* * * («Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы. «)
Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
Ах, тяжелые соты и нежные сети,
Легче камень поднять, чем имя твое повторить!
У меня остается одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом, и роза землею была.
В медленном водовороте тяжелые нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела!
Примечания
«Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы. » (с. 126). — Альм. «Ковчег». Феодосия, 1920, с. 15, с пометой: «Коктебель, март 1920»; сб. «Поэзия революционной Москвы» (под ред. И. Эренбурга). Берлин, Мысль, 1921, с. 75, с датой «март 1920»; альм. «Со[юз] по[этов]». М., 1922, № 2, с разночт. в ст. 8: «как времени бремя убить»; Т, с. 55, с датой «1920» — везде с разночт. в ст. 6: «Легче камень поднять, чем вымолвить слово: любить» (в рец. Н. Оцупа на альм. «Союз поэтов» эта строка названа комической из-за употребления неопределенного наклонения вместо изъявительного — см.: альм. «Цех поэтов», Пг., 1922, кн. 3, с. 71). Железный путь, Воронеж, 1923, № 9, 20 мая, с. 2; ВК, с. 39; С, с. 127, с датой «1920». БП, № 93. Автографы — ПС (№ 2) и в альбоме Д. И. Шепеленко (ЦГАЛИ, ф. 2801, оп. 1, ед. хр. 5, л. 11 — 12, с датой записи: «6 декабря 1922, Москва»). Печ. по С.
Ст-ние, как бы лишенное античной эмблематики, насквозь пронизано образным миром античности. Вместе с тем очевидна и перекличка со ст-нием А. Фета «Моего тот безумства желал, кто смежал. » (Бройтман С. Н. К проблеме диалога в лирике (опыт анализа стихотворения О. Мандельштама «Сестры — тяжесть и нежность. »). — Художественное целое как предмет типологического анализа. Кемерово, 1981, с. 33 — 44). Изначально тяжесть, по С. Н. Бройтману, это телесная полнота созревшего живого, нежность — легкое, духовное начало, связанное с еще не созревшей и потому слабой жизнью. Их соединение (сестры) соответствует именно античному типу сознания.
Человек умирает. — Ср. мотивы смерти и рождения человека в «Веницейской жизни».
Вчерашнее солнце. — «О том, что «Вчерашнее солнце на черных носилках несут» — Пушкин, ни я, ни даже Надя не знали, и это выяснилось только теперь из черновиков (50-е годы)» (Ахматова, с. 198). Н. Я. Мандельштам связывает это со словами Гоголя о том, что вчера еще Пушкин, как солнце, был центром притяжения людей, а сегодня — он мертв и лежит в гробу. Вместе с тем речь идет не только о Пушкине, но и о любом другом человеке (НМ-II, с. 127 — 128).
Время вспахано плугом. — Ср. в статье «Слово и культура»: «Поэзия — плуг, взрывающий время так, что глубинные слои времени, его чернозем оказывается сверху» (II, 169).
Источник
Осип Мандельштам
Сёстры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжёлую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на чёрных носилках несут.
Ах, тяжёлые соты и нежные сети,
Легче камень поднять, чем имя твоё повторить!
У меня остаётся одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно тёмную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом, и роза землёю была.
В медленном водовороте тяжёлые, нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела!
Другие статьи в литературном дневнике:
- 28.03.2020. Владимир Микушевич. Последний верный друг
- 25.03.2020. Морис Карем
- 24.03.2020. ***
- 22.03.2020. ***
- 19.03.2020. Осип Мандельштам
- 13.03.2020. ***
- 10.03.2020. Борис Пастернак
- 07.03.2020. Простой секрет
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Источник
Вчерашнее солнце черных носилках несут
«Как этих покрывал и этого убора
Мне пышность тяжела средь моего позора!»
— Будет в каменной Трезене
Царской лестницы ступени
Покраснеют от стыда,
И для матери влюбленной
Солнце черное взойдет.
«О, если б ненависть в груди моей кипела, —
Но, видите, — само признанье с уст слетело.»
— Черным пламенем Федра горит
Среди белого дня.
Погребальный факел чадит
Среди белого дня.
Бойся матери ты, Ипполит:
Федра — ночь — тебя сторожит
Среди белого дня.
«Любовью черною я солнце запятнала…»
— Мы боимся, мы не смеем
Горю царскому помочь.
На него напала ночь.
Мы же, песнью похоронной
Провожая мертвых в дом,
Страсти дикой и бессонной
Солнце черное уймем.
Отверженное слово «мир»
В начале оскорбленной эры;
Светильник в глубине пещеры
И воздух горных стран — эфир;
Эфир, которым не сумели,
Не захотели мы дышать.
Козлиным голосом, опять,
Поют косматые свирели.
Пока ягнята и волы
На тучных пастбищах водились
И дружелюбные садились
На плечи сонных скал орлы, —
Германец выкормил орла,
И лев британцу покорился,
И галльский гребень появился
Из петушиного хохла.
А ныне завладел дикарь
Священной палицей Геракла,
И черная земля иссякла,
Неблагодарная, как встарь.
Я палочку возьму сухую,
Огонь добуду из нее,
Пускай уходит в ночь глухую
Мной всполошенное зверье!
Петух и лев, и темнобурый
Орел, и ласковый медведь —
Мы для войны построим клеть,
Звериные пригреем шкуры.
А я пою вино времен —
Источник речи италийской —
И в колыбели праарийской
Славянский и германский лён!
Италия, тебе не лень
Тревожить Рима колесницы,
С кудахтаньем домашней птицы
Перелетев через плетень?
И ты, соседка, не взыщи —
Орел топорщится и злится:
Что, если для твоей пращи
Тяжелый камень не годится?
В зверинце заперев зверей,
Мы успокоимся надолго,
И станет полноводней Волга,
И рейнская струя светлей, —
И умудренный человек
Почтит невольно чужестранца,
Как полубога, буйством танца
На берегах великих рек.
Январь 1916, 1935.
В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.
И с укрепленного архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.
Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Где реют голуби в горячей синеве,
Что православные крюки поет черница:
Успенье нежное — Флоренция в Москве.
И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне явление Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.
На розвальнях, уложенных соломой,
Едва прикрытые рогожей роковой,
От Воробьевых гор до церковки знакомой
Мы ехали огромною Москвой.
А в Угличе играют дети в бабки,
И пахнет хлеб, оставленный в печи.
По улицам меня везут без шапки,
И теплятся в часовне три свечи.
Не три свечи горели, а три встречи —
Одну из них сам Бог благословил,
Четвертой не бывать, а Рим далече —
И никогда он Рима не любил.
Ныряли сани в черные ухабы,
И возвращался с гульбища народ.
Худые мужики и злые бабы
Переминались у ворот.
Сырая даль от птичьих стай чернела,
И связанные руки затекли;
Царевича везут, немеет страшно тело —
И рыжую солому подожгли.
Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне
И ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок,
Спокойной тяжестью, — что может быть печальней, —
Источник
О стихотворении Мандельштама «Сестры – тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…»
Сестры- тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
Ах, тяжелые соты и нежные сети!
Легче камень поднять, чем имя твое повторить.
У меня остается одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом, и роза землею была.
В медленном водовороте тяжелые нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела.
Стихотворение Мандельштама чудесно, поистине прекрасно. Оно завораживает, как всякое подлинное искусство. Воздействие этих стихов подобно музыке- никакие объяснения вроде бы не требуются, словесное чудо происходит на наших глазах, точнее, вырастает из самой речи, как цветок из земли, столь же естественно, непреложно и красиво. С.Аверинцев назвал его в числе самых своих любимых у Мандельштама- «хотя стихотворение это представляется мне иногда неровным, но траурный марш в 3-й и 4-й строках первого катрена- как же без него?» 2
И в то же время это стихи загадочные, и они провоцируют читателя- понуждают его найти ответ на вопрос: чье имя труднее произнести, чем поднять камень? Этот ушедший из жизни «человек», характеризуемый не больше не меньше как «вчерашнее солнце», должен быть очень близок поэту, необычайно близок- это, во всяком случае, несомненно. Потеря невосполнима- остается лишь избывать время и нести сквозь него память, как золотую драгоценность. В повторяющихся «з» переданы не только однообразие и томительность образовавшейся пустоты (автор благодарит И.Вербловскую за наблюдение, которым она с ним поделилась), но и однотонное гудение, «зудение» насекомых.
Известно, что А.Ахматова склонна была отождествить «вчерашнее солнце» с Пушкиным, чье дорогое имя Мандельштам избегал произносить всуе, «таил» как подлинную святыню: «К Пушкину у Мандельштама было какое-то небывалое, почти грозное отношение- в нем мне чудится какой-то венец сверхчеловеческого целомудрия. Всякий пушкинизм был ему противен. О том, что «Вчерашнее солнце на черных носилках несут»- Пушкин- ни я, ни даже Надя не знали…» 3 Очевидно, основанием для такого понимания мандельштамовского образа послужили для Ахматовой в первую очередь знаменитые слова, которыми В.Одоевский откликнулся на смерть Пушкина в написанном им некрологе: «Солнце нашей Поэзии закатилось! Пушкин скончался…» Н.Мандельштам не могла не вспомнить в связи со строкой о вчерашнем солнце о не дошедшей до нас в полном виде статье Мандельштама «Скрябин и христианство» (написанной, вероятно, в конце 1916-го или начале 1917 года), где о похоронах Пушкина сказано так: «Пушкина хоронили ночью. Хоронили тайно. Мраморный Исакий- великолепный саркофаг- так и не дождался солнечного тела поэта. Ночью положили солнце в гроб, и в январскую стужу проскрипели полозья саней, увозивших для отпеванья прах поэта. Я вспомнил картину пушкинских похорон, чтобы вызвать в вашей памяти образ ночного Солнца…» 4 Тем не менее Н.Мандельштам не согласна с Ахматовой в ее слишком «узкой» трактовке строки из мандельштамовского стихотворения: «Ахматова, чересчур быстрая в своих решениях, поспешила всякое солнце сделать Пушкиным, а для Мандельштама любой человек- центр притяжения, пока онжив, умерший- он мертвое или вчерашнее солнце. «Вчерашнее солнце»- не Пушкин, а просто любой человек…» 5
Несомненно, в стихотворении речь идет о каждом человеке- все люди смертны, и каждый ушедший из жизни может быть уподоблен «вчерашнему» солнцу. Правомерно также принять во внимание и очевидную отсылку к известной фразе В.Одоевского. Автор данной статьи хотел бы, однако, обратиться к словам, не привлекавшим, кажется, должного внимания: «вчерашнее солнце» несут именно «на черных носилках». Но черные носилки (или покрытые черной тканью)- это деталь иудейского похоронного обряда. Случайно ли это? Допустим, что нет. Тогда есть основания полагать, что в интересующем нас стихотворении отразились впечатления и переживания Мандельштама, связанные со смертью его матери.
Стихотворение «Сестры- тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…» впервые было опубликовано в Феодосии (альманах «Ковчег») с пометой «Коктебель. Март 1920″ 6 . Стихи, таким образом, создавались в том самом месте Крыма, где примерно четыре года назад Мандельштам получил известие о болезни матери и откуда он срочно выехал в Петроград. Временная последовательность такова. 20 июля 1916 года поэт отправляет из Коктебеля письмо матери. Это вполне благополучное по тону письмо; Мандельштам пишет, что «все установилось благоприятно», что он «читал, сияя теннис-белизной, на сцене летнего театра» в Феодосии; сообщает, что осенью собирается «обязательно» сдать экзамены, просит прислать ему «древнюю философию Виндельбанда или Введенского» 7 . Ничто не предвещает страшного удара, который вот-вот обрушится на поэта. Но вскоре приходит известие о том, что Флора Осиповна заболела и положение серьезное. Мандельштам срочно выезжает в Петроград- в домовой книге Е.Волошиной имеется запись о том, что он уехал из Коктебеля 25 июля 8 . Но мать в живых Мандельштам не застал- она скончалась от инсульта 26 июля. В летописи жизни и творчества Осипа Мандельштама от 28 июля указано: «О.М.у гроба матери. Погребение на еврейском Преображенском кладбище» 9 . Флоре Осиповне было всего около пятидесяти.
(Необходимо пояснить, что кладбище, о котором идет речь,- это отданный еврейской общине Петербурга участок, соседствующий с православным Преображенским кладбищем. На еврейское кладбище как бы распространилось со временем название соседнего. Сами евреи его так, естественно, назвать не могли. За эти сведения автор благодарит И.Вербловскую.)
Смерть матери и ее похороны отразились в стихотворении Мандельштама «Эта ночь непоправима…» (1916):
Эта ночь непоправима,
А у вас еще светло!
У ворот Ерусалима
Солнце черное взошло.
Солнце желтое страшнее —
В светлом храме иудеи
Хоронили мать мою.
Благодати не имея
И священства лишены,
В светлом храме иудеи
Отпевали прах жены.
И над матерью звенели
Я проснулся в колыбели,
Черным солнцем осиян.
Как видим, «солнечная» тема звучит в этих стихах, причем в них противопоставлены два солнца- черное и желтое. К солнечной символике у Мандельштама мы скоро вернемся; пока же обратим внимание на то, что сказано о собственно похоронном обряде. Отметим, что никакого отпевания в «храме» в иудаизме нет; о чем же говорится в мандельштамовском стихотворении? Если кладбище расположено неподалеку от дома, где человек умер, покойника, после выполнения необходимых очистительных и других ритуальных действий, несут к могиле на носилках. Если же место захоронения находится на значительном расстоянии, тело туда везут. В этом случае соответствующие обряды очищения и одевания покойника в похоронную одежду совершаются не дома, а в специальном помещении на кладбище. Прибыв на кладбище, тело несут к этому помещению на носилках, как правило черных (или покрытых черной тканью). Совершив необходимый обряд подготовки умершего к погребению, покойника хоронят. Так и было, очевидно, в случае с матерью поэта. Речь идет о Доме для отпевания умерших еврейского Преображенского кладбища, «неточно называемом кладбищенской синагогой» 10 (отсюда у Мандельштама «храм»).
Теперь о солнечной символике. На эту тему написано немало; исследователи указывали, в частности, на то, что загадочный образ черного солнца у Мандельштама- о котором речь будет ниже- может восходить к Библии (к пророку Иоилю и Апокалипсису), к поэзии Жерара де Нерваля; назывались и другие возможные источники (например, М.Гаспаровым). Но нас в данном случае интересуют в первую очередь не источники солнечной темы, а смысловая нагрузка ее. Автор данной работы разделяет, в общих чертах, мнение А.Мордвинова, высказанное в его статье еще в 1994 году 11 . Мордвинов выделяет в мандельштамовской символике три солнца- желтое, черное и золотое. (Необходимо подчеркнуть, что провести совершенно четкие границы понятийного содержания этих образов не представляется возможным, они «текучи», имеют «размытые контуры»; это не логические дефиниции, а образы, приобретающие в разных контекстах различные смысловые акценты. Смысловая «размытость» образов- структурная особенность поэтики Мандельштама; это свойство мандельштамовского образа побуждает читателя к работе истолкования, причем открываются, как правило, возможности вариативного понимания. Кроме того, говоря о вышеупомянутых трех солнцах, надо иметь в виду, что эти образы прочно связаны один с другим и в известной мере перетекают один в другой.) Желтое солнце- олицетворение иудейства. В этот период (в первую очередь в 1916-1917 годы) для Мандельштама характерно резкое неприятие иудаизма, стремление вырваться из еврейского мира- в сочетании с чувством прочной, в сущности неразрывной, связи с ним. До «Четвертой прозы» (1929-1930), в которой мы встречаем и как бы «антиеврейские», обусловленные в первую очередь конфликтом с А.Горнфельдом выпады, но в которой Мандельштам четко и недвусмысленно заявил: «Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно сложилось в Европе, и особенно в России, несовместимо с почетным званием иудея, которым я горжусь»,- до «Четвертой прозы» должно было пройти еще немало лет. Там же, в «Четвертой прозе», любимая Армения названа младшей сестрой «земли иудейской», а воображаемый приезд в Армению («исход» из «буддийской» Москвы) описан так: «И я бы вышел на вокзале вЭривани с зимней шубой в одной руке и со стариковской палкой- моим еврейским посохом- в другой» 12 . Интересно, что в период хотя и не «возврата», но некоторого поворота к «иудейству» в стихотворении «Канцона» (1931) желтое выступает как положительное: «В желтой- зависть, в красной- нетерпенье» (финальная строка). Это цвета страсти («Две лишь краски в мире не поблекли»), цвета Армении, и они противопоставлены безблагодатной советской Москве,- но ясно, что Армения здесь представляет и «иудейство» (земля библейская, достаточно вспомнить приставший к Арарату Ноев ковчег).
Но вернемся в интересующее нас в данном случае время. Итак, желтое солнце, по Мордвинову,- это солнце обыденности, рутины, повседневности, мещанской самоуспокоенности, господства обряда, солнце жизни, в которой нет духовного напряжения — точнее, напряжение это из иудейства ушло; «солнце лжи- желтое солнце» 13 . Иудейство ориентировано на достижение земного преуспеяния, на обеспечение «праведной» и благополучной жизни. Но прочность рутинной, самоуспокоенной в духовном смысле жизни, прочность быта, как чувствовал Мандельштам,- мнимая. Жизнь не благополучна, а катастрофична, причем в России в особенности. Мордвинов отмечает, что обычное солнце в творчестве Мандельштама является «реалией жутковатой, рождающей тревогу и напоминающей о беде» 14 . О беде, добавим, из которой нет исхода,- в этом мире невозможны ни прорыв, ни преображение. В стихотворении «Вернись в смесительное лоно…» (1920) еврейский мир определяется как «желтый сумрак» и противопоставлен «солнцу Илиона». Илион (Троя) в этих стихах очевидно обозначает античный, эллинский в широком смысле мир (независимо от того, какова этническая родословная троянцев). При этом иудейство прочно, живуче и представляет, в глубинной своей сущности, один из базисных элементов европейской культуры: «желтизна» иудаизма в мандельштамовской символике обязана своим происхождением, видимо, не в последнюю очередь В.Розанову — очень значимому для молодого поэта автору,- с его тяготением к иудаизму и одновременным отталкиванием от него. На это обстоятельство обращает внимание С.Сендерович, цитируя очерк «О сладчайшем Иисусе и о горьких плодах мира», входящий в книгу Розанова «Темный лик» (1911): «Иудей есть желток того пасхального яичка, скорлупу и белок которого составляет эллинизм
- Цит. по: Мандельштам О. Э. Полн. собр. соч. и писем в 3 тт. М.: Прогресс-Плеяда, 2009-2011. Т. 1. Стихотворения. [↩]
- Ответы С.С.Аверинцева на анкету журнала «Вестник Русского христианского движения»// Аверинцев и Мандельштам. Статьи и материалы. Записки Мандельштамовского общества. Вып. 17. М.: РРГУ, 2011. С.26. [↩]
- Ахматова А.А. Листки из дневника// Ахматова А.А. Requiem. М.: МПИ, 1989. С.133. [↩]
- Мандельштам О.Э. Указ. изд. Т.2. Проза. С.35-36. [↩]
- Мандельштам Н.Я. Вторая книга. М.: Согласие, 1999. С.118-119. [↩]
- Мец А.Г. Комментарии// Мандельштам О.Э. Указ. изд. Т.1. С.567-568. [↩]
- Мандельштам О.Э. Указ. изд. Т.3. Проза. Письма. С.371-372. [↩]
- Мец А.Г. Указ. соч. С.747. [↩]
- Мандельштам О.Э. Указ. изд. Приложение. Летопись жизни и творчества / Сост. А.Г.Мец при участии С.В.Василенко, Л.М.Видгофа, Д.И.Зубарева, Е.И.Лубянниковой. М.: Прогресс-Плеяда, 2014. С.118. [↩]
- Мец А.Г. Указ. соч. С.556. [↩]
- Мордвинов А.Б. Сюжет черного солнца в творчестве О.Мандельштама// Человек. Культура. Слово. Мифопоэтика древняя и современная. Межвузовский сборник научных статей. Вып. 2. Омск: ОГУ, 1994. [↩]
- Мандельштам О.Э. Указ. изд. Т.2. С.354, 351. [↩]
- Мордвинов А.Б. Указ. соч. С.103. [↩]
- Мордвинов А.Б. Указ. соч. С.90. [↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Источник