь, непонимающе разглядываю ладони — подушечки пальцев сморщились, как бывает, если провести много времени в бассейне. Не успев толком удивиться, я чувствую, что из ноздри по губам бежит горячая струйка крови. Зажимаю нос и склоняюсь над раковиной, широко распахивая глаза: капли, разбивающиеся о белоснежную фаянсовую поверхность, совсем не красные.
— Черт, — шепчу, убирая руку.
Черная вода течет из обеих ноздрей. Тошнота набирает силу, сильный спазм скручивает нутро, а потом струя той же черной воды бьет изо рта в раковину, забрызгивая все вокруг. Одна за другой рвотные потуги исторгают из меня чернь, и она закручивается спиралью, уходя в сливное отверстие. Так продолжается больше минуты, а потом, когда я почти успеваю задохнуться, тошнота отступает, и воздух заполняет легкие. Откашливаясь, я вытираю лицо сгибом локтя и рассматриваю себя в зеркале — покрасневший, перекошенный, с выступившими слезами, тоже совершенно черными.
— Ты там нормально? — раздается снаружи сонный голос Тани.
— Д-да, — выдавливаю, хватая полотенце. — Живот что-то прихватило, не заходи.
Слышно, как она возвращается в спальню, бубня что-то под нос. Отдышавшись, я утираюсь и достаю из-под ванны тряпку. Надо навести чистоту — что бы это все ни значило, Тане лучше не видеть.
Когда за окном светает, я, ни на секунду не сомкнувший глаз, вру Тане, что надо съездить на работу.
Она косится с подозрением:
— Да там косяки поправить надо, всплыло неожиданно, — изо всех сил делаю раздраженный вид. — Шеф написал с утра, придется ехать.
Позже, сидя в машине, раз за разом бросаю взгляд на свое отражение в зеркало заднего вида. Кажется, будто в любой момент из глаз и ноздрей начнет сочиться черная вода. Сердце тяжело колотится где-то в горле, живот пульсирует ледяным комком. Ощущение чего-то серьезного и непоправимого лежит на плечах каменной плитой. Наверное, именно так чувствует себя человек, укушенный смертельно ядовитой змеей.
Мелькающие строения, дорожные знаки, серое утреннее небо — все как в тумане, взгляд не задерживается ни на одной детали, собственное хриплое дыхание перекрывает остальные звуки. Двигаюсь как на автопилоте, почти себя не контролируя.
Немного опомниться получается только в лесу за цехом, когда цепляю кроссовкой валяющуюся ветку и с размаху падаю на землю. Боль впивается в ладони и локти, запах хвои и прелой листвы бьет в нос. Крепко зажмуриваюсь и глубоко дышу, заставляя себя немного успокоиться, а потом принимаю сидячее положение. Лесной воздух холодит взмокшую шею, уши едва улавливают безмятежный говор голых крон. Поднимаю руки к лицу и разглядываю царапины с проступившими капельками черной крови. Волнение вспыхивает в груди, но я не позволяю ему разрастись. Нельзя паниковать, это не поможет.
Поднимаюсь. Надо понять все, разобраться и найти способ вернуть как было.
Осторожно передвигаясь на неверных ногах, я пытаюсь вспомнить все, что когда-либо слышал об этом. Если подумать, не так уж много: легенда про утопившуюся, злая душа, ставшая черной водой, появляющийся раз в несколько лет ручей. И бесконечное множество рассказов от якобы очевидцев. Всё. Никто никогда не говорил, что бывает с теми, кто увидит Черный ручей. Наверное, такие должны умирать, как та женщина, найденная в русле, но как именно — нет даже предположений.
Почти не удивляюсь, когда выхожу к пересохшему руслу. Ветер перебирает стебли мертвой травы, тут и там торчат корявые сломанные ветки. Ни единого намека на воду. Сжав зубы до скрипа, я прохожу по берегу несколько десятков шагов, будто ручей мог спрятаться где-то за деревьями, а потом сплевываю от злости и разворачиваюсь, чтобы возвращаться в машину.
