Почему солнце стало жарким и синим
Опубликовано 12.01.2019 в Общество // 0 Комментарии
В каждой уважающей себя стране обычно имеется как минимум одна Академия наук – большая организация, существующая на средства, собираемые с налогов с целью просвещать тёмных и полуграмотных налогоплательщиков. Во всяком случае всё так выглядит, согласно версии официо.
Касательно этой версии у публики с каждым годом растут всё более грандиозные сомнения. Например люди часто видят разные странные штуки в небе, в просторечии обзываемые НЛО. Люди спрашивают у академиков: “О светлейшие просветленные, что это!? “В ответ люди слышат: “Протрите глаза, недостойные и носите шапочки из фольги. Никаких НЛО нет!”
Или, например, какие-нибудь другие полутемные люди, скажем, дипломированные адепты-строители, смотрят на каменные пирамиды Египта, на каменные глыбы Баальбека, на каменную набережную Невы, после чего спрашивают у академиков: “О светлейшие просветленные, как древние питекантропы, не знавшие самосвалов и экскаваторов всё это построили?” В ответ люди слышат: “Всё построено молотком и зубилом”, после чего академики опять намекают про шапочки из фольги.
Вопросов к академикам много. Вопросов про круглую землю, про химиотрассы, про странные климатические кульбиты, про археологические артефакты, про ляпы в официальной истории, про запрещенные к разработке проекты и прочее, хотя самый главный вопрос состоит в другом: почему налогоплательщики должны содержать всех этих просветленных, но бесполезных для них людей? Зачем племени нужен знахарь или шаман, который занят своими делами, не лечит, не объясняет, а возможно вообще работает на другое племя?
Однако это уже скорее вопрос экономики и политики, которые уважающих себя конспирологов давно не интересуют – все и так всё понимают. Но другие вопросы сторонники теории заговора активно обсуждают на форумах. В частности вопрос странного изменения цвета и активности Солнца.
Солнце стало другим. И это видят давно и все. Цитата:
Несколько лет назад у меня был весьма эмоциональный спор с одним молодым человеком, который не мог поверить что Солнце всегда было желтым. Но тем не менее это факт: мне достаточно много лет и жёлтое Солнце я видел.
Когда мы были детьми, мы все нарисовали солнце желтым. Мы даже могли посмотреть на него и мы видели его желтый цвет.
Сейчас моему сыну и моей дочери 21 и 26 лет. И у меня есть рисунки, на которых они рисовали Солнце, когда были детьми. На них оно уже светло-желтое, что мне было не сразу заметно, но, видимо, оно было правильно – это был переходный период.
Солнце Теперь официально является белой звездой.
И это действительно так. Солнце по прежнему классифицируют как Жёлтый карлик, ссылаясь на результаты какой-то фотометрии, но тут же поясняя что субъективно мы видим желтый как белый.
Очень странное объяснение. Хотя в последние годы такое объяснение мы слышим часто, когда мы смотрим на черное, а нам из телевизора говорят, что это на самом деле белое и наше мнение неправильно и субъективно.
Что ж, тогда приводим очередные субъективные мнения:
…Я живу на 7 градусов выше Экватора, я могу сообщить и вам, что нам больше не нужно готовить яйца на кухне. Мы просто помещаем сковородку снаружи на солнце и они там отлично жарятся за 3-5 минут. Мы больше не можем находиться под прямым солнечным светом более 10 минут, так как это приведет к ожогам 2 степени. В больнице полно солнечных ожогов и там пахнет кошерным гастрономом. Очень вкусно.
…А мои соседи постепенно превращаются в клоны преподобного Альберта Чарльза Шарптона второго младшего. Я пытался им несколько раз сказать, что теперь сидеть возле дома нужно в тени, а они крутят мне пальцем у головы и орут что я долбаный лжепророк. Я буквально только что встретил на улице белого парня, который как будто Одж Симпсон куда-то мчался, сжимая футбольный мяч.
…А у нас все умные ходят в город с зонтиками, даже мужики. У меня волосы коричневые, но за несколько дней ходьбы по 10-15 минут в день на прямом солнце я стала чистой блондинкой.
