Солнце это еще не все фантлаб

Солнце это еще не все фантлаб

• ЖАНРЫ 360
• АВТОРЫ 273 452
• КНИГИ 642 134
• СЕРИИ 24 460
• ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 603 570

После второй мировой войны проблема иммиграции приобрела для Австралии особое значение, и не удивительно, что замысел моего романа «Солнце – это еще не все» возник у меня задолго до того, как я написала «Жаркое лето в Берлине».

Для названия своего последнего романа я использовала фразу, которая родилась в среде новоавстралийцев, разочаровавшихся в новой родине, где только климат не обманул их ожиданий.

Впервые мысль о подобной книге возникла у меня в 1949 году, когда я познакомилась со священником, возглавившим по поручению австралийского правительства первую комиссию, выехавшую в Европу для отбора иммигрантов. Я помню наш с ним разговор во всех подробностях, хотя с тех пор прошло уже столько лег. Однажды, прогуливаясь по палубе большого лайнера, рассекавшего сверкающую синеву Тихого океана на пути в Англию через Панамский канал, мы оказались рядом.

Некоторое время мы молчали, и я недоумевала, почему он решил подойти ко мне. За те три недели, которые прошли со времени нашего отплытия из Сиднея, нам с ним почти не приходилось разговаривать, он производил впечатление человека серьезного, доброго, по немного наивного. После некоторого колебания он сказал мне, что, поскольку я писательница, а среди пассажиров ходят в какой-то степени даже опасные слухи, он хотел бы объяснить мне, что они совершенно безосновательны.

На больших лайнерах во время длительного плавания неизбежно начинает циркулировать множество слухов, а потому я попросила моего собеседника уточнить, что, собственно, он имеет в виду. Он остановился, повернулся ко мне и сказал:

– Наши спутники утверждают, будто европейские иммигранты, которых нам предстоит отбирать, все окажутся коммунистами. Но я, как глава этой комиссии, могу вас заверить, что это отнюдь не входит в намерения правительства.

Зная наше правительство, я сказала с иронией, которой он не заметил:

– Да не может быть!

– Вы, как писательница, – продолжал он, – можете объяснить им, что отборочная комиссия примет все меры, чтобы среди иммигрантов не оказались коммунисты или участники Сопротивления.

Я посмотрела в его серые честные глаза и спросила:

– А вы принимаете меры, чтобы среди них не оказались нацисты или фашисты?

Он нервно подергал себя за усы, явно растерявшись.

– Да нет. Об этом мы как-то не думали.

Путешествуя по Европе, я все время с тревогой вспоминала этот разговор. Мне постоянно приходилось слышать о том, что на мою родину приезжают бывшие нацисты, фашисты из других европейских стран и даже военные преступники. И тем не менее я с той же глупой наивностью, как и вышеупомянутый священник, продолжала думать, что эти люди не посмеют ничего затевать в Австралии, поскольку Западная Германия проводит политику денацификации.

В начале 1950 года политика Запада изменилась. В Англии, Франции и Италии мы стали свидетелями протестов против перевооружения Германии. В 1955 году мы своими глазами видели, что происходило в Западной Германии, – видели демонстрации студентов и молодых антифашистов против возрождения милитаризма, и в то же время все больше и больше бывших гитлеровцев и военных преступников начинало занимать в стране высокие посты.

Вернувшись домой в 1958 году, я с ужасом поняла, что и Австралия оказалась восприимчивой к возрожденной нацистской пропаганде. Друзья, которые за двадцать лет до этого бежали от Гитлера, рассказывали вещи, которые не могли не вызывать тревоги. Однажды я заговорила о зверствах, творившихся в оккупированных странах во время войны, и о нацистских лагерях смерти с одной моей родственницей. Когда-то вскоре после поражения Германии мы с ней вместе смотрели фильмы об ужасах Бельзена и других лагерей смерти, и она была потрясена до глубины души. А теперь она сказала мне:

– Ах, опять эти старые небылицы! Моя прислуга, полька-иммигрантка, говорила мне, что все это красная пропаганда.

Мое намерение написать этот роман постепенно созревало.

В 1959 году я, посетив многие социалистические страны, приехала в Западный Берлин. Я видела, что германский милитаризм усилился еще больше с возрождением нацизма. Проведя там пять месяцев, я с глубокой тревогой осознала, какая опасность угрожает миру во всем мире, и написала об этом книгу – «Жаркое лето в Берлине».

