Меню

Ты у солнца не спросишь где друг

LiveInternetLiveInternet

Метки

Рубрики

  • Искусство (4835)
  • Живопись (4246)
  • Графика (773)
  • Скульптура (51)
  • Художники-эмигранты из России (28)
  • Антиквариат (22)
  • Фэнтези (4)
  • Поэзия, стихи (986)
  • Фотографии (912)
  • Путешествия (265)
  • Видео (259)
  • Музыка (242)
  • Полезности (195)
  • История (158)
  • Знаменитости (124)
  • Разное (110)
  • Эмоции (109)
  • Психология (89)
  • Литература (87)
  • Здоровье (78)
  • Мода, дизайн (72)
  • Кино, театр (71)
  • Творчество (70)
  • Хореография (59)
  • Декоративно-прикладное искусство (48)
  • Архитектура (29)
  • Уроки ЛиРу (6)

Музыка

Поиск по дневнику

Статистика

Художник Ермолов Дмитрий

Суббота, 03 Августа 2013 г. 02:43 + в цитатник

Ты у солнца не спросишь, где друг. (Ермолов Дмитрий Николаевич)

Разгадал я, какие цветы
Ты растила на белом окне.
Испугалась наверное ты,
Что меня увидала во сне:

Как хожу среди белых цветов
И не вижу мерцания дня.
Пусть он радостен, пусть он суров —
Всё равно ты целуешь меня.

Ты у солнца не спросишь, где друг,
Ты и солнце боишься впустить:
Раскаленный блуждающий круг
Не умеет так страстно любить.

Утром я подошел и запел,
И не скроешь — услышала ты,
Только голос ответный звенел,
И, качаясь, белели цветы.

А.Блок.





















Ермолов Дмитрий Николаевич

Родился в 1976году в городе Воронеже.
В 1999году закончил Воронежский педагогический
университет (худ-граф).
В 2007году закончил Академический институт живописи,
скульптуры, архитектуры им.Репина живописное отделение
(под руководством профессора В.В Загонека).
С 2011 г. Член Союза Художников Санкт-Петербурга.


http://www.studiorenessans.ru

Источник

LiveInternetLiveInternet

Музыка

Поиск по дневнику

Подписка по e-mail

Статистика

Ты у солнца не спросишь, где друг. (Ермолов Дмитрий Николаевич)

Воскресенье, 25 Августа 2013 г. 12:17 + в цитатник

Ты у солнца не спросишь, где друг. (Ермолов Дмитрий Николаевич)

Разгадал я, какие цветы
Ты растила на белом окне.
Испугалась наверное ты,
Что меня увидала во сне:

Как хожу среди белых цветов
И не вижу мерцания дня.
Пусть он радостен, пусть он суров —
Всё равно ты целуешь меня.

Ты у солнца не спросишь, где друг,
Ты и солнце боишься впустить:
Раскаленный блуждающий круг
Не умеет так страстно любить.

Утром я подошел и запел,
И не скроешь — услышала ты,
Только голос ответный звенел,
И, качаясь, белели цветы.

А.Блок.





















Ермолов Дмитрий Николаевич

Родился в 1976году в городе Воронеже.
В 1999году закончил Воронежский педагогический
университет (худ-граф).
В 2007году закончил Академический институт живописи,
скульптуры, архитектуры им.Репина живописное отделение
(под руководством профессора В.В Загонека).
С 2011 г. Член Союза Художников Санкт-Петербурга.


http://www.studiorenessans.ru

Источник

Ты у солнца не спросишь, где друг. (Ермолов Дмитрий Николаевич)

Ты у солнца не спросишь, где друг. (Ермолов Дмитрий Николаевич)

Разгадал я, какие цветы
Ты растила на белом окне.
Испугалась наверное ты,
Что меня увидала во сне:

Как хожу среди белых цветов
И не вижу мерцания дня.
Пусть он радостен, пусть он суров —
Всё равно ты целуешь меня.

Ты у солнца не спросишь, где друг,
Ты и солнце боишься впустить:
Раскаленный блуждающий круг
Не умеет так страстно любить.

Утром я подошел и запел,
И не скроешь — услышала ты,
Только голос ответный звенел,
И, качаясь, белели цветы.

А.Блок.





















