Роберт Бернс — O Wert Thou In The Cauld Blast
Переводы Маршака далеки от дословной передачи оригинала, но им свойственна простота и лёгкость языка, эмоциональная настроенность, близкая бёрнсовским строкам. В 1940-е гг. в лондонской газете «Таймс» появилась статья, доказывающая, что Бёрнс не совсем понятен англичанам и имеет лишь ограниченное региональное значение. В качестве одного из контраргументов в отзывах на статью приводилась огромная популярность Бёрнса в СССР. В 1959 г. Маршак был избран почётным председателем Федерации Бёрнса в Шотландии. В последнее время переводы Маршака часто критикуются, как неадекватные и стихи, переведённые Маршаком, издаются и в переводах других авторов, — однако популярность Бёрнса в целом очень высока и к настоящему времени на русском языке существует уже до девяноста процентов его поэтического наследия.
Песенка — «O Wert Thou In The Cauld Blast» и сложна, и проста одновременно. Почему? Да, потому что там негде разгуляться фантазии, слова повторяются и то, как это сделал Маршак — лучше может и не скажет никто.
Лично я переводы других авторов на веру не принимаю, а всегда предлагаю свою версию.
С.Я. Маршак — В полях под снегом и дождём.
В полях, под снегом и дождем,
Мой милый друг, мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, от зимних вьюг.
А если мука суждена
Тебе судьбой, тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой, делить с тобой.
Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом, где тьма кругом, —
Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем, с тобой вдвоем.
И если б дали мне в удел
Весь шар земной, весь шар земной,
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной, тобой одной.
Моя версия перевода — Одну тебя бы я любил.
С тобой отправился бы я
Гулять все ночи напролёт
Укрылись бы с тобой в поля,
Где нас и солнце не найдёт.
С тобой вдвоём, с тобой вдвоём
Мы сможем всё преодолеть
Весь шар земной мы обойдём,
Чтоб после вместе умереть.
Пусть был бы это дикий край,
Где шёл голодный и босой,
Пустыня будет или Рай,
Лишь был бы там вдвоём с тобой;
А если был бы я Монарх,
С собой на трон бы усадил,
Одел корону в жемчугах,
Одну тебя бы я любил!
Robert Burns — O Wert Thou In The Cauld Blast
From Wert THOU in the cauld blast,
On Yonder lea, on Yonder lea,
My plaidie to the angry airt,
I’d shelter thee, I’d shelter thee;
Or did Misfortune’s bitter Storms
Around thee if it was not, if it was not Around thee,
Shouldnt what my house bield bosom,
Roof and share it, to share it and ‘.
Or were I in the wildest waste,
Sae black and bare, and bare black SAE,
The Desert were a Paradise,
Os THOU Wert There, os THOU Wert There;
To Monarch over were of ‘the globe,
Wi ‘thee to Reign, wi’ thee to Reign,
The Brightest Jewel in my Crown
Wad what my Queen, wad what my Queen.
Источник
G. G. Byron. ТЬМА. Перевод стихотворения -Darkness
by: George Gordon (Lord) Byron (1788-1824)
I had a dream, which was not all a dream.
The bright sun was extinguish’d, and the stars
Did wander darkling in the eternal space,
Rayless, and pathless, and the icy earth
Swung blind and blackening in the moonless air;
Morn came and went—and came, and brought no day,
And men forgot their passions in the dread
Of this their desolation; and all hearts
Were chill’d into a selfish prayer for light:
And they did live by watchfires—and the thrones,
The palaces of crowned kings—the huts,
The habitations of all things which dwell,
Were burnt for beacons; cities were consum’d,
And men were gather’d round their blazing homes
To look once more into each other’s face;
Happy were those who dwelt within the eye
Of the volcanos, and their mountain-torch:
A fearful hope was all the world contain’d;
Forests were set on fire—but hour by hour
They fell and faded—and the crackling trunks
Extinguish’d with a crash—and all was black.
The brows of men by the despairing light
Wore an unearthly aspect, as by fits
The flashes fell upon them; some lay down
And hid their eyes and wept; and some did rest
Their chins upon their clenched hands, and smil’d;
And others hurried to and fro, and fed
Their funeral piles with fuel, and look’d up
With mad disquietude on the dull sky,
The pall of a past world; and then again
With curses cast them down upon the dust,
And gnash’d their teeth and howl’d: the wild birds shriek’d
And, terrified, did flutter on the ground,
And flap their useless wings; the wildest brutes
Came tame and tremulous; and vipers crawl’d
And twin’d themselves among the multitude,
Hissing, but stingless—they were slain for food.