…Я живу в Англии, на западном побережье. Около 5 лет назад почти все мои комнатные растения начали желтеть. Я решил, что им не хватает солнца и начал переставлять, но стало еще хуже. В конце концов я всё-таки понял, что единственные растения, которые растут и не умирают – это те, которые в тени!
…Комикс про Супермена появился 60 лет назад. И там утверждалось, что Супермен получал свою силу от нашего ЖЕЛТОГО солнца!
…70 лет назад у пилотов-истребителей был трюк – поместить перед собой большой палец так, чтобы заблокировать солнце. Тогда летчик мог видеть вражеские самолеты, которые были между ним и солнцем. Сегодня такое исключено.
…У меня на пастбище летом полностью сухая трава. Если я появляюсь там начинается пот катиться градом. Сейчас Мне 33, но я все равно вижу разницу с тем что было всего несколько лет назад
…Мне скоро 50 и я определенно замечаю большую разницу. В частности в грузовике стало жарко так, что теперь я сделал свой собственный отражающий чехол для верхней части кабины, и это немного помогает. Я также помню красивое, желтое теплое Солнце. Это горячая белая Теперь лазерная печь. Оба моих ребенка страдали от ужасных ожогов за очень короткое время, играя на улице и не понимая. Я так же давно обратил внимание, что практически все дневные насекомые своим любимым днём где-то прячутся и становятся невероятно активными только ночью.
…Я живу в сельской местности. Теперь мы работаем в огороде на ферме исключительно между 6:00 и 9:00, потому что в противном случае солнце слишком сильное – даже в прохладный день!
…Я недавно провела выходные в Орландо. Мужья поехали на какой-то партийный съезд, поэтому мы, девочки, решили порезвиться вокруг бассейна … Я всегда была фанатиком Солнца, лежала возле бассейна каждый уик-энд , получая прекрасный темный загар. В этом году после одного дня прогулок мои руки сожглись! Я не присоединялась к подружкам и держалась в стороне от бассейна. Но когда вернулась домой у меня случились проблемы с носовой пазухой, как будто от жары я получила грипп или синусит.
…У меня кожа светочувствительная, Солнце с детства было моим врагом и родители не позволяли мне гулять под ним полностью открытым. С возвратом я, конечно же, осмелел и получил сильные ожоги несколько раз. Но потом все пришло в норму и ожог случался только если плавать с рассвета и до заката. Однако с годами ситуация все ухудшалась, я стал загорать все меньше меньше. А вчера мы играли в бейсбол в сумерках. И я получил солнечный ожог.
Взрослая гражданка из Австралии делится своими наблюдениями:
В 1980-м году стандартом для солнцезащитной косметики был SPF фактор 8+. С 1995-го стандарт 50+
В 1980-м требовалось пролежать на пляже ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ день, чтобы получить солнечный ожог. С 1995-го достаточно позагорать 20 минут.
В 1980-м году газета желтела под прямым солнцем в течении 2-х недель. С 1995-го если утром оставить газету на кресле на улице, к вечеру она будет желтой.
В 1980-м прямо на Солнце можно было смотреть до 10 секунд. С 1995-го вы уже не посмеете взглянуть на него прямо.
Ответы на этот пост:
…Вы абсолютно правы по каждому пункту. В 1980 году моя мама была одержима тем, что быть хорошо загорелой. Она не использовала солнцезащитные кремы, а наоборот – специфические масла, ускоряющие загар. И вместе с другими людьми сидела на пляже каждый день и целый день. И Солнце никогда не было белым даже в жаркий день в полдень.
….В 80-е мы вообще не знали что такое SPF !
…В Это всё 95-м. Сейчас загорать в Австралии чисто безумие. 5 минут под прямым солнечным светом – у вас железобетоннно ожог.
…Всё правильно. Когда я был ребенком я мог смотреть на Солнце секунды, сейчас я не могу в его сторону даже взглянуть
Мы приводим выдержки только из двух многостраничных топиков, посвященных странным изменениям на Солнце, но как любой желающий может увидеть – только на одном этом форуме их очень много. А форумов, где поднимается тема многие сотни, если не тысячи, в том числе и в рунете. И все достаточно долго живущие люди в один голос твердят: Солнце изменило активность и цвет!