Ермолов Дмитрий Николаевич

Родился в 1976году в городе Воронеже.
В 1999году закончил Воронежский педагогический
университет (худ-граф).
В 2007году закончил Академический институт живописи,
скульптуры, архитектуры им.Репина живописное отделение
(под руководством профессора В.В Загонека).
С 2011 г. Член Союза Художников Санкт-Петербурга.


http://www.studiorenessans.ru

Источник

Стихотворения [17/23]

Скачать полное произведение

Единый бог — залог слиянья.
И, может быть, вдвоем — еще туманней даль
И обаятельней незнанье.

Бежим, бежим, дитя свободы,
К родной стране!
Я верен голосу природы,
Будь верен мне!
Здесь недоступны неба своды
Сквозь дым и прах!
Бежим, бежим, дитя природы,
Простор — в полях!

Бегут. Уж стогны миновали,
Кругом — поля.
По всей необозримой дали
Дрожит земля.
Бегут навстречу солнца, мая,
Свободных дней.
И приняла земля родная
Своих детей.

И приняла, и обласкала,
И обняла,
И в вешних далях им качала
Колокола.
И, поманив их невозможным,
Вновь предала
Дням быстротечным, дням тревожным,
Злым дням — без срока, без числа.

Пусть я покину этот град.
Тоска невольная сжимает
Мне сердце. Я б остаться рад.
Что будет _там_, душа не знает.
Там — новый натиск бурь и бед,
Моя тоска — тому залогом.
В глубокой мгле грядущих лет
Каким предамся я дорогам?

Здесь — в свете дня, во тьме ночной
Душа боролась, погибала,
Опять воспрянув, свой покой
Вернуть не в силах, упадала
В тревоги жизни городской
И, дна достигнув, поднимала
Свой нежный цвет над черной мглой —
Так — без конца, так — без начала.

Или бушующая кровь
Рождала новую любовь?

Иль в муке и тревоге тайной
И в сочетаньях строгих числ
Таился тот — необычайный,
Тот радостный, великий смысл?

Да, да! Моей исконной мукой
Клянусь, пожар иной любви
Горел, горит в моей крови!
Моя тоска — тому порукой!

Уже бледнеет день прощальный.
Ты эту ночь мне подари.
Услышишь мой рассказ печальный,
Внимай ему и жди зари.

Заря в твои заглянет очи.
И ты поймешь в ее огне,
Чт_о_ в эти дни, чт_о_ в эти ночи
В твоей душе открылось мне.

В ночь молчаливую чудесен
Мне предстоит твой светлый лик.
Очарованья старых песен
Объемлют душу в этот миг.

Своей дорогой голубою
Проходишь медленнее ты,
И отдыхают над тобою
Две неподвижные звезды.

Полна усталого томленья,
Душа замолкла, не поет.
Пошли, господь, успокоенье
И очищенье от забот.

Дыханием живящей бури
Дохни в удушливой глуши,
На вечереющей лазури,
Для вечереющей души.

В часы безмолвия ночного
Тревоги отлетают прочь.
Забудь событья дня пустого
И погрузись в родную ночь.

Молись, чтоб осень озарила,
Как ту весну, твоя звезда.
Тоскуй свободно над могилой
Весны, прошедшей без следа.

Смеялись бедные невежды,
Похитил я, младой певец,
У безнадежности — надежды,
У бесконечности — конец.

Мне самому и дик и странен
Тот свет, который я зажег,
Я сам своей стрелою ранен,
Сам перед новым изнемог.

Идите мимо — погибаю,
Глумитесь над моей тоской.
Мой мир переживет, я знаю,
Меня и страшный смех людской.

К чему бесцельно охранять
Свои былые вдохновенья?
Уже на всем — годов печать,
Седых времен прикосновенье.

Стихай, заветная печаль,
Проснулся день, дохнул страданьем.
Годов седеющая даль
Покрыта мраком и молчаньем.

И дале в сердце уходи
Ты, безнадежное стремленье,
Не отравляй и не буди
Меня, былое вдохновенье!

Напрасно я боролся с богом.
Он — громоносный чудодей —
Над здешним, над земным чертогом
Воздвиг чертог еще страшней.

И средь кощунственных хулений,
Застигнут ясностью Зари,
Я пал, сраженный, на колени,
Иные славя алтари.

И вопреки хулам и стонам,
Во храме, где свершалось зло,
Над пламенеющим амвоном
Христово сердце расцвело.

Не отравляй души своей
Всегда угрюмым отрицаньем.
Видения былых скорбей
Буди, буди — воспоминаньем!

