Светило солнце ласково дышало утро раннее прохладой ароматами

Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу.
Купчине толстопузому!-
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Старик Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров сказал: царю.

Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом ее оттудова
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своем стоит!
Такой ли спор затеяли,
Что думают прохожие —
Знать, клад нашли ребятушки
И делят меж собой.

По делу всяк по своему
До полдня вышел из дому:
Тот путь держал до кузницы,
Тот шел в село Иваньково
Позвать отца Прокофия
Ребенка окрестить.
Пахом соты медовые
Нес на базар в Великое,
А два братана Губины
Так просто с недоуздочком
Ловить коня упрямого
В свое же стадо шли.
Давно пора бы каждому
Вернуть своей дорогою —
Они рядком идут!
Идут, как будто гонятся
За ними волки серые,
Что дале — то скорей.
Идут — перекоряются!
Кричат — не образумятся!
А времечко не ждет.

За спором не заметили,
Как село солнце красное,
Как вечер наступил.
Наверно б ночку целую
Так шли — куда не ведая,
Когда б им баба встречная,
Корявая Дурандиха,
Не крикнула: «Почтенные!
Куда вы на ночь глядючи
Надумали идти. «

Спросила, засмеялася,
Хлестнула, ведьма, мерина
И укатила вскачь.

«Куда. «- Переглянулися
Тут наши мужики,

На лес, на путь-дороженьку
Глядел, молчал Пахом,
Глядел — умом раскидывал
И молвил наконец:

«Ну! леший шутку славную
Над нами подшутил!
Никак ведь мы без малого
Верст тридцать отошли!
Домой теперь ворочаться —
Устали, не дойдем
Присядем,- делать нечего,
До солнца отдохнем. «

Свалив беду на лешего,
Под лесом при дороженьке
Уселись мужики.
Зажгли костер, сложилися
За водкой двое сбегали,
А прочие покудова
Стаканчик изготовили
Бересты понадрав.
Приспела скоро водочка,
Приспела и закусочка —
Пируют мужички!
Косушки по три выпили,
Поели — и заспорили
Опять: кому жить весело,
Вольготно на Руси?
Роман кричит: помещику,
Демьян кричит: чиновнику,
Лука кричит: попу;
Купчине толстопузому,-
Кричат братаны Губины,
Иван и Митродор;
Пахом кричит: светлейшему
Вельможному боярину,
А Пров кричит: царю!

Забрало пуще прежнего
Задорных мужиков,
Ругательски ругаются,
Не мудрено, что вцепятся
Друг другу в волоса.

Гляди — уж и вцепилися!
Роман тузит Пахомушку,
Демьян тузит Луку.
А два братана Губины
Утюжат Прова дюжего,-
И всяк свое кричит!

Проснулось эхо гулкое,
Пошло гулять-погуливать,
Пошло кричать-покрикивать,
Как будто подзадоривать
Упрямых мужиков.
Царю!- направо слышится,
Налево отзывается:
Попу! Попу! Попу!
Весь лес переполошился,
С летающими птицами,
Зверями быстроногими
И гадами ползущими,-
И стон, и рев, и гул!

Источник

Корректура отрывка («Доброе время — добрые песни»). Эпизод из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»

Корректура отрывка («Доброе время — добрые песни»)

ДОБРОЕ ВРЕМЯ — ДОБРЫЕ ПЕСНИ»

Эпизод из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»

(Посвящается Сергею Петровичу Боткину)

В конце села Вахлачина,
Где житель — пахарь исстари
И частью смолокур, <2>
Под старой-старой ивою,
Свидетельницей скромною
Всей жизни вахлаков,
Где праздники справляются,

Где сходки собираются,
Где днем секут, а вечером
Цалуются, милуются —

Шел пир, великий пир! <3>
На бревна, тут лежавшие,
На сруб избы застроенной
Уселись мужики;

Сидели с Власом-старостой
(Им дело до всего). <4>
Как только пить надумали,
Влас сыну-малолеточку
Вскричал: «Беги за Трифоном!»
С дьячком приходским Трифоном,
Гулякой, кумом старосты,
Пришли его сыны,
Семинаристы: Саввушка
И Гриша; было старшему
Уж девятнадцать лет: <5>
Простые парни, добрые, <6>
Косили, жали, сеяли
И пили водку в праздники
С крестьянством наравне.
Теперь же Савва дьяконом
Смотрел, а у Григория
Лицо худое, бледное
И волос тонкий, вьющийся,