Как и следовало ожидать, в топик было прислано некоторое количество троллей, которые стали как обычно зажигать про “загрязнение атмосферы” и “тотальную нехватку витамина Д”, однако численного преимущества им организовать так и не удалось, после чего форум GLP вдруг внезапно упал под DDOS-атакой. Там такое иногда бывает, после чего некоторые темы вдруг исчезают.
Тема “синего солнца” кому-то, похоже, сильно мешает. Причем что удивительно – о неполадках с нашим светилом молчат все академики! Как будто получили команду или договорились.
Сами подумайте, ведь какая сейчас есть прекрасная возможность накатать толстый научный труд про “синее солнце”, стать прославленным академиком в квадрате или даже доктором наук в кубе. Можно своё тело принести в телевизор, где тряся бородой и блестя очками повещать в камеру с умным лицом. Но этого нет, как будто с Солнцем ничего не происходит или академикам уже не нужна слава.
Причем на самом деле тут даже проблема не столько для академиков-астрофизиков, но и для биологов, поскольку у насекомых от нового Солнца начали плавиться крылья.
Возникает вопрос: а под какой звездой насекомые эволюционировали, если сейчас им всем вдруг стало немного жарко? Или может вообще не было никакой эволюции?
Поскольку академики не желают отрабатывать деньги налогоплательщиков и упорно молчат про Солнце, люди сами начинают придумывать объяснения и сами же их опровергать, если умеют.
Например, довольно часто высказывается мысль об изменениях в озоновом слое: толщина его уменьшается и потому Солнце становится более агрессивным. Однако на цвет Солнца озоновый слой никак не влияет, а когда взгляд на Солнце причиняет боль – это никак не действие ультрафиолета, а свидетельство увеличения общей яркости светила.
Кроме того, как многие замечают – сильно изменился и цвет неба, что с озоновым слоем (если он там где-то вообще есть) никак не связано. Раньше небо без облаков было кобальтовым, во всяком случае в средних широтах. Сейчас оно пастельное. Как следствие многие люди высказывают мысль, что задача химиотрасс – скрыть от людей настоящий цвет неба и защитить их от сильно измененного солнца, не вызвав при этом массовой паники.
Возможно что последнее объяснение имеет под собой основание, однако всё равно остается открытым вопрос: почему Солнце вдруг посинело?
Синий цвет позволяет предположить, что температура Солнца заметно повысилась, поэтому у него такой спектр, более близкий не к Жёлтым карликам, а, например, к Веге и Голубым гигантам.
Диаметр Веги составляет всего 2.5 диаметра Солнца, но её яркость из-за более высокой температуры в 54 раза выше.
Неужели Солнце превращается в Голубой гигант? Для Земли это будет иметь катастрофические последствия.
Радиус Солнечной системы, считая от центра Солнца до внешних границ облака Оорта, составляет порядка 1-го светового года. Солнца с этого расстояния будет практически и не видно. Но Голубой гигант на таком расстоянии за милисекунду поджарит вылитую на сковородку яичницу, а за секунду – вообще испарит сковородку.
Предположим, что действительно Солнце начало активно гореть, превращаясь в звезду типа Веги. Согласно официальной научной доктрине трансформация звезд в Галактике вовсе не редкость, но занимает миллионы и миллиарды лет. Поэтому Солнце никак не могло стать голубым за 2-3 десятилетия. Или могло?
Академики на этот счет опять молчат, поэтому люди опять выдвигают свои, иногда довольно безумные версии.
Например некоторые предполагают, что в районе 1995-го всю планету погрузили в стазис и перенесли к другой звезде. На этот счет было несколько свидетельств контактеров. Кто погрузил, как и зачем – можно только догадываться.