Придет на смену этих дней
Суровый день и вечер сонный,
И будет легче и светлей,
Воспоминаньем окрыленный.

Когда настанет черный день,
Зови, зови успокоенье,
Буди прошедшей скорби тень, —
Она приносит исцеленье!

Любви и светлой, и туманной
Равно изведаны пути.
Они равно душе желанны,
Но как согласье в них найти?

Несъединимы, несогласны,
Они равны в добре и зле,
Но первый — безмятежно-ясный,
Второй — в смятеньи и во мгле.

Читайте также:  Неделя солнца подготовительная группа

Ты огласи их славой равной,
И равной тайной согласи,
И, раб лукавый, своенравный,
Обоим жертвы приноси!

Но трепещи грядущей кары,
Страшись грозящего перста:
Твои блаженства и пожары —
Всё — прах, всё — тлен, всё — суета!

19 декабря 1900

Нет ни слезы, ни дерзновенья.
Всё тот же путь — прямей стрелы.
Где ваши гордые стремленья,
Когда-то мощные орлы?

Ужель и сила покидает,
И мудрость гасит светоч свой?
Ужель без песни умирает
Душа, сраженная тоской?

25 декабря 1900

ВАЛКИРИЯ
(На мотив из Вагнера)

Зигмунд
(за дверями)

Одинокий, одичалый,
Зверь с косматой головой,
Я стучусь рукой усталой —
Двери хижины открой!
Носят северные волны
От зари и до зари —
Носят вместе наши челны.
Я изранен! Отвори!

Кто ты, гость, ночной порою
Призывающий в тиши?
Черный Гундинг не со мною.
Голос друга. Клич души!

Я в ночном бою с врагами
Меч разбил и бросил щит!
В темном доле, под скалами
Конь измученный лежит.
Я, в ночном бою усталый,
Сбросил щит с могучих плеч!
Черный меч разбил о скалы!
«Вельзе! Вельзе! Где твой меч!»
(Светится меч в стволе дерева)

Вместе с кликами твоими
Загораются огни!
Ты, зовущий Вельзе имя,
Милый путник, отдохни!
(Отворяет двери)

Над синевой просторной дали
Сквозили строгие черты.
Лик безмятежный обрамляли
Речные белые цветы.

Навек безмолвна и спокойна,
Она без мысли шла вперед,
И раболепно, и нестройно
Пред ней волнами шел народ.

Я, увлечен толпой народной
На обожанье красоты,
Смотрел, отвека несвободный,
В ее спокойные черты.

Мой путь страстями затемнен,
Но райских снов в полнощном бденьи
Исполнен дух, — и светлый сон
Мне близок каждое мгновенье.

Живите, сны, в душе моей,
В душе безумной и порочной,
Живите, сны, под гнетом дней
И расцветайте в час урочный!

В суровый час, когда вокруг
Другие сны толпою властной
Обстанут вкруг, смыкая круг,
Объемля душу мглою страстной!

Плывите, райских снов четы,
И силой бога всемогущей
Развейте адские мечты
Души, к погибели идущей.

11 февраля 1901

Навстречу вешнему расцвету
Зазеленели острова.
Одна лишь песня недопета,
Забылись вечные слова.

Душа в стремленьи запоздала,
В пареньи смутном замерла,
Какой-то тайны не познала,
Каких-то снов не поняла.

И вот — в завистливом смущеньи —
Глядит — растаяли снега,
И рек нестройное теченье
Свои находит берега.

В передзакатные часы
Среди деревьев вековых
Люблю неверные красы
Твоих очей и слов твоих.

Прощай, идет ночная тень,
Ночь коротка, как вешний сон,
Но знаю — завтра новый день,
И новый для тебя закон.

Не бред, не призрак ты лесной,
Но старина не знала фей
С такой неверностью очей,
С душой изменчивой такой!

Когда-то долгие печали
Связали нас.
Тогда мы вместе день встречали
В лазурный час.
И вечер гас. Хладели руки,
Среди огней
Мы шли под меркнущие звуки
Печальных дней.
Теперь — за ту младую муку
Я жизнь отдам.
О, если б вновь живую руку
Прижать к губам!

Мчит меня мертвая сила,
Мчит по стальному пути.
Небо уныньем затмило,
В сердце — твой голос: «Прости».

Да, и в разлуке чиста ты
И непорочно свята.
Вон огневого заката
Ясная гаснет черта.