Пир только к утру кончился,
Великий пир. Расходится
Народ. Уснув, осталися
Под ивой наши странники,
И тут же спал Ионушка, <7>
Смиренный богомол. <8>
Качаясь, Савва с Гришею
Вели домой родителя
И пели; в чистом воздухе
Над Волгой, как набатные,
Согласные и сильные
Гремели голоса:

Славься народу
Давший свободу,
Дело любви,
Господи правый!
Счастьем и славой
Благослови.

Жил Трифон. Две каморочки!
Одна с дымящей печкою,
Другая в сажень — летняя,
И вся тут недолга;
Коровы нет, лошадки нет,
Была собака Зудушка,
Был кот — и те ушли.

Спать уложив родителя,
Взялся за книгу Саввушка,
А Грише не сиделося,
Ушел в поля, в луга.

У Гриши — кость широкая,
Но сильно исхудалое
Лицо — их недокармливал
Хапуга-эконом.

Григорий в семинарии
В час ночи просыпается
И уж потом до солнышка
Не спит — ждет жадно ситника,

Со сбитнем по утрам.
Как ни бедна вахлачина,
Они в ней отъедалися,
Спасибо Власу-крестному
И прочим мужикам!
Платили им молодчики,
По мере сил, работою,
По их делишкам хлопоты
Справляли в городу.
Дьячок хвалился детками,
А чем они питаются,
И думать позабыл.
Он сам был вечно голоден,
Весь тратился на поиски,
Где выпить, где поесть.
И был он нрава легкого,
А будь иного, вряд ли бы

И дожил до седин.
Его хозяйка, Домнушка,

Зато и долговечности
Бог не дал ей. Покойница
Всю жизнь о соли думала:
Нет хлеба — у кого-нибудь
Попросит, а за соль
Дать надо деньги чистые,
А их во всей вахлачине,
Сгоняемой на барщину,
Не густо! Благо хлебушком
Вахлак делился с Домною.
Давно в земле истлели бы
Ее родные деточки,
Не будь рука вахлацкая
Щедра чем бог послал.
Батрачка безответная
На каждого, кто чем-нибудь
Помог ей в черный день,
Всю жизнь о соли думала,
О соли пела Домнушка,

Баюкала ли Гришеньку,
Любимого сынка.
Как сжалось сердце мальчика,
Когда крестьянки вспомнили
И спели песню Домнину,
(Прозвал ее «Соленою»
Находчивый вахлак).

Никто как бог!
Не ест, не пьет
Меньшой сынок,
Гляди — умрет!

Дала кусок,
Дала другой —
Не ест, кричит:
«Посыпь сольцой!»

А соли нет,
Хоть бы щепоть!
«Посыпь мукой», —

Раз-два куснул,
Скривил роток.
«Соли еще!» —
Кричит сынок.

Опять мукой.
А на кусок
Слеза рекой!
Поел сынок!

Хвалилась мать —
Сынка спасла.
Знать, солона
Слеза была.

Запомнил Гриша песенку
И голосом молитвенным
Тихонько в семинарии,
Где было темно, холодно,
Угрюмо, строго, голодно,
Певал — тужил о матушке
И обо всей вахлачине,

И скоро в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлачине
Слилась — и радость светлая
Взыграла в сердце отрока,
Как весть освобождения
Промчалась благодатная <10>
По <11>всей святой Руси! <12>
Пел ангел милосердия,
Незримо пролетающий
Над Русью, песню чудную <13>
И пламенным крылом
Коснулся чутко спящего
Восторженного отрока —
И отрок стал певцом!

Светило солнце ласково,
Дышало утро раннее
Прохладой, ароматами
Косимых всюду трав.

Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми березами,
Прямая как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:

В минуты унынья, о родинамать!
Я мыслью вперед улетаю.
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.

Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей сон непробудной,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски бессудной.
Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?

На рынок раба-славянина,
И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове «набор»
Подобен был ужасу казни?
Довольно! Окончен с прошедшим расчет.
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином,

И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе раба,
Но мать уже вольного сына.