Есть так же мнение, что с Солнцем манипулируют какие-то очень высокотехнологичные инопланетяне, подбрасывая в него сферы с водородным топливом и искусственно повышая температуру:
Наконец есть еще версия так называемого Эффекта Манделы, суть которого сводится к следующему: на самом деле Солнце всегда было бело-голубым, а всё что написано людьми выше – это не более чем имплантированные кем-то воспоминания о том, чего никогда не было.
Мы не хотим тщательно разбирать и комментировать каждую теоретическую гипотезу, но в любом случае даже такие гипотезы следует держать в уме ибо других у народа на данный момент нет.
Источник
Становится жарко солнце высоко
Несмотря на происходившую у меня в голове путаницу понятий, я в это лето был юн, невинен, свободен и поэтому почти счастлив.
Иногда, и довольно часто, я вставал рано. (Я спал на открытом воздухе на террасе, и яркие косые лучи утреннего солнца будили меня.) Я живо одевался, брал под мышку полотенце и книгу французского романа и шел купаться в реке в тени березника, который был в полверсте от дома. Там я ложился в тени на траве и читал, изредка отрывая глаза от книги, чтобы взглянуть на лиловатую в тени поверхность реки, начинающую колыхаться от утреннего ветра, на поле желтеющей ржи на том берегу, на светло-красный утренний свет лучей, ниже и ниже окрашивающий белые стволы берез, которые, прячась одна за другую, уходили от меня в даль чистого леса, и наслаждался сознанием в себе точно такой же свежей, молодой силы жизни, какой везде кругом меня дышала природа. Когда на небе были утренние серые тучки и я озябал после купанья, я часто без дороги отправлялся ходить по полям и лесам, с наслаждением сквозь сапоги промачивая ноги по свежей росе. В это время я живо мечтал о героях последнего прочитанного романа и воображал себя то полководцем, то министром, то силачом необыкновенным, то страстным человеком и с некоторым трепетом оглядывался беспрестанно кругом, в надежде вдруг встретить где-нибудь ее на полянке или за деревом. Когда в таких прогулках я встречал крестьян и крестьянок на работах, несмотря на то, что простой народ не существовал для меня, я всегда испытывал бессознательное сильное смущение и старался, чтоб они меня не видели. Когда уже становилось жарко, но дамы наши еще не выходили к чаю, я часто ходил в огород или сад есть все те овощи и фрукты, которые поспевали. И это занятие доставляло мне одно из главных удовольствий. Заберешься, бывало, в яблочный сад, в самую середину высокой, заросшей, густой малины. Над головой — яркое горячее небо, кругом — бледно-зеленая колючая зелень кустов малины, перемешанных с сорною заростью. Темно-зеленая крапива с тонкой цветущей макушкой стройно тянется вверх; разлапистый репейник с неестественно лиловыми колючими цветками грубо растет выше малины и выше головы и кое-где вместе с крапивою достает даже до развесистых бледно-зеленых ветвей старых яблонь, на которых наверху, в упор жаркому солнцу, зреют глянцевитые, как косточки, круглые, еще сырые яблоки. Внизу молодой куст малины, почти сухой, без листьев,
искривившись, тянется к солнцу; зеленая игловатая трава и молодой лопух, пробившись сквозь прошлогодний лист, увлаженные росой, сочно зеленеют в вечной тени, как будто и не знают о том, как на листьях яблони ярко играет солнце.
В чаще этой всегда сыро, пахнет густой постоянной тенью, паутиной, падалью-яблоком, которое, чернея, уже валяется на прелой земле, малиной, иногда и лесным клопом, которого проглотишь нечаянно с ягодой и поскорее заешь другою. Подвигаясь вперед, спугиваешь воробьев, которые всегда живут в этой глуши, слышишь их торопливое чириканье и удары о ветки их маленьких быстрых крыльев, слышишь жужжание на одном месте жировой пчелы и где-нибудь по дорожке шаги садовника, дурачка Акима, и его вечное мурлыканье себе под нос. Думаешь себе: «Нет! ни ему, никому на свете не найти меня тут. », обеими руками направо и налево снимаешь с белых конических стебельков сочные ягоды и с наслаждением глотаешь одну за другою. Ноги, даже выше колен, насквозь мокры, в голове какой-нибудь ужаснейший вздор (твердишь тысячу раз сряду мысленно: и-и-и по-оо-о двад-ца-а-ать и-и-и по семь), руки и ноги сквозь промоченные панталоны обожжены крапивой, голову уже начинают печь прорывающиеся в чащу прямые лучи солнца, есть уже давно не хочется, а все сидишь в чаще, поглядываешь, послушиваешь, подумываешь и машинально обрываешь и глотаешь лучшие ягоды.