Нет безнадежного горя!
Сердце — под гнетом труда,
А на небесном просторе —
Ты — золотая звезда.

6 сентября 1901
Между Клином и Тверью
Почтовый поезд

Грустно и тихо у берега сонного
Лодка плывет — ты дремли.
Я расскажу про мечты, озаренные
Прежнею лаской земли.
Только остались у берега сонного
Утлые в лодке мечты.
В этих мечтах — навсегда отдаленная,
Ты, лучезарная, ты.

ПРИ ПОСЫЛКЕ РОЗ

Смотрел отвека бог лукавый
На эти душные цветы.
Их вековечною отравой
Дыши и упивайся ты.

С их страстной, с их истомной ленью
В младые сумерки твои
И пламенной и льстивой тенью
Войдут мечтания мои.

Неотвратимы и могучи,
И без свиданий, и без встреч,
Они тебя из душной тучи
Живою молньей будут жечь.

124 декабря 1901

Война горит неукротимо,
Но ты задумайся на миг, —
И голубое станет зримо,
И в голубом — Печальный Лик.

Лишь загляни смиренным оком
В непреходящую лазурь, —
Там — в тихом, в голубом, в широком —
Лазурный дым — не рокот бурь.

Старик-пастух стада покинет,
Лазурный догоняя дым.
Тяжелый щит боец отринет,
Гонясь без устали за ним.

Вот — равные, идут на воле,
На них — одной мечты наряд,
Ведь там, в широком божьем поле,
Нет ни щитов, ни битв, ни стад.

Вдали мигнул огонь вечерний —
Там расступились облака,
И вновь, как прежде, между терний
Моя дорога нелегка.

Мы разошлись, вкусивши оба
Предчувствий неги и земли.
А сердце празднует до гроба
Зарю, мигнувшую вдали.

Так мимолетно перед нами
Перепорхнула жизнь — и жаль:
Всё мнится — зорь вечерних пламя
В последний раз открыло даль.

В пути — глубокий мрак, и страшны высот_ы_.
Миндаль уже цветет, кузнечик тяжелеет,
И каперса осыпались цветы.
Но здешней суеты душа не сожалеет.

Свершай свои круги, о, чадо смертных чад,
Но вечно жди суда у беспощадной двери.
Придет урочный час — и стражи задрожат,
И смолкнут жернова, и смолкнут пенья дщери.

Или устал ты до времени,
Просишь забвенья могил,
Сын утомленного племени,
Чуждый воинственных сил?

Ищешь ты кротости, благости,
Где ж молодые огни?
Вот и задумчивой старости
К нам придвигаются дни.

Негде укрыться от времени —
Будет и нам череда.
Бедный из бедного племени!
Ты не любил никогда!

11 февраля 1902

Ты не пленишь. Не жди меня,
Я не вернусь туда,
Откуда в утро злого дня
Ушла моя звезда.

Я для другой храню лучи
Моих великих сил.
Ты не пленишь меня в ночи.
Тебя я не любил.

Я за звездой — тебе чужой,
Я холоден с тобой.
В земле родной огонь живой
Храню я для другой.

Травы спят красивые,
Полные росы.
В небе — тайно лживые
Лунные красы.

Этих трав дыхания
Нам обманный сон.
Я в твои мечтания
Страстно погружен.

Верится и чудится:
Мы — в согласном сне.
Всё, что хочешь, сбудется —
Наклонись ко мне.

Обними — и встретимся,
Спрячемся в траве,
А потом засветимся
В лунной синеве.

Кто-то вздохнул у могилы,
Пламя лампадки плывет.
Слышится голос унылый —
Старый священник идет.
Шепчет он тихие речи,
Всё имена, имена.
Тают и теплятся свечи,
И тишина, тишина.
Кто же вздохнул у могилы,
Чья облегчается грудь?
Скорбную душу помилуй,
Господи! Дай отдохнуть.

Ловлю дрожащие, хладеющие руки;
Бледнеют в сумраке знакомые черты.
Моя ты, вся моя — до завтрашней разлуки,
Мне всё равно — со мной до утра ты.
Последние слова, изнемогая,
Ты шепчешь без конца, в неизреченном сне.
И тусклая свеча, бессильно догорая,
Нас погружает в мрак, — и ты со мной, во мне.
Прошли года, и ты — моя, я знаю,
Ловлю блаженный миг, смотрю в твои черты,
И жаркие слова невнятно повторяю.
До завтра ты — моя. со мной до утра ты.