После непродолжительных метаний по городу нахожу Бубновую даму в одном из привычных мест ее обитания — на площади при автовокзале. Забившись за газетный киоск, она сидит на земле, жадно кусая сомнительной свежести чебурек. Удивленно поднимает голову, когда останавливаюсь напротив.
Дама осматривает меня с ног до головы. По подбородку течет жир, в глазах только недоумение.
— Мы вчера виделись, — напоминаю. — Ты про Черный ручей сказала.
— А! — тут же выкрикивает она, вскакивая на ноги. — Ты меня услышал! Ты меня послушал?
— В смысле «послушал»?
— Ты сходил? Увидел? Прикоснулся?
Вид у нее как у нищего, нашедшего мешок золота — безумная беззубая улыбка, недоверчивый взгляд. Невольно отступив на шаг, я спрашиваю:
— Ты сама-то его видела?
— Видела-видела, — кивает. — Много лет назад. Я туда давно не хожу.
— Откуда тогда знаешь, что он снова течет?
— Я чувствую. Ты тоже будешь чувствовать, ты поймешь. Черный ручей привязывает к себе крепко.
Пока пытаюсь сообразить хоть что-нибудь, Дама кусает чебурек и невнятно бормочет, пережевывая:
— Не обижайся на меня. Тебе тоже захочется распространять проклятие. Захочется, чтобы таких, как мы, становилось больше. Никто другой не поймет.
Прохожие оглядываются на нас — наверное, задаются вопросом, о чем можно беседовать с Бубновой дамой, прячась за киоском. Надо поскорее закругляться.
— Расскажи, как это прекратить, — требую. — Как избавиться от. этой чертовщины?
Она звучно глотает и поднимает удивленный взгляд, будто я сказал нечто невыразимо глупое:
— Это никак не прекратить. От этого не убежать. Проклятие пропитывает все, въедается в самую душу так прочно, что не выдрать. Ты можешь только ускорить то, что все равно произойдет. Чтобы поменьше мучиться.
— Когда будет совсем невмоготу, вернись на Черный ручей и слейся с ним. Он в любом случае этого добьется, не сопротивляйся. Не бойся, ты не умрешь. А вот сопротивляться — это хуже смерти.
Какой-то бессвязный бред. Впрочем, на что еще можно рассчитывать, разговаривая с сумасшедшей.
Когда ухожу, Бубновая дама кричит в спину:
Всю следующую неделю меня будто затягивают зыбучие пески. Безнадежно подавленный, я перелопачиваю информацию в интернете, но там ничего толкового. Никто не делится историями из жизни о том, что кровь почернела или о том, что по ночам рвет черной водой. Никто не жалуется, что каждое утро на наволочке черные пятна, что такие же пятна появляются на одежде и нижнем белье. Такого никогда ни с кем не случалось. А если и случалось, никто не делился этим на форумах и не подсказывал, как вернуться к нормальной жизни. Куда ни сунься — тупик.
Оплатив на одном из медицинских сайтов анонимную онлайн-консультацию, я подробно описываю все, но врач не верит. Он говорит, это невозможно. Говорит, за его сорокалетнюю практику ничего подобного никогда не случалось. Говорит, мне надо явиться в клинику на осмотр и сдать все анализы. Тут же отметаю такой вариант: во-первых, пугает смутная перспектива быть отданным на опыты, а во-вторых, все равно понятно, что никакие врачи с этим не справятся. Здесь совсем другая плоскость.
Медиумы, экстрасенсы, гадалки — это безграничное болото сайтов с уродливым дизайном, мельтешащие звезды и чародейские шляпы, простыни купленных восторженных отзывов. Морщась от отвращения, я закрываю одну вкладку за другой, все же не переставая надеяться, что найдется доморощенный колдун-самородок, способный на чудо.