Часу в одиннадцатом я обыкновенно приходил в гостиную, большей частью, после чаю, когда уже дамы сидели за занятиями. Около первого окна, с опущенной на солнце небеленой холстинной сторой, сквозь скважины которой яркое солнце кладет на все, что ни попадется, такие блестящие огненные кружки, что глазам больно смотреть на них, стоят пяльцы, по белому полотну которых тихо гуляют мухи. За пяльцами сидит Мими, беспрестанно сердито встряхивая головой и передвигаясь с места на место от солнца, которое, вдруг прорвавшись где-нибудь, проложит ей то там, то сям на лице или на руке огненную полосу. Сквозь другие три окна, с тенями рам, лежат цельные яркие четырехугольники; на некрашеном полу гостиной, на одном из них, по старой привычке, лежит Милка и, насторожив уши, вглядывается
в ходящих мух по светлому четырехугольнику. Катенька вяжет или читает, сидя на диване, и нетерпеливо отмахивается своими беленькими, кажущимися прозрачными в ярком свете ручками или, сморщившись, трясет головкой, чтоб выгнать забившуюся в золотистые густые волоса бьющуюся там муху. Любочка или ходит взад и вперед по комнате, заложив за спину руки, дожидаясь того, чтоб пошли в сад, или играет на фортепьяно какую-нибудь пьесу, которой я давно знаю каждую нотку. Я сажусь где-нибудь, слушаю эту музыку или чтение и дожидаюсь того, чтобы мне можно было самому сесть за фортепьяно. После обеда я иногда удостаивал девочек ездить верхом с ними (ходить гулять пешком я считал несообразным с коими годами и положением в свете). И наши прогулки, в которых я провожу их по необыкновенным местам и оврагам, бывают очень приятны. С нами случаются иногда приключения, в которых я себя показываю молодцом, и дамы хвалят мою езду и смелость и считают меня своим покровителем. Вечером, ежели гостей никого нет, после чаю, который мы пьем в тенистой галерее, и после прогулки с папа по хозяйству я ложусь на старое свое место, в вольтеровское кресло, и, слушая Катенькину или Любочкину музыку, читаю и вместе с тем мечтаю по-старому. Иногда, оставшись один в гостиной, когда Любочка играет какую-нибудь старинную музыку, я невольно оставляю книгу, и, вглядываясь в растворенную дверь балкона в кудрявые висячие ветви высоких берез, на которых уже заходит вечерняя тень, и в чистое небо, на котором, как смотришь пристально, вдруг показывается как будто пыльное желтоватое пятнышко и снова исчезает; и, вслушиваясь в звуки музыки из залы, скрипа ворот, бабьих голосов и возвращающегося стада на деревне, я вдруг живо вспоминаю и Наталью Савишну, и maman, и Карла Иваныча, и мне на минуту становится грустно. Но душа моя так полна в это время жизнью и надеждами, что воспоминание это только крылом касается меня и летит дальше.
После ужина и иногда ночной прогулки с кем-нибудь по саду — один я боялся ходить по темным аллеям — я уходил один спать на полу на галерею, что, несмотря на миллионы ночных комаров, пожиравших меня, доставляло мне большое удовольствие. В полнолуние я часто
целые ночи напролет проводил сидя на своем тюфяке, вглядываясь в свет и тени, вслушиваясь в тишину и звуки, мечтая о различных предметах, преимущественно о поэтическом, сладострастном счастии, которое мне тогда казалось высшим счастием в жизни, и тоскуя о том, что мне до сих пор дано было только воображать его. Бывало, только что все разойдутся и огни из гостиной перейдут в верхние комнаты, где слышны становятся женские голоса и стук отворяющихся и затворяющихся окон, я отправляюсь на галерею и расхаживаю по ней, жадно прислушиваясь ко всем звукам засыпающего дома. До тех пор пока есть маленькая, беспричинная надежда хотя на неполное такое счастие, о котором я мечтаю, я еще не могу спокойно строить для себя воображаемое счастие.
При каждом звуке босых шагов, кашле, вздохе, толчке окошка, шорохе платья я вскакиваю с постели, воровски прислушиваюсь, приглядываюсь и без видимой причины прихожу в волнение. Но вот огни исчезают в верхних окнах, звуки шагов и говора заменяются храпением, караульщик по-ночному начинает стучать в доску, сад стал и мрачнее и светлее, как скоро исчезли на нем полосы красного света из окон, последний огонь из буфета переходит в переднюю, прокладывая полосу света по росистому саду, и мне видна через окно сгорбленная фигура Фоки, который в кофточке, со свечой в руках, идет к своей постели. Часто я находил большое волнующее наслаждение, крадучись по мокрой траве в черной тени дома, подходить к окну передней и, не переводя дыхания, слушать храпение мальчика, покряхтыванье Фоки, полагавшего, что никто его не слышит, и звук его старческого голоса, долго, долго читавшего молитвы. Наконец тушилась его последняя свечка, окно захлопывалось, я оставался совершенно один и, робко оглядываясь по сторонам, не видно ли где-нибудь, подле клумбы или подле моей постели, белой женщины,— рысью бежал на галерею. И вот тогда-то я ложился на свою постель, лицом к саду, и, закрывшись, сколько возможно было, от комаров и летучих мышей, смотрел в сад, слушал звуки ночи и мечтал о любви и счастии.
Тогда все получало для меня другой смысл: и вид старых берез, блестевших с одной стороны на лунном небе своими кудрявыми ветвями, с другой — мрачно
застилавших кусты и дорогу своими черными тенями, и спокойный, пышный, равномерно, как звук, возраставший блеск пруда, и лунный блеск капель росы на цветах перед галереей, тоже кладущих поперек серой рабатки свои грациозные тени, и звук перепела за прудом, и голос человека с большой дороги, и тихий, чуть слышный скрип двух старых берез друг о друга, и жужжание комара над ухом под одеялом, и падение зацепившегося за ветку яблока на сухие листья, и прыжки лягушек, которые иногда добирались до ступеней террасы и как-то таинственно блестели на месяце своими зеленоватыми спинками,— все это получало для меня странный смысл — смысл слишком большой красоты и какого-то недоконченного счастия. И вот являлась она, с длинной черной косой, высокой грудью, всегда печальная и прекрасная, с обнаженными руками, с сладострастными объятиями. Она любила меня, я жертвовал для одной минуты ее любви всей жизнью. Но луна все выше, выше, светлее и светлее стояла на небе, пышный блеск пруда, равномерно усиливающийся, как звук, становился яснее и яснее, тени становились чернее и чернее, свет прозрачнее и прозрачнее, и, вглядываясь и вслушиваясь во все это, что-то говорило мне, что и она, с обнаженными руками и пылкими объятиями, еще далеко, далеко не все счастие, что и любовь к ней далеко, далеко еще не все благо; и чем больше я смотрел на высокий, полный месяц, тем истинная красота и благо казались мне выше и выше, чище и чище, и ближе и ближе к Нему, к источнику всего прекрасного и благого, и слезы какой-то неудовлетворенной, но волнующей радости навертывались мне на глаза.
И все я был один, и все мне казалось, что таинственно величавая природа, притягивающий к себе светлый круг месяца, остановившийся зачем-то на одном высоком неопределенном месте бледно-голубого неба и вместе стоящий везде и как будто наполняющий собой все необъятное пространство, и я, ничтожный червяк, уже оскверненный всеми мелкими, бедными людскими страстями, но со всей необъятной могучей силой воображения и любви,— мне все казалось в эти минуты, что как будто природа, и луна, и я, мы были одно и то же.
Источник