В сумерки девушку стройную
В рощу уводит луна.
Смотрит на рощу спокойную,
Бродит, тоскует она.
Стройного юноши пение
В сумерки слышно в лугах.
В звуках — печаль и томление,
Милая — в грустных словах.
В сумерки белый поднимется,
Рощу, луга окружит,
Милая с милым обнимется,
Песня в лугах замолчит.

Читайте также:  Какая планета расположена дальше от солнца чем земля

В чужбину по гудящей стали
Лечу, опомнившись едва,
И, веря обещаньям дали,
Твержу вчерашние слова.

Теперь я знаю: где-то в мире,
За далью каменных дорог,
На страшном, на последнем пире
Для нас готовит встречу бог.

И нам недолго любоваться
На эти, здешние пиры:
Пред нами тайны обнажатся,
Возблещут новые миры.

Смолкали и говор, и шутки,
Входили, главы обнажив.
Был воздух туманный и жуткий,
В углу раздавался призыв.

Призыв к неизвестной надежде,
За ним — тишина, тишина.
Там женщина в черной одежде
Читала, крестясь, письмена.

А люди, не зная святыни,
Искали на бледном лице
Тоски об утраченном сыне,
Печали о раннем конце.

Она же, собравшись в дорогу,
Узнала, что жив ее сын,
Что где-то он тянется к богу,
Что где-то он плачет один.

И только последняя тягость
Осталась — сойти в его тьму,
Поведать великую радость,
Чтоб стало полегче ему.

11 сентября 1902

Как старинной легенды слова,
Твоя тяжкая прелесть чиста.
Побелела, поблекла трава —
Всё жива еще сила листа.

Как трава, изменяя цвета,
Затаилась — а всё не мертва,
Так — сегодня и завтра не та —
Ты меняешь убор — и жива.

Но иная проснется весна,
Напряжется иная струна, —
И уйдешь Ты, умрешь, как трава,
Как старинной легенды слова.

22 сентября 1902

Мы — чернецы, бредущие во мгле,
Куда ведет нас факел знанья
И старый жрец с морщиной на челе,
Изобличающей страданья.

Молчим, точа незнаемый гранит,
Кругом — лишь каменные звуки.
Он свысока рассеянно глядит
И направляет наши руки.

Мы дрогнем. Прозвенит, упав, кирка —
Взглянуть в глаза не всякий смеет.
Лишь старый жрец — улыбкой свысока
На нас блеснет — и страх рассеет.

24 сентября 1902

Ты мне явился, темнокудрый,
Ты просиял мне и потух.
Всё, что сказал ты, было мудро,
Но ты бедней, чем тот пастух.

Он говорил со мной о счастьи,
На незнакомом языке,
Он пел о буре, о ненастьи
И помнил битвы вдалеке.

Его слова казались песней.
Восторг и бури полюбя,
Он показался мне чудесней
И увлекательней тебя.

И я, задумчиво играя
Его богатством у костра,
Сегодня томно забываю
Тебя, сиявшего вчера.

30 сентября 1902

Всё, что в море покоит волну,
Всколыхнет ее в бурные дни.
Я и ныне дремлю и усну —
До заката меня не мани.

О, я знаю, что солнце падет
За вершину прибрежной скалы!
Всё в единую тайну сольет
Тишина окружающей мглы!

Если знал я твои имена, —
Для меня они в ночь отошли.
Я с Тобой, золотая жена,
Облеченная в сумрак земли.

Блаженный, забытый в пустыне,
Ищу небывалых распятий.
Молюсь небывалой богине —
Владыке исчезнувших ратей.

Ищу тишины и безлюдий,
Питаюсь одною отравой.
Истерзанный, с язвой кровавой,
Когда-нибудь выйду к вам, люди!

Шевельнулась безмолвная сказка пустынь,
Голова поднялась, высока.
Задрожали слова оскорбленных богинь
И готовы слететь с языка.

Преломилась излучиной гневная бровь,
Зарываются когти в песке.
Я услышу забытое слово _Любовь_
На забытом, живом языке.

Но готовые врыться в сыпучий песок
Выпрямляются лапы его.
И опять предо мной — только тайный намек —
Нераскрытой мечты торжество.

Там — в синевах — была звезда.
Я шел на башню — ждать светила.
И в синий мрак, в огнях стыда,
На башню девушка входила.
Внизу белели города
И дол вздыхающего Нила.

И ночь текла — влажней мечты,
Вся убеленная от счастья.
Мы жгли во славу чистоты,
Во славу непорочной страсти
Костры надзвездной красоты
И целомудренные страсти.

И я, недвижно бледнолиц,
Когда заря едва бледнела,
Сносил в покровах багряниц
Ее нетронутое тело.
И древний Нил, слуга цариц,
Свершал таинственное дело.

На обряд я спешил погребальный,
Ускоряя таинственный бег.
Сбил с дороги не ветер печальный —
Закрутил меня розовый снег.

Притаился я в тихой долине —
Расступилась морозная мгла.
Вот и церковь видна на равнине —
Золотятся ее купола.

Никогда не устану молиться,
Никогда не устану желать, —
Только б к милым годам возвратиться
И младенческий сон увидать!

Разгадал я, какие цветы
Ты растила на белом окне.
Испугалась, наверное, ты,
Что меня увидала во сне:

Как хожу среди белых цветов
И не вижу мерцания дня.
Пусть он радостен, пусть он суров —
Всё равно ты целуешь меня.

Ты у солнца не спросишь, где друг,
Ты и солнце боишься впустить:
Раскаленный блуждающий круг
Не умеет так страстно любить.

Утром я подошел и запел,
И не скроешь — услышала ты,
Только голос ответный звенел,

И, качаясь, белели цветы.
9 февраля 1903

NOLI TANGERE CIRCULOS MEOS

Символ мой зн_а_ком отметить,
Счастье мое сохранить.
Только б на пути никого не встретить,
Не обидеть, не говорить.

Не заметить участливого сомнения,
Не услышать повторенную речь,
Чтоб когда-нибудь от сновидения
Свой таинственный факел зажечь!

Миновать не знавших сияния,
Не истратить искры огня.
Кто не знал моего содрогания,
Отойди от меня!

Дальше, дальше, слепые, странные!
Вас душит любопытство и смех!
Мои думы — веселые, слова несказ_а_нные!
Я навек — один! — Я навек — для всех!

Глухая полночь медленный кладет покров.
Зима ревущим снегом гасит фонари.

Вчера высокий, статный, белый подходил к окну,
И ты зажгла лицо, мечтой распалена.

Один, я жду, я жду, я жду — тебя, тебя.
У черных стен — твой профиль, стан и смех.

И я живу, живу, живу — сомненьем о тебе.
Приди, приди, приди — душа истомлена.

Горящий факел к снегу, к небу вознесла
Моя душа, — тобой, тобой, тобой распалена.

Я трижды звал — и трижды подходил к окну
Высокий, статный, белый — и смеялся мне.

Один — я жду, я жду — тебя, тебя — одну.

Я умер. Я пал от раны.
И друзья накрыли щитом.
Может быть, пройдут караваны.
И вожатый растопчет конем.

Так лежу три дня без движенья.
И взываю к песку: «Задуши. »
Но тело хранит от истленья
Красноватый уголь души.

На четвертый день я восстану,
Подыму раскаленный щит,
Растравлю песком свою рану
И приду к Отшельнице в скит.

Из груди, сожженной песками,
Из плаща, в пыли и крови,
Негодуя, вырвется пламя
Безначальной, живой любви.

Ты из шопота слов родилась,
В вечереющий сад забралась
И осыпала в_и_шневый цвет,
Прозвенел твой весенний привет.
С той поры, что ни ночь, что ни день,
Надо мной твоя легкая тень,
Запах белых цветов средь садов,
Шелест легких шагов у прудов,
И тревожной бессонницы прочь
Не прогонишь в прозрачную ночь.

Неправда, неправда, я в бурю влюблен,
Я люблю тебя, ветер, несущий листы,
И в час мой последний, в час похорон,
Я встану из гроба и буду, как ты!
Я боюсь не тебя, о, дитя, ураган!
Не тебя, мой старый ребенок, зима!
Я боюсь неожиданно колющих ран.
Так может изранить — лишь Она. лишь Сама.

Сама — и Душой непостижно кротка,
И прекрасным Лицом несравненно бела.
Но она убьет и тебя, старина, —
И никто не узнает, что буря была.

10 июня 1903. Bad Nauheim

Сердито волновались нивы.
Собака выла. Ветер дул.
Ее восторг самолюбивый
Я в этот вечер обманул.

Угрюмо шепчется болото.
Взошла угрюмая луна.
Там в поле бродит, плачет кто-то.
Она! Наверное — она!