Сманила Гришу узкая.
Извилистая тропочка,
Через хлеба бегущая,
В широкий луг подкошенный
Спустился он по ней.
В лугу траву сушившие

Его любимой песнею.
Взгрустнулось крепко юноше
По матери-страдалице,
А пуще злость брала.
Он в лес ушел. Аукаясь,
В лесу, как перепелочки
Во ржи, бродили малые
Ребята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Он с ними кузов рыжиков
Набрал. Уж жжется солнышко;
Ушел к реке. Купается, —
Три дня тому сгоревшего,
Обугленного города
Картина перед ним:
Ни дома уцелевшего,
Одна тюрьма спасенная,
Недавно побеленная,
Как белая коровушка

Начальство там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем.
Всё спит еще, немногие
Проснулись: два подьячие,
Придерживая полочки
Халатов, пробираются
Между шкафами, стульями,
Узлами, экипажами
К палатке-кабаку.
Туда ж портняга скорченный
Аршин, утюг и ножницы
Несет — как лист дрожит.
Восстав от сна с молитвою,
Причесывает голову
И держит наотлет,
Как девка, косу длинную
Высокий и осанистый
Протоерей Стефан.

Плоты с дровами тянутся,
Стоят под правым берегом
Три барки нагруженные:
Вчера бурлаки с песнями
Сюда их привели.
А вот и он — измученной
Бурлак! походкой праздничной
Идет, рубаха чистая,
В кармане медь звенит.
Григорий шел, поглядывал
На бурлака довольного,
А с губ слова срывалися,
То шепотом, то громкие.
Григорий думал вслух:

Плечами, грудью и спиной

Тянул он барку бечевой,
Полдневный зной его палил,
И пот с него ручьями лил.

Хрипя, «Дубинушку» стонал;
До места барку дотянул
И богатырским сном уснул,
И, в бане смыв поутру пот,

Зашиты в пояс три рубля.
Остатком — медью — шевеля,
Подумал миг, аашел в кабак
И молча кинул на верстак

И, выпив, крякнул от души.
Перекрестил на церковь грудь:
Пора и в путь! пора и в путь!
Он бодро шел, жевал калач,

Сестре платок, а для детей
В сусальном золоте коней.
Он шел домой — не близкий путь.
Дай бог дойти и отдохнуть!

Ко всей Руси загадочной,
К народу перешли.
Ему всё разом вспомнилось,
Что видывал, что слыхивал,

И долго Гриша берегом
Бродил, волнуясь, думая,
Покуда песней новою
Не утолил натруженной,

Битву кровавую
С сильной державою
Царь замышлял:
«Хватит ли силушки?
» —
Думал, гадал.

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,

В рабстве спасенное
Сердце свободное —
Золото, золото

Сила народная,
Сила могучая —
Совесть спокойная,
Правда живучая!

Не уживается,
Жертва неправдою
Не вызывается, —

Русь не шелохнется,

А загорелась в ней
Искра сокрытая, —

Рать подымается —
Неисчислимая,
Сила в ней скажется

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,

«Удалась мне песенка! — молвил Гриша, прыгая. —
Горячо сказалася правда в ней великая!
Завтра же спою ее вахлачкам — не всё же им
Песни петь унылые. Помогай, о боже, им!

Так с хорошей песенки духом поднимаются
Бедные, забитые. » Прочитав торжественно
Брату песню новую (брат сказал: «Божественно!»),
Гриша спать попробовал. Спалося не спалося,

Быть бы нашим странникам под родною крышею,
Если б энать могли они, что творилось с Гришею.
Слышал он в груди своей силы необъятные,
Услаждали слух его ввуки благодатные,

Пел он воплощение счастия народного.

Петербургской вольной типографии (1879)

1 Доброе время — [великое время]

2 Ст. 2-3 вписаны.

3 [Всю ночь огни и шум]

«Пей, вахлачки, погуливай!» —
Клим весело кричал]

[Крестьянам письма к сродникам
«Положение»,
Как вышло, толковали им,]

6 Этот стих вписан на полях.

[Да несколько упившихся

8 Этот стих вписан на полях.

[Доброе время,
Великое время!]

[Как ангел милосердия
Спел песнь] освобождения,

Источник