And War, which for a moment was no more,
Did glut himself again: a meal was bought
With blood, and each sate sullenly apart
Gorging himself in gloom: no love was left;
All earth was but one thought—and that was death
Immediate and inglorious; and the pang
Of famine fed upon all entrails—men
Died, and their bones were tombless as their flesh;
The meagre by the meagre were devour’d,
Even dogs assail’d their masters, all save one,
And he was faithful to a corse, and kept
The birds and beasts and famish’d men at bay,
Till hunger clung them, or the dropping dead
Lur’d their lank jaws; himself sought out no food,
But with a piteous and perpetual moan,
And a quick desolate cry, licking the hand
Which answer’d not with a caress—he died.
The crowd was famish’d by degrees; but two
Of an enormous city did survive,
And they were enemies: they met beside
The dying embers of an altar-place
Where had been heap’d a mass of holy things
For an unholy usage; they rak’d up,
And shivering scrap’d with their cold skeleton hands
The feeble ashes, and their feeble breath
Blew for a little life, and made a flame
Which was a mockery; then they lifted up
Their eyes as it grew lighter, and beheld
Each other’s aspects—saw, and shriek’d, and died—
Even of their mutual hideousness they died,
Unknowing who he was upon whose brow
Famine had written Fiend. The world was void,
The populous and the powerful was a lump,
Seasonless, herbless, treeless, manless, lifeless—
A lump of death—a chaos of hard clay.
The rivers, lakes and ocean all stood still,
And nothing stirr’d within their silent depths;
Ships sailorless lay rotting on the sea,
And their masts fell down piecemeal: as they dropp’d
They slept on the abyss without a surge—
The waves were dead; the tides were in their grave,
The moon, their mistress, had expir’d before;
The winds were wither’d in the stagnant air,
And the clouds perish’d; Darkness had no need
Of aid from them—She was the Universe.
(«Darkness» is reprinted from Works. George Gordon Byron. London: John Murray, 1832.)
Перевод стихотворения Лорда Байрона «Darkness»
Я видел сон, похожий на виденье.
Погасло Солнце. Свет далёких звёзд
Ещё блуждал сквозь космос в отдалении.
На остывающей земле мороз
Царил во льдах безлунными ночами.
Ни дней, ни утр – лишь ночи без конца!
Растерянность железными клещами
Сковала страхом смертные сердца.
И троны королей, и замки знати,
Ограды градов и жилища бедняков —
Сжигались для тепла. Иль, света ради,
Горели на кострах для маяков.
Вокруг своих пылающих домов,
Чтоб лиц родных увидеть милый облик,
Сбирались семьи. Повезло, кто жил
Вблизи вулкана: те ещё не дрогли,
Пока дышал огнём нагорный джин,
Даривший людям слабую надежду.
В низинах, вдалеке от горных скал,
В лесных чащобах, полных жизни прежде, —
Сверкал пожар. Но треск напоминал
О рухнувших стволах и, час за часом,
Мерк уголь там, где жили тварь и дичь.
Насупив брови, сажей лоб измазав,
Из дыма всепланетных пепелищ
Являлись лица с неземным оттенком
Сквозь судороги вспышек. Кто-то выл
И ползал на ободранных коленках,
А кто-то отдыхал — вотще не тратя сил;
Метались третьи – нажираясь пищей,
И. становились пищей для огня
Их похороны: без благоприличий
Коптел их прах на непотухших пнях
Под крышкой неба в отблеске зарниц.
. Зубовный скрежет, крики диких птиц,
Хлопки об землю бесполезных крыльев,
Шипенье змей и ржанье кобылиц,
Скота и хищника совместное бессилье —
То был момент — лишь час — объединенья!
Войн не было – пришла одна война:
За хлеб насущный — корм, незримый зренью,
Чтоб в темноте смочь заглотать сполна
Свою — оплаченную кровью — пищу.
Любовь ушла от скрежета зубов.
И в мыслях всех – неизлечимо нищих –
Была лишь Смерть одна, а не Любовь!
Великий Голод правил на планете,
Не хоронили плоть, не знала кость могил.
Худой худого пожирал, где встретит,
Заслышав в темноте пугливые шаги.
И даже псы – хозяйские собаки –
Сдержаться не могли. Из чёрной мглы
Усохнувшие челюсти, во мраке,
Вонзали в руку их владельцев клык.
И лишь один был верен: сдох во тьме,
Облизывая раненную руку,
Хозяина, который умер. Смерть
Убила всех живых, ходя по кругу.
В последнем городе остались двое.
У тлеющей лампадки алтаря,
Копаясь в хламе, встретились герои,
Но, жуткий лик другого усмотря,
От страха – на святых безделиц кучу –
Упали замертво. Их взор потух.
И нет ответа: Голод всемогущий
Иль Дьявольский покинул Землю Дух.
Мир опустел. Живой ещё недавно —
Стал скомканным нагроможденьем льдин —
Скоплением безжизненных руин,
Без вёсен, зим, безлесный и бестравный:
Безжизненная глыба твёрдой глины –
Хаос, где звёзды зажигались зря.
Остановились реки и моря,
Замёрзли океанские глубины.
Течений нет, приливы – лёд могильный.
Загнили без движенья корабли,
Заснув над бездной, мертвенно-бессильны,
Рассыпав мачты, растеряв рули.
Погибли облака во тьме растленной,
Застыли ветры в бездыханном сне
И срок истёк бессмысленной Луне
В ненарушимой Темноте Вселенной.
Источник
Лорд Байрон — Солнце Бессонных, с английского
Lord Byron «Hebrew Melodies» «SUN OF THE SLEEPLESS»
Лорд Байрон Еврейские мелодии, песнь 24 «Солнце Бессонных»
Пять вариантов вольного перевода:
Бессонных глаз — меланхоличная звезда,
Твой слёзный путь на небе — борозда,
И Солнце темь пробить не может ярко,
Лишь в глубине веков далёких жарко.
Лучи бессильны вечность обогреть.
На свет из тьмы так больно нам смотреть.
Сгорая в прошлом, светом лучших дней,
Скорбит о нём, печальней, холодней.
Не знавшим сна землянам, супер-стар —
Стара, как мир, и пламенный пожар
Рассеян в прошлом — в глубине веков,
Когда не знало солнце облаков.
Архив звезды во тьме кромешных лет,
В нём много вспышек,радости. и свет
Потухнет где-то в вечности без дна.
Печаль Бессонниц ясных — холодна.
О! Солнце-свет! В бессонницы глазах
Сгорело ты и светишь только в снах.
Сверкая прошлым — отголоском лет,
Когда гордилось радостью побед.
Твоё тепло на миллиарды дней.
Сегодня нам становится видней,
Что шлейфом память — вечности волна
Ты там, вдали, сегодня холодна.
Огонь и пламя Солнца — память дней,
Когда оно горело всё теплей,
Но световые миллионы лет,
Давно минули скопища планет,
Неся пожар из прошлого во тьму.
Я разум твой космический приму:
Сегодня днём одна звезда видна,
Остатки света — сожжена дотла.
Звезда Бессонных — Солнце, светоч дня,
Ликуешь ты, тепло своё даря.
Твою печаль из прошлого приму,
Несёшь огонь и радость в нашу тьму.
Сгораешь ты, но видим мы итог,
Когда твой луч светить планете мог.
Пожар потух, жар вычерпан до дна.
Звезда, увы, сегодня холодна.
SUN OF THE SLEEPLESS! (Оригинал):
Sun of the sleepless! melancholy star!
Whose tearful beam glows tremulously far,
That show’st the darkness thou canst not dispel,
How like art thou to Joy remembered well!
So gleams the past, the light of other days,
Which shines, but warms not with its powerless rays:
A night-beam Sorrow watcheth to behold,
Distinct, but distant – clear – but, oh how cold!
Солнце Бессонных
(дословный перевод)
СОЛНЦЕ бессонных! меланхоличная звезда!
Чей слёзный луч дрожит далеко,
Это шоу тьмы, которую ты не можешь рассеять,
Как ты радостно помнишь, как хорошо!
Так светит прошлое, свет других дней,
Который сияет, но не греет своими бессильными лучами;
Ночной луч скорби смотрит,
Отличный, но отдаленный — ясный — но, о, как холодно!
Источник
Не дай погаснуть Свету своему!
В американском фантастическом фильме «Интерстеллар» (если не смотрели — посмотрите непременно) неоднократно звучали вот эти красивые строки, которые очень мне запали в душу:
Не уходи смиренно, в сумрак вечной тьмы,
Пусть тлеет бесконечность в яростном закате.
Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир,
Пусть мудрецы твердят, что прав лишь тьмы покой.
И не разжечь уж тлеющий костёр.
Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы,
Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир.
Оказалось, что это не полный стих, а лишь первые строки из стихотворения Томаса Дилана (Томас Дилан). Полный стих на английском звучит так:
Do not go gentle into that good night,
Old age should burn and rave at close of day;
Rage, rage against the dying of the light.
Though wise men at their end know dark is right,
Because their words had forked no lightning they
Do not go gentle into that good night.
Good men, the last wave by, crying how bright
Their frail deeds might have danced in a green bay,
Rage, rage against the dying of the light.
Wild men who caught and sang the sun in flight,
And learn, too late, they grieved it on its way,
Do not go gentle into that good night.
Grave men, near death, who see with blinding sight
Blind eyes could blaze like meteors and be gay,
Rage, rage against the dying of the light.
And you, my father, there on the sad height,
Curse, bless, me now with your fierce tears, I pray.
Do not go gentle into that good night.
Rage, rage against the dying of the light.
Я стал искать в Сети и нашел аж несколько переводов данного произведения Томаса Дилана «Do not go gentle into that good night», которые мне понравились еще больше, чем то, что звучало в фильме «Интерстеллар». Вот одно из них:
Не гасни, уходя во мрак ночной.
Пусть вспыхнет старость заревом заката.
Встань против тьмы, сдавившей свет земной.
Мудрец твердит: ночь — праведный покой,
Не став при жизни молнией крылатой.
Не гасни, уходя во мрак ночной.
Глупец, побитый штормовой волной,
Как в тихой бухте — рад, что в смерть упрятан.
Встань против тьмы, сдавившей свет земной.
Подлец, желавший солнце скрыть стеной,
Скулит, когда приходит ночь расплаты.
Не гасни, уходя во мрак ночной.
Слепец прозреет в миг последний свой:
Ведь были звёзды-радуги когда-то.
Встань против тьмы, сдавившей свет земной.
Отец, ты — перед чёрной крутизной.
От слёз всё в мире солоно и свято.
Не гасни, уходя во мрак ночной.
Встань против тьмы, сдавившей свет земной.
Еще один перевод:
Не позволяй себе уйти смиренно в ночи тьму —
Гори все ярче, хоть неотвратимо меркнет небосвод
Кто вечно ищет свет, воздастся лишь тому.
Коль мудр, в конце пути не удивись тому,
Что тщетная мольба свет снова не вернет.
Не позволяй себе уйти смиренно в ночи тьму.
Коль сердцем добр, то избеги душевных смут,
Не сожалей, что сгинул вешний хоровод!
Кто вечно ищет свет, воздастся лишь тому.
Жар-птицу коль сумел схватить за хвост саму,
Ликуй! Пусть мчит тебя живой водоворот —
Не позволяй себе уйти смиренно в ночи тьму
Тебя, тонущий в скорби, не пойму:
Возрадуйся — вон звездный дождь идет.
Кто вечно ищет свет, воздастся лишь тому.
Отец мой, что учил меня уму,
Благослови теперь меня с заоблачных высот
Не позволяй себе уйти смиренно в ночи тьму —
Кто вечно ищет свет, воздастся лишь тому.
А вот — наиболее понравившийся мне перевод. Не в бровь, а в глаз! Прямо в точку! Прямо в мое сердце!
Не уходи безропотно во тьму,
Будь яростней пред ночью всех ночей,
Не дай погаснуть свету своему!
Хоть мудрый знает — не осилишь тьму,
Во мгле словами не зажжёшь лучей —
Не уходи безропотно во тьму,
Хоть добрый видит: не сберечь ему
Живую зелень юности своей,
Не дай погаснуть свету своему.
А ты, хватавший солнце налету,
Воспевший свет, узнай к закату дней,
Что не уйдёшь безропотно во тьму!
Суровый видит: смерть идёт к нему
Метеоритным отсветом огней,
Не дай погаснуть свету своему!
Отец, с высот проклятий и скорбей
Благослови всей яростью твоей —
Не уходи безропотно во тьму!
Не дай погаснуть свету своему!
Красиво, не правда ли? И какой глубокий смысл!
Да, Тьма сильна, но не нужно отчаиваться и опускать руки. Да, Тьма сильна, но нужно противостоять ей — даже если мы слабы. Да, Тьма сильна, но если мы, даже будучи слабы, противостоим ей — мы не даем погаснуть своему свету и не уходим во тьму.
И у меня, по мотивам всего вышеизложенного родились такие вот строки:
Так встань же против Тьмы, сдавившей свет!
Восстань ты против Злобы и всех Бед!
Не уходи безропотно во тьму!
Не дай погаснуть свету своему!
Будь яростней пред ночью всех ночей!
Не уходи смиренно, будь смелей!
Не гасни, уходя во мрак ночной!
Встань против Тьмы, сдавившей свет земной!
Источник