Читайте также:  Дождь с солнцем хороший знак

Она смутила сон мой странный —
Пусть приютит ее другой:
Надутый, глупый и румяный
Паяц в одежде голубой.

12 июня 1903. Bad Nauheim

Многое замолкло. Многие ушли.
Много дум уснуло на краю земли.

Но остались песни и остались дни.
Истина осталась: мы с тобой — одни.

Всё, что миновалось, вот оно — смотри:
Бледная улыбка утренней зари.

Сердце всё открыто, как речная гладь,
Если хочешь видеть, можешь увидать.

Июнь 1903. Bad Nauheim

Я был невенчан. Премудрость храня,
У Тайны ключами зловеще звенел.

Но Ты полюбила меня.
Ты — нежная жрица Лазурного Дня.

Блуждая глазами, в подземных ходах
Искал — и достался мне камень в удел —
Тяжелый и черный. Впотьмах
Впился я глазами — и видеть хотел
Все жилы, все ходы и все письмена.

Но властный поток Твоих роз
Восставил меня. И на выси вознес,
Где Ты пробуждалась от зимнего сна,
Где Весна
Победила мороз.

11 сентября 1903

Я встал и трижды поднял руки.
Ко мне по воздуху неслись
Зари торжественные звуки,
Багрянцем одевая высь.

Казалось, женщина вставала,
Молилась, отходя во храм,
И розовой рукой бросала
Зерно послушным голубям.

Они белели где-то выше,
Белея, вытянулись в нить
И скоро пасмурные крыши
Крылами стали золотить.

Над позолотой их заемной,
Выс_о_ко стоя на окне,
Я вдруг увидел шар огромный,
Плывущий в красной тишине.

Ночь на землю сошла. Мы с тобою одни.
Тихо плещется озеро, полное сна.
Сквозь деревья блестят городские огни,
В темном небе роскошная светит луна.
В сердце нашем огонь, в душах наших весна.
Где-то скрипка рыдает в ночной тишине,
Тихо плещется озеро, полное сна,
Отражаются звезды в его глубине.
Дремлет парк одинокий, луной озарен,
Льется скрипки рыдающий жалобный зов.
Воздух весь ароматом любви напоен,
Ароматом незримых волшебных цветов.
В темной бездне плывет одиноко луна.
Нам с тобой хорошо. Мы с тобою одни.
Тихо плещется озеро, полное сна.
Сквозь деревья блестят городские огни.

31 октября 1897

Рожь вокруг волновалась. и шелест стеблей
Заглушал упоительный звук их речей.
Ночь спускалась, и отблески дальних зарниц
Зажигали огонь из-под темных ресниц.
И ночной ветерок пробегал среди ржи,
По высоким колосьям и травам межи.
— — — — — — — — — — — — — — — — — —
А на высях небес, за туманной горой
Прокатился и замер удар громовой.
— — — — — — — — — — — — — — — — — —
И никто не слыхал, как, пред бурей ночной,
Прозвучал поцелуй.
И с пылающих губ
Незабвенное слово слетело.

Боже, как жизнь молодая ужасна,
Как упоительно дышит она,
Сколько в ней счастья и горя напрасно
Борются в страшных конвульсиях сна!
Смерти зовешь и бессильной рукою
Тщетно пытаешься жизнь перервать,
Тщетно желаешь покончить с собою,
Смерти искать, желаний искать.
Пусть же скорее мгла темной ночи
Скроет желанья, дела и разврат,
О, как горят прекрасные очи, —
Смерти не рад, жизни не рад.
Страшную жизнь забудем, подруга,
Грудь твою страстно колышет любовь,
О, успокойся в объятиях друга,
Страсть разжигает холодную кровь.
Наши уста в поцелуях сольются,
Буду дышать поцелуем твоим,
Боже, как скоро часы пронесутся.
Боже, какою я страстью томим.

Февраль — март 1898

Ты всегда и всюду странно
Очаровываешь взоры.
Я люблю твой взгляд туманный,
Я люблю твои укоры.
Голос твой звучит порывом,
То насмешливо и звонко,
То волшебным переливом,
Будто детский смех ребенка.
А когда опустишь очи,
Близость сердца сердцем чуя,
Я готов во мраке ночи
Умереть от поцелуя.

Февраль — март 1898

Прощайте. Дайте руку Вашу.
Не нужно, нет! К чему опять
Переполнять страданьем чашу,
Страданьем сердце растравлять.
Довольно Вашими лучами
Питались нежные мечты.
Сегодня, разлучаясь с Вами,
Я не скажу Вам больше: «Ты»!
Не плачьте! Видеть не хочу я,
Как Вы рыдаете. О чем
Вам плакать. Боже! не могу я,
Моя душа полна огнем.
Ну, уходите. полно. полно.
Я плачу. Дай к своей груди
Тебя прижму, мой враг безмолвный.
Вот так. Прощай. Теперь. иди.

Когда-нибудь, не скоро, Вас я встречу.
Быть может, жизнь откроет звездный путь.
Простите мне. Под звуки Вашей речи
Я мог душой и сердцем отдохнуть.
Молчанье — всё. К чему слова пустые?
Спрошу одно: зачем Вам жизнь дана?
Чтоб вечно мчались песни неземные,
Чтоб в каждом сердце гасла тишина.

В жаркой пляске вакханалий
Позабудь свою любовь,
Пусть, не ведая печалей,
В смутном сердце плещет кровь.
Опочий с вакханкой резвой,
Пусть уснет ее тимпан,
И никто не встанет трезвый,
Пусть от страсти каждый пьян!
После удали и пляски
Ты прильнешь к ее груди,
Упоенный сладкой сказкой,
Скажешь утру: «Погоди!»
Пусть луна бросает тени
На ее младую грудь,
Обними ее колени,
Жизнь холодную забудь!
Покрывая жгучей лаской
Стан вакханки молодой,
Упивайся старой сказкой
О любви, всегда живой!

Старый розовый куст, колючий, пыльный, без листьев,
Грустно качал головой у подножья высокой бойницы.
Роза последняя пышно цвела вчера еще утром,
Рыцарь розу сорвал, он сорвал ее не для милой.
Листья ветер разнес и носит их по оврагу,
Лишь остались шипы, и бедные прутья со злобой
В окна бойницы ползут, но тщетно ищут добычи.
Бедный рыцарь! Он плачет горько на башне высокой,
Слезы роняет одну за другой, и катятся крупные слезы
Вдоль по старой стене на ветви страдающей розы.

Сорван цветок. Она не вернется. Сердце разбито.
Меч заржавел, просится в бой на страшную сечу,
Кончено всё. Счастье в могиле. В тоске безотчетной
Рыцарь плачет, и плачет бедный розовый куст.
Оба страдают. Один потерял свою розу,
Розу, алевшую в ярких лучах холодного утра.
Розу другую другой потерял; эта пышная роза
Ярко алела в лучах любви и безбрежного счастья.

Так, тоскуя, томясь, они время свое проводили,
Ночь ли спускалась, утро ль свежело, день ли в сверканьи
Радостных красок всходил, или вечер бойницу багрянил.
Замок заснул. Уснули они, в тяжелой дремоте.
Всё было тихо. Лишь изредка камень срывался
С ветхой стены и, гремя, пропадал в глубоком овраге.

Раз, в прекрасное утро, когда любопытное солнце
Встало и, тихо скользя по ст_е_нам высоким,
В розу ударило, — роза раскрылась: зеленых побегов
Сотни бегут по колючим ветвям всё выше и выше.
Был один засохший цветок, никем не примеченный, бледный,
Он раскрылся и весь засиял, и яркая роза
Рыцарю в окна дохнула своим ароматным дыханьем.
Рыцарь спал. На бледных ланитах играла улыбка:
Сон он видел чудесный: он слышал: чудные звуки
Стройно носились вокруг, и мрак окутывал землю.
Образ чудный витал во мраке яркой звездою.
Звуки всё расширялись, внезапно из тесного мира
Хлынули в душу ему, и разом в душе отозвались
Струны незримые. Тут мелодия дивная смолкла,
Образ во мраке к нему подлетел, и с горячим дыханьем
Губы коснулись ланит. и рыцарь проснулся.

Яркое утро вставало. Со свежим его ароматом
Несся другой аромат, и пышная алая роза
Тихо кивала головкой в окно сквозь ржавые прутья
Старой решетки. И бедный, жалкий страдалец
К розе прильнул и раскрытый цветок целовал в упоеньи,
Полный счастья, надежды, любви и радости нежной.

/ Полные произведения / Блок А.А. / Стихотворения

Смотрите также по произведению «Стихотворения»:

Источник

Adblock
detector