Отклик Европы на эту книгу был поразителен. Она сразу же была переведена на многие европейские языки, передавалась по радио, печаталась в журналах. И даже теперь, в текущем году, выходит ее новое издание, так как опасность возрождающегося нацизма признается всеми.

Решение написать «Жаркое лето в Берлине» пришло ко мне внезапно. А роман «Солнце – это еще не все» создавался медленно и был плодом больших раздумий.

Замысел его начал обретать форму в 1962 году, когда я вернулась домой. Иммигранты-антифашисты сообщали мне жуткие факты о террористических организациях, в которые входили усташи-хорваты, члены венгерских «Скрещенных стрел», польские офицеры. Газетные сообщения ежедневно подтверждали это. Украинского «деятеля», в свое время сотрудничавшего с гитлеровцами, встретили в сиднейском аэропорту австралийцы в нацистской форме.

Страшная история, которую мне рассказал югослав, чью семью уничтожили нацисты и усташи, помогла окончательному оформлению замысла моей новой книги. И в 1965 году я поехала в Сербию, чтобы собрать материал для югославской линии романа.

В Венгрии в 1966 году я проверила то, что мне было известно о фашистах «Скрещенных стрел». Еще раз побывав в Германии – как Восточной, так и Западной, – я нашла там большие перемены по сравнению с 1959 годом. Бегство старых нацистов способствовало и духовному и материальному прогрессу Восточной Германии. А в Западной Германии, с одной стороны, милитаристы и неонацисты вели себя теперь куда более откровенно и нагло (как Карл в моем романе), но, с другой стороны, старые борцы за мир и демократию получили значительное подкрепление, потому что среди молодежи усиливалось движение протеста, доказательством чего служат «марши мира» и антивоенные демонстрации. Все это подсказало мне образ Иоганна.

«Солнце – это еще не все» и «Жаркое лето в Берлине» сходны только в одном – в основу и того и другого произведения легли реальные факты, и это страшно. Я написала эти книги для того, чтобы предостеречь моих земляков и весь западный мир, показав, как язва неонацизма все больше распространяется по миру. Австралия – лишь одна из многих стран, где старые нацисты проповедью своих зловещих доктрин пытаются растлить молодежь, которую к тому же с самого начала «холодной войны» пресса, радио и кино постоянно обрабатывали в духе антикоммунистической пропаганды.

Если эта книга достигнет своей цели в обличении черных сил, действия которых могут привести мир на грань ядерной войны, значит она была написана не напрасно.

Мартин зажал ракетку под мышкой, снял очки и неторопливо протер их. Игроки и корт расплылись в подобие одной из тех модернистских картин, которые ему никогда не нравились, – рыжее пятно, прорезанное белыми линиями и белой полосой сетки. Он подышал на линзы и тщательно протер их еще раз – конечно, можно было бы этого и не делать, но он немного тянул время, чтобы отдышаться. И, не видя, он знал, в каких позах они ждут: Лайша, стоя у сетки, оглядывается на него, Дональд пригнулся, готовясь принять его подачу, Лиз слегка подпрыгивает – эта ее привычка, появившаяся чуть ли не с тех пор, как она научилась ходить, всегда его раздражала.

Все молчали. Они ждали, и он чувствовал их нетерпение, но продолжал дышать глубоко и размеренно, стараясь унять дрожь в икрах. Последний затянувшийся гейм совсем его вымотал. Теперь судьбу партии решала его подача, и он знал, что подаст плохо. Мартин медленно надел очки, и три юных лица сразу прыгнули в фокус – три пары глаз, смотрящих на него с нетерпением, юные напряженные фигуры: вот уже десять лет, как он почти каждое утро видит перед собой этих троих в этих позах.

Источник

Солнце это еще не все фантлаб

Страница серии на сайте издательства: «Мир фантастики»

Статья об антологиях лучшей советской фантастики, которые выходят в рамках серии: Фантастическая «Азбука»: лучшая советская фантастика

Комментарий о формате томов в серии «Мир фантастики. Коллекция делюкс».