Покопавшись в городских пабликах и изучив рекомендации, я выбираю бабульку, живущую в частном секторе. Если верить комментам, она исцеляет картавость, плоскостопие и диабет в одно мгновение, и нет такого недуга, что был бы ей неподвластен. Она встречает меня в засаленном халате на пороге пропахшего выпечкой дома и, не успев толком выслушать, принимается нашептывать, энергично размахивая руками. Когда из моего носа течет черная вода, опытная знахарка вопит от ужаса. Обозвав дьявольским выродком, она выталкивает меня прочь и бормочет про Отче и Царствие.
Таня, от которой пока чудом удается скрывать перепачканные наволочки и ночные приступы рвоты, без труда замечает перемены в настроении.
— Не приболел? — спрашивает, ставя на стол тарелку с супом. — Ты с каждым днем все мрачнее и мрачнее.
— Работа, — отвечаю. — Дел навалом, устаю как пес.
У любой еды теперь привкус тлена, даже свежевыжатые соки отдают тухлятиной. Всюду преследуют запахи гнили и плесени. Поначалу я раз за разом проверял положенный в сумку обед и ведро под раковиной, но потом смирился. Ощущение, что тело гниет живьем, стало казаться почти естественным.
Чернь пропитала не только плоть, но и душу. Самая моя суть стала черной. Из эмоций остались только страх, злоба и тоска. Из мыслей — только «хочу, чтобы все закончилось». На работе, в магазинах, на улице я разглядываю окружающих, живущих полноценной беззаботной жизнью, и бесконечно завидую. С трудом верится, что сам был таким совсем недавно и даже не думал, что это нужно ценить.
К концу второй недели с трудом убеждаю себя, что с этим можно жить. Подумаешь — черная кровь. Человек способен привыкнуть к чему угодно, и это еще не худший вариант. Я сильный, я справлюсь.
А потом зеркало показывает, что белки в уголках глаз постепенно чернеют. И кожа под ногтями, и язык. Мозг будто раздувается в черепе, заполняя все болью, и приходит обреченное осознание: Черный ручей зовет. Я теперь часть его, и должен с ним слиться. Это проклятие, от которого не убежать.
Поднявшись среди ночи, чмокаю на прощание спящую Таню в щеку, не в состоянии ощутить боль утраты — печаль и так не оставляет меня последние дни, ей некуда становиться сильнее. Я — ходячая скорбь, пульсирующая рваная рана.
Дорога вьется в свете фар машины, огни ночного города рассыпаются перед глазами разноцветными фейерверками. Время будто ускоряется, реальность мельтешит нечеткими кадрами: вот я сжимаю руль, вот паркуюсь недалеко от цеха, вот иду по лесу, светя под ноги фонариком на телефоне. Ночная тьма здесь такая же густая как та, что заполнила меня до самой макушки. Это умиротворяет.
Русло по-прежнему сухое. Когда спускаюсь на дно, колючки репейника цепляются за джинсы, сорные кусты царапают руки. Опускаюсь на колени и прислушиваюсь: тишина не по-лесному плотная. Ни единого звука.
— Я пришел. Я здесь.
Выключаю фонарик. Теперь совсем ничего не видно.
Земля легонько вздрагивает, будто неподалеку проехал большой грузовик. Хватаюсь за траву и с силой тяну, вырывая. Жесткие стебли впиваются в ладони, оставляя порезы.
— Я здесь, — шепчу, не переставая дергать. — Я здесь, я здесь. Где ты? Пусть все кончится.
Руки горят от боли, теплые струи крови сочатся по коже. Слышно, как густые капли падают на землю и впитываются, пробуждая что-то сильное. Ушей касается далекое журчание, тихий переливчатый плеск. Значит, ему нужна моя кровь.
Что есть силы кусаю себя за руку, из прокуса тут же выплескивается упругий поток. Кусаю снова, и другой бьет в лицо. Черный ручей изливается из ран, заполняя пересохшее русло. Он забирает меня, присоединяя к себе.
Вода поднимается, сильное течение прижимает меня к земле. Инстинктивно вдыхаю воду и уже не могу выдохнуть. Окружающая тьма разъедает как кислота, я перестаю существовать, растворяясь в ней. Где-то немыслимо далеко Таня уже не спит. Она плачет, кричит и ищет меня, но больше никогда не найдет.
Источник