Rihanna — Diamonds
Сияй как бриллиант!
Сияй как бриллиант!
На сияние моря взгляни!
Красиво как горят огни!
Ты и я — в моих снах
Бриллианты в небесах!
Ты — звезда новой зари!
Вижу я огонь любви!
Светят звезды, в их лучах —
Мы как бриллианты в небесах!
Мы стали целым во мгновение
Во мгновение
Я в первый раз увидел солнца свет
Я озарен светом твоих глаз
Так сияй, мой рай, как в снах!
Мы словно бриллианты в небесах!
Как горят, в глазах!
Бриллианты словно звезды в небесах!
Сияй как бриллиант!
Сияй как бриллиант!
Сияй как бриллиант!
Прекрасны как бриллианты в небесах!
Сияй как бриллиант!
Сияй как бриллиант!
Сияй как бриллиант!
Бриллианты словно звезды в небесах!
Вселенную всю обними!
Звезды в глазах зажги!
Не умрут в наших глазах
Бриллианты в небесах!
Ты — звезда новой зари!
У тебя экстаз внутри!
Светят звезды, в их лучах —
Мы как бриллианты в небесах!
Я в первый раз увидел солнца свет
Я озарен светом твоих глаз
Так сияй, мой рай, как в снах!
Мы словно бриллианты в небесах!
Как горят, в глазах!
Бриллианты словно звезды в небесах!
Сияй как бриллиант!
Сияй как бриллиант!
Сияй как бриллиант!
Прекрасны как бриллианты в небесах!
Сияй как бриллиант!
Сияй как бриллиант!
Сияй как бриллиант!
Бриллианты словно звезды в небесах!
Так сияй, мой рай, как в снах!
Мы словно бриллианты в небесах!
Как горят, в глазах!
Бриллианты словно звезды в небесах!
Источник
И сияет, как алмаз
Мужики частушку пропели Ольке-кривому:
«Хорошо тому живётся.
У кого стеклянный глаз.
Он не бьётся, не ломается.
Сияет как алмаз».
И так ехидно спрашивают: — «Ну и как тебе живётся, можется, Олёксандр, с одним-те глазом?», — по частушке или лучше? Что же смог ответить он им, когда нечего сказать. Раньше у его тоже два глаза было. Но случилась с ним одна беда. Однажды утром у его шибко порато болела голова с похмелья, она в последнее время каждое утро болела, много стал пить. Решил у жёнки денег выклянчить на опохмелку, хоть бы на чекушку дала. Жёнка вокурат чугуны в печь ставила, один ведёрный с хлебным пойлом, а другой с сенной заваркой. В очередь стояли также маленькие чугунки: один с похлёбкой мясной, а другой с кашей для ребят. Ухват мелькал в её крупных ручищах, чугуны с подлёту садились на под протопленной печи. Ратовище ухвата с яростью мелькало в руках, опускась вниз или поднимаясь вверх. Есть от чего придти в ярость и нервенное расстройство. Мужик уж который день пьёт, забыл ,что дети есть, не семеро по лавкам, но всё же всех надо обуть-одеть, напоить и накормить. Денег и так на семью не хватает, а он уже с утра клянчит на чекушку.
Олька подойдя сзади и наклонившись уже хотел попросить на похмелку денег, но не успел и рта раскрыть,как схватился рукой за глаз. Жонка с сгоряча попала любимому мужику в глаз, не придав этому никакого значения. Рассудила примерно так:
— Что же ему сделается, всяко не вышуркала глаз-то ? Не оказала никакой медицинской помощи, приговорив, на его вопли и жалобы от удара ухватом:
— Нечего под ухват ползти, глаз на месте? — На месте, пошёл вино жорать — дак проваливай вон. Мне не до твоей больной головы, обредни полон двор, да ребят чем-то тратить надо, а тебе не забот, не хлопот, лишь бы днём нажораться, да с утра опохмелиться».
Пошёл Олька несолоно хлебавши, и невинно пострадавший, от жёнкиного ухвата, в запой.
После удара глаз начал заплывать, опухоль появилась. Сперва видел белый свет только через небольшую щёлочку, трезвый делал примочки да промывки. А потом запил по чёрному, стало не до глаза больного — весь вытек. Однажды проснулся после месячного запоя, глаза — то нет, одно бельмо вместо глазного яблока. В запой уходил, так снег везде белел. Когда пришёл в трезвость, да глянул на природу, от увиденного рот открыл: за окном трава вовсю зеленеет и солнышко по летнему греет.
Жёнка все пьянки мужики простила, куда с экой-то оравой пойдёшь? Худой да всё равно мужик мой, есть хороший, да чужой. Летом свозила в Архангельск, вставили Ольке стеклянной глаз.Не сияет как алмаз, но и не чернеет гнойной раной. Сделали под цвет здорового глаза — неба синего. Стал Олька форсить глазом, берёг и хранил свою драгоценность. На ночь клал в стакан с водой, лелеял и холил глаз.
Отпировали, отгуляли колхозники, деревенский праздник, Петров день.И поехали на лошадях, на дальние сенокосные участки, сено ставить. Голова у всех мужиков трещала, во рту сушняк. После выдачи аванса, на закупку продуктов, головы подправили. Кладовщик выдал мясные консервы на сенокос. По дороге, в соседних деревнях, выменяли на водку. Олька кривой числился бригадиром, командовал четырьмя мужиками.
На участок приехали поддатые, весёлые. Водка ещё не закончилась, праздник продолжался.
Пили за всё и про всё, а потом решили обмыть Олькин глаз, чтобы засиял как алмаз.
Глаз положили в стакан с водкой, чтобы Олька лучше, сквозь него, видел. Поставили на подоконник сенной избушки. Аккурат солнышко осветило лучами стекло оконной рамы. Засиял, переливаясь всеми цветами радуги, вставной глаз в стеклянном стакане, разгоняя мрак дымной избушки. Пошло пьяное веселье, до гармони дело дошло. Пол ходуном заходил, сажа вековая со стен и низкого потолка сыпалась за шиворот да на волосы пляшущихся. Решили выйти на свежий воздух, чтобы продолжить бесшабашное, пьяное, веселье. Да не смогли, так как ,от выпитого и трудной дороги, всех бросило в сон.
Не зря в народе говорят: хорошо веселье, да тяжело похмелье. Утром мужики тоже страдали от вчерашней выпивки. Но Олька, хоть и любил выпивать, знал, что летний день год кормит. Мужики сами понимали, что где на лесном сенокосе возьмёшь выпивку? Сперва начали работать не спеша, с ленцой, но пропотев изрядно, с заданным прокосом вскоре справились. И пошли отдыхать в прохладу сенной избушки. Только тогда Олька хватился, своего, стеклянного глаза, который вчера сиял как алмаз. Кинулся к окошку, а стакан пустой стоит. Стал мужиков расспрашивать, как так случилось, что глаз пропал. А им откуда знать и помнить, после вчерашней попойки да утренней косьбы? Только начали проходить, больные, головы, а руки гудят от кровавых мозолей. Да и как вспомнишь, если вчерашний день, как, в тумане прошёл.
Был среди них один мужичонка Ортюха, всем любил, надо или нет, давать советы. Ладно бы хорошие, а то самое вредное советовал. Послушаешь, вроде дельно да толково сказывает. Будешь по его совету что-то делать — один будет вред из этого. Вот и Ольке советует, хотя тот и не спрашивает совета.
— Олька, если в стакане глаза нет, то вывод один — кто водку выжорал, тот и глаз вместе с ней проглотил. Значит у какого-то мужика сейчас в брюхе. Походи, погляди за мужиками, где нужду справляют, может глаз-то выйдет из брюха.
А сам, от вредного совета, в душе ликует: вот смеху-то в деревне будет, когда узнают, как Олька отхожие места проверял, когда глаз искал.
У Ольки сперва гордость взыграла:
-Я не до того дожил, чтобы за мужиками подглядывать.
С ярости хотел Ортюху стукнуть да тот, вёрток оказался, успел убежать. Потом подумал, что не так уж плохой совет, а глаз-то денег стоит, узнает жонка — со света белого сживёт. Не ругани боялся, а укоров да упрёков. Ещё от операции на глазе не отошла ругаться:
-За что такие деньжища выкинула? — А Ольке хоть бы что.
Решил втихаря следить за мужиками, да разве летом уследишь, куда мужики ходят справлять естесственные потребности ? Каждый кустик пустит, а их — сотня. И как не исхитрялся смотреть за мужиками, глаз не смог отыскать. А вскоре не до поисков стало: сенокос набирал силу, погода стояла жаркая и солнечная.
После сенокосной страды ехали мужики домой довольные и радостные. Успели урвать хорошей погоды и сена, на зиму, заготовить. Наконец-то, скоро, приедут домой, смоют в банях усталость и выпарят, солёный, пот сенокоса. Дорогой весело шутили, и балагурили без конца. Один только Олька ехал позади всех , насупившись, и всю дорогу, от дум горестных и печальных, молчал . А думал о , потерянном , глазном протезе, который, хоть не сиял как алмаз, но был дорог и ох, как нужен. Ещё хотелось курить. Давно у мужиков табак закончился, пронимались кто как мог. Решил Олька порыться в карманах старенького пиджачка, который одел , так как утро было прохладное. Рука собирала щепотки рассыпанного табака, когда вдруг нащупала, что-то, округлой формы, в подкладке кармана. Олька сунул в дырку руку и вытащил глазной протез, который не сиял на солнце как алмаз, но от этого был желанней и дороже. Хотел поразмышлять: — Как же глаз-то оказался в кармане пиджака ?
Который лежал, брошенный, с того времени, когда приехали на сенокос. Но от избытка эмоций, которые рвались наружу из души, не смог вспомнить день, начала сенокоса. А из единственного глаза лились слёзы, душевного волнения, омывая стеклянной протез, который сиял, под солнечными лучами, как, настоящий, алмаз.
Источник
Сияет как алмаз
Мужики частушку пропели Ольке-кривому:
«Хорошо тому живётся.
У кого стеклянный глаз.
Он не бьётся, не ломается.
Сияет как алмаз».
И так ехидно спрашивают: — «Ну и как тебе живётся, можется, Олёксандр, с одним-те глазом?», — по частушке или лучше? Что же смог ответить он им, когда нечего сказать. Раньше у его тоже два глаза было. Но случилась с ним беда. Однажды утром у его шибко порато болела голова с похмелья, она в последнее время каждое утро болела, много стал пить. Решил у жёнки денег выклянчить на опохмелку, хоть бы на чекушку дала. Жёнка вокурат чугуны в печь ставила, один ведёрный с хлебным пойлом, а другой с сенной заваркой. В очередь стояли также маленькие чугунки: один с похлёбкой мясной, а другой с кашей для ребят. Ухват мелькал в её крупных ручищах, чугуны с подлёту садились на под протопленной печи. Ратовище ухвата с яростью мелькало в руках, опускаясь вниз или поднимаясь вверх. Есть от чего прийти в ярость и нервенное расстройство. Мужик уж который день пьёт, забыл , что дети есть, не семеро по лавкам, но всё же всех надо обуть-одеть, напоить и накормить. Денег и так на семью не хватает, а он уже с утра клянчит на чекушку.
Олька, подойдя сзади и наклонившись, уже хотел попросить на опохмелку денег, но не успел и рта раскрыть,как схватился рукой за глаз. Жонка сгоряча попала любимому мужику в глаз, не придав этому никакого значения. Рассудила примерно так:
— «Что же ему сделается, всяко не вышуркала глаз-то»? Не оказала никакой медицинской помощи, приговорив на его вопли и жалобы:
« Нечего под ухват ползти, глаз на месте? — на месте, пошёл вино жорать — дак проваливай вон. Мне не до твоей больной головы, обредни полон двор, да ребят чем-то тратить надо, а тебе ни забот, ни хлопот, лишь бы днём нажораться, да с утра опохмелиться!».
Пошёл Олька не солоно хлебавши, невинно пострадавший от жёнкиного ухвата, в запой.
После удара глаз начал заплывать, опухоль появилась. Сперва видел белый свет только через небольшую щёлочку, трезвый делал примочки да промывки. А потом запил по- чёрному, стало не до глаза больного — весь вытек. Однажды проснулся после месячного запоя, глаза- то нет, одно бельмо вместо глазного яблока. В запой уходил, так снег везде белел. Когда пришёл в трезвость да глянул на природу, от увиденного рот открыл: за окном трава вовсю зеленеет и солнышко по летнему греет.
Жёнка все пьянки мужику простила, куда с экой-то оравой пойдёшь? Худой — да всё равно мужик мой, есть хороший, да чужой. Летом свозила в Архангельск, вставили Ольке стеклянной глаз. Не сияет как алмаз, но и не чернеет гнойной раной. Сделали под цвет здорового глаза — неба синего. Стал Олька форсить глазом, берёг и хранил свою драгоценность. На ночь клал в стакан с водой, лелеял и холил глаз.
Отпировали, отгуляли колхозники деревенский праздник Петров день и поехали на лошадях на дальние сенокосные участки, сено ставить. Головы у всех мужиков после праздников трещали, во рту был сушняк. После выдачи аванса на закупку продуктов головы подправили. Кладовщик выдал мясные консервы на сезон, по дороге в соседних деревнях на них выменяли водку. Олька кривой числился бригадиром, бригада была из четырёх мужиков. На участок приехали поддатые, весёлые, так как водка ещё не кончилась, а значит, праздник продолжался.
Пили за всё и про всё, а потом решили обмыть Олькин глаз, чтобы засиял, как алмаз.
Глаз положили в стакан, водки налили, чтобы лучше Олька сквозь него видел. Поставили на подоконник сенной избушки. Вокурат солнышко осветило лучами стекло оконной рамы. Засиял, засверкал, переливаясь всеми цветами радуги, вставной глаз в стеклянном стакане, разгоняя мрачную темноту сенной избушки. Пошло пьяное веселье, до гармони дело дошло. Пол ходуном заходил, сажа вековая со стен и низкого потолка сыпалась за шиворот да на волосы пляшущих, поэтому решили выйти на свежий воздух, чтобы продолжить веселье. Да не смогли, так как от выпитого и трудной дороги всех бросило в сон, уснули, кто где сидел.
В народе говорят: хорошо веселье, тяжело похмелье. Утром наши мужики опять страдали от вчерашней выпивки. Но Олька, хоть и любил выпивать, знал, что летний день год кормит. Да мужики сами понимали, что пить не на что, и где на лесном сенокосе возьмёшь выпивку? Сперва начали работать не спеша, с ленцой, но, пропотев изрядно, с заданным прокосом справились и пошли отдыхать в прохладу сенной избушки. Только тогда Олька хватился своего стеклянного глаза, который вчера сиял, как алмаз. Кинулся к окошку, а глаза в стакане нет, пустой стоит. Стал мужиков расспрашивать, как так случилось, что глаз пропал. А им-то откуда знать и помнить, после вчерашней попойки да утренней косьбы? Только в себя начали приходить головы, да руки гудят от кровавых мозолей, а тут вспоминай. Да и как вспомнишь, если вчерашний день, как в тумане, прошёл.
Был среди них один мужичонка Ортюха, всем любил, надо или нет, давать советы. Ладно бы хорошие, а то самое вредное советовал. Послушаешь, вроде дельно да толково сказывает. Будешь по его совету что-то делать — один будет вред из этого. Вот и Ольке советует, хотя тот и не спрашивает совета. « Олька, если в стакане глаза нет, то вывод один — кто водку выжрал, тот и глаз вместе с ней проглотил. Значит, он у какого-то мужика сейчас в брюхе. Походи, погляди за мужиками, где нужду справляют, может глаз-то выйдет из брюха». А сам, от вредного совета, в душе ликует: вот смеху-то в деревне будет, когда узнают, как Олька отхожие места проверял, когда глаз искал.
У Ольки сперва гордость взыграла: — « Я не до того дожил, чтобы за мужиками подглядывать».
С ярости хотел Ортюху стукнуть, да тот вёрток оказался, успел убежать. Потом подумал, что не столь уж плохой совет-то, а глаз-то денег стоит, узнает жонка, со свету сживёт. Не ругани боялся, а укоров и упрёков, знал, что всю жизнь пилить будет. Ещё от операции на глазе не отошла ругаться: за что такие деньжищи выкинула, а Ольке хоть бы что. Решил втихаря следить за мужиками, да разве летом уследишь, куда мужики ходят справлять естественные потребности? Каждый кустик пустит, а этих кустов — сотня. И как ни исхитрялся смотреть за мужиками, глаз не смог отыскать. А вскоре не до поисков стало, сенокос набирал силу, погода стояла жаркая и солнечная.
После сенокосной страды ехали мужики домой довольные и радостные, что успели всё таки урвать хорошей погоды и сена наставили. Скоро приедут домой, смоют в банях и выпарят солёный пот сенокоса. Всю дорогу шутили, балагурили без конца. Лишь только Олька ехал позади всех, насупившись, и всю дорогу молчал от дум горестных и печальных. А дума-та одна: о злочастном глазном протезе, который, хоть не сиял как алмаз, но был дорог и — ох, как нужен. Ещё хотелось курить, давно у мужиков табак кончился, пронимались, кто как мог. Решил Олька порыться в карманах старенького пиджачка, который одел, так как утро было прохладное. Рука собирала щепотки рассыпанного табака, когда вдруг нащупала что-то округлой формы в подкладке кармана. Олька сунул в дырку руку и вытащил глазной протез, который не сиял на солнце как алмаз, но от этого стал только желаннее и дороже, лишь мерцая тускло-голубоватым цветом в руках хозяина. Хотел поразмышлять: как же глаз-то оказался в кармане пиджака, который лежал брошенный с того времени, как приехали на сенокос. Но от избытка эмоций, которые рвались наружу из души, он не смог вспомнить события начала сенокоса. А из единственного глаза лились слёзы душевного волнения, омывая стеклянной протез, который засиял под солнечными лучами, сверкая как, настоящий, алмаз.
Источник