Новинки:

— сборник Р. А. Лафферти «Дни, полные любви и смерти. Лучшее» (The Best of R. A. Lafferty) (вышла в марте 2021).
Первый анонс сборника

— делюкс с избранными романами Клиффорда Саймака — «Братство талисмана» (вышла в апреле 2021)
Первый анонс сборника

— первый делюкс из полного собрания малой прозы Клиффорда Саймака — «Все ловушки Земли» (вышла в мае 2021)
Первый анонс сборника

— том романов и повестей из цикла «Безлюдные пространства» Владислава Крапивина — «Лужайка, где пляшут скворечники» (вышла в мае 2021)

— том объединённых темой космоса избранных романов Роберта Хайнлайна — «Пасынки Вселенной» («Пасынки Вселенной» + «Гражданин Галактики» + «Марсианка Подкейн» + «Астронавт Джонс») (вышла в июне 2021)
Анонс сборника

— том произведений из цикла «Земноморье» Урсулы Ле Гуин — «Сказания Земноморья» («Техану» + «Сказания Земноморья» + «На иных ветрах» + «Краткое описание Земноморья» + «Дочь Одрена» + «Свет домашнего очага») (вышла в июне 2021)
Анонс сборника

Ближайшие планы на серию:

— первый делюкс из двухтомника «Хайнский цикл» Урсулы Ле Гуин — «Левая рука тьмы» («Мир Роканнона» + «Планета изгнания» + «Город иллюзий» + «Левая рука тьмы» + «Слово для «леса» и «мира» одно» + «Рыбак из Внутриморья» + рассказы) (в майском плане);

— второй делюкс из двухтомника «Хайнский цикл» Урсулы Ле Гуин — «Четыре пути к прощению» («Обделённые» + «За день до революции» (рассказ) + «Четыре пути к прощению» (роман-сборник из пяти повестей и рассказа) + «Толкователи») (в июльском плане);

— делюкс с избранными романами, повестью и рассказами Роберта Шекли — «Паломничество на Землю» («Корпорация «Бессмертие»» + «Цивилизация статуса» + «Четыре стихии» + рассказы) (в июньском плане);

— том романов из цикла «Река Хронос» Кира Булычёва — «Река Хронос» («Наследник» + «Штурм Дюльбера» + «Возвращение из Трапезунда» + «Покушение») (в июльском плане);

— первый том собрания сочинений Франсиса Карсака — «Робинзоны космоса» («Робинзоны космоса» + «Бегство Земли» + «Львы Эльдорадо» + «Горы судьбы» + «Чистые руки» + рассказы) (в июльском плане);

— второй том собрания сочинений Франсиса Карсака — «Пришельцы ниоткуда» («Пришельцы ниоткуда» + «Этот мир — наш» + «Наша родина — космос» + рассказы) (лето-осень 2021) (состав тома и планы на выход книги предварительные).

Доптиражи:

— Эдгар Райс Берроуз «Принцесса Марса. Боги Марса. Владыка Марса» (вышла в мае 2021);

— Сергей Снегов «Люди как боги» (вышла в июне 2021).

Сообщение AkihitoKonnichi, представителя издательства Азбука:

Источник

Солнце это еще не все фантлаб

Невыдуманная история о гусенице, которая мечтала летать

Жила-была одна гусеница, которая была не похожа на других. Она была мечтательницей и любила задавать вопросы. Другие гусеницы называли ее чокнутой, ну, не все ли равно, как ты появился на свет и что там будет, за порогом смерти, жри страницы, наслаждайся и ничего больше не делай. Иногда вот только появлялись быстрые тени, которые превращались в злобных летунов, хватающих замешкавшихся гусениц. Об их судьбе лучше было не думать. Думать вообще вредно, думали они, эти другие гусеницы, и не понимали, почему эту ненормальную пигалицу до сих пор не унесли куда-то туда, откуда никто не возвращался.
— Я под охраной Бога! — говорила гусеница. — Вы всего боитесь, а страх – он притягивает то, чего опасаешься.
У нее был свой опыт. Однажды она медитировала под лучами лампы, когда сверху спикировала тень. Соседки гусеницы попрятались в страницах соседних книг, а она приказала своему страху замереть.
— Ты почему не спряталась? — раздался громовой голос над гусеницей.
— Если мне суждено умереть, значит, так тому и быть, — пропищала гусеница. — Но ты ведь. не Бог?
— Я? — с какой-то веселинкой ответили ей. – Ну, ты и впрямь сказанула. Бог, говорят у нас, воробьев, живет на самом высоком этаже, в своем Яйце, называемом Фантлабом, и оттуда взирает на мир и наказывает тех, кто не выполняет свой долг вроде кормления птенцов и собирания таких вот гусениц на завтрак. Хотя, по мне, я не могу понять, как он может видеть сквозь скорлупу. Старшие этот вопрос обходят стороной. Мол, Бог, он на то и Бог, чтобы все видеть и знать.
— А у нас говорят, что Бог скрывается в книгах и что ты должна как можно больше съесть, чтобы прогрызться до Него и обрести Нирвану. Можно задать тебе вопрос, прежде чем ты меня съешь? Каково оно это – летать?
-Знаешь, ты действительно странная гусеница, — ответила птица. — Тебе повезло, что я тоже немного того. Так что живи, у меня сегодня хорошее настроение, да и сыта вроде. А летать. Это невозможно описать, это можно только ощутить — тот восторг, когда ты один паришь в воздухе, и ветер поет тебе свою песню, и солнце крылья согревает откуда-то с немыслимых далей, и все внизу кажется таким далеким и незначительным, а ты раскрываешь клюв, чтобы спеть песню прославления своего бытия. Нет, это действительно невозможно описать. Особенно тому, у кого нет крыльев. Ладно, прощай!
И тень над нею взмыла и пропала, зародив в сознании гусеницы одну прекрасную мечту.
«Господи, — молилась странная гусеница, — если Ты есть, сделай так, чтобы у меня выросли крылья, и я смогла их расправить и взмыть в небо…»
Ее соседки, мерно двигая челюстями, тихо крутили отростками над головой, там, где у нормальных гусениц, считалось, было то, чем они иногда думали. «Ненормальная, — перебрасывались они словами, — ну что с нее взять? Летать ей вздумалось. Рожденному ползать летать не должно. Набивай брюхо и не думай о будущем, его ведь может и не наступить».
А наша героиня подползла к самому краю ветки родимой полки. Там, внизу, вдали что-то чернело и зеленело, а сверху между полками других книжных шкафов виднелась столь манящая синева с желтыми, обжигающими кругами, на которые больно было смотреть. Лампочки.
«Тебе страшно, мое тело? – спросила гусеница самое себя. – Тебе станет еще страшнее, когда ты поймешь, что я задумала!» — и шагнула вперед, в пропасть. И вдруг такой надежный всегда остов пол лапками пропал, на миг перехватило дыхание, и вид знакомых с детства книг исчез из виду. Страх куда-то испарился, зато появилось ощущение чего-то запредельного, когда поток воздуха подхватил гусеницу и закрутил в воздухе, а потом медленно стал опускать в сгустившуюся внизу темноту. Гусеницы с соседнего шкафа, видимо, были не такие консервативными и более любящими инновации – некоторые из них покачивались на длинных нитях и, когда наша героиня проплывала мимо них, увлекаемая дуновениями ветра, кивали ей и подбадривали приветствующими криками. Но она ничего не слышала, пребывая в глубочайшем восторге, не ощущая своего тела, загребая ножками и пилотируя хвостом, как заправский летун с многолетним стажем.
Но все когда-то приходит конец. Этому полету тоже. И на полу, который оказалась грязным и холодным, гусенице нашей скоро стало грустно и неуютно. Так летать, конечно, замечательно – в первый раз. Может быть, во второй. В третий раз уже будет не то. Да и риск не вернуться или попасться на глаза пернатому хищнику или какому-то Читателю — везти не может до бесконечности. «На Бога надейся, а сам не плошай, при малейшей опасности прячься в листве», – эту истину вдалбливали в гусениц с детства старшие, те, кто первыми вылупились. И дорога домой… Где она, родимая полка? Снизу все они казались одинаковые гигантскими исполинами. Но был один верный способ, впрочем, других мыслей и не было. Наша гусеница легла, закрыла глаза и отключила мысли. Слушай себя, доверься своей интуиции, ты способна найти дорогу домой!
Когда она открыла глаза и поднялась на все свои 8 пар ножек, у нее уже не было сомнений в том, куда идти.
«Бог, если ты существуешь, ты выведешь меня», — сказала она в пустоту и отправилась в путь.
Описание обратной дороги может занять отдельный рассказ. Таких страхов, какие претерпела наша гусеница, не пожелаешь и врагу, но мы остановимся лишь на одном из эпизодов.
Это было на второй день путешествия. Огромная тень накрыла нашу героиню, и что-то ее подхватило в воздух.
— Неужели это конец? — без всяких уже эмоций пропищала гусеница, и тут пришел шипящий ответ:
— Ой, это только гусеница. Ма говорит, что большинство из них не ядовиты, что все это предрассудки всяких умственно отсталых индивидуумов, но для еды я поищу что-нибудь другое. Так что живи!
Спустя мгновение гусеница снова ощутила себя на сырой земле. Мимо ползло что-то большое, серое и пушистое.
— Кто ты? – отважилась спросить гусеница. Похоже, раз опасности нет, то почему бы не поговорить?
— Я Айрисс, кошка, живу в соседнем зале, ДетективЛабе. А сама-то ты что тут делаешь на полу, где любая двуногая тварь может тебя просто раздавить и не заметить?
— Мне захотелось познать: каково это – летать. И я рискнула спрыгнуть со своего шкафа. И вот теперь ищу дорогу назад.
— О, я бы на твоем месте ни за что бы на такое не отважилась. Покинуть родимую нору или что там у вас? Я вот ненадолго отлучилась и, чувствую, теперь получу нагоняй от ма. Хотя летать – это, должно быть, так здорово! Мне вон тоже иногда сняться сны – что я такая огромная, как статуя Лукьяненко у входа, и все собаки в нашем ФантЛабе трепещут от одного моего взгляда. Па говорит, что это пережитки нашего великого прошлого, что когда-то в что правили мирами и при одном упоминании о которых у всех прочих созданий тряслись хвосты. И звались они устрашающе: львы. А теперь мы выродились, как говорят некоторые, измельчались, обо всем позабыли и лишь сейчас у некоторых стала просыпаться память.
— У тебя есть ма и па, ох, какая ты счастливая, наверное?
— Ну, иногда получишь по самое то за какую-нибудь шалость, и тогда начинаешь проклинать весь свет, что родился на нем. Но у всего живого есть родители, так мне говорит па, только некоторые несознательные существа бросают своих детей, чтобы те выживали. Закон джунглей, чтоб его. Мне больше нравится тот, о котором говорит дядюшка Перума. Закон Единства. Что мы все произошли из одного гигантского Яйца, из которого вылупились 12 Великих Ягуаров после того, как его породили в едином акте Любви-Сотворения Великие Ма и Па, а потом те своим Огненным Дыханием сотворили все остальное. Тебе как, все понятно?
По правде говоря, нашей героине было понятно мало чего, но она отважилась спросить:
— Так что, в каждом из нас есть частица Его и Ее?
— Ну да, хотя па говорит, чтобы я не слишком об этом распространялся. Большинство считает это ересью, у-у, старые ретрограды. Жри, спи, совокупляйся, мяукай, чтобы тебя подкармливали на халяву, если не хочешь питаться на помойке, корми потомство и не думай, — тут киска посмотрела своими огромными немигающими глазами на гусеницу, — о небе.
— Обычная история, — вздохнула гусеница. — У нас тоже самое. Даже еще хуже. Ибо и поговорить-то не с кем. Вот возвращаюсь домой. А зачем? Жизнь – сплошная серость. Ты-то хоть вольна бегать, где захочешь. А я прикована к своей полке, как лампа к потолку. Вот рискнула попутешествовать и поняла, что все одна рутина.
— Ну, не скажи, — возразила Айрисс, похоже, ее этот разговор забавлял. – Ну, меня-то ты встретила, благодарению Великой Ма. И вот что я тебе скажу. Наслаждайся — даже маленькими своими радостями. Как говорит дядюшка Перума: живи здесь и сейчас. А если кто-то схватит тебя и решит полакомиться, значит, на то Их, Ма и Па, воля, ибо частицы твои все равно останутся, пусть и расстворенными в желудке домашней твари, а сама ты вернешься в изначальное состояние, чтобы потом возродиться, быть может, в нечто совершенно иное. Для собирания опыта, так сказать (по словам Каа).
— Мне нужно это все глубоко обдумать, — заметила потрясенная гусеница. – Если у меня будет для этого еще время.
— Будет, — уверенно сказал котенок. – Ма говорит, что если можешь, всегда помогай тем, кто не отвергнет твою помощь. И не лягнет потом сзади. И я вот решила сократить тебе путь и подвезти тебя к твоему шкафу. Если ты знаешь направление и если ты не против? Ну как?
Наша героиня, разумеется, была не против, и вот спустя всего несколько минут (для гусеницы они показались часами), она оказалась у родимого шкафа. Во всяком случае, гусеница надеялась, что не ошиблась. Сердечно попрощавшись с Айрисс, она полезла наверх. Путь-то предстоял еще неблизкий.
Благодарению Богу (или Великой Ма) гусеница не ошиблась, и скоро ей стали попадаться знакомые гусеницы и жучки. Наша героиня не обратила внимание на странные взгляды, которые кидали ей вслед они. Ее занимали слова котенка при расставании: «Становится прохладнее. Пора готовиться к зиме, верно?» Что такое «зима», хотела спросить гусеница, но Айрисс кинула последнее «прощай» и засеменила прочь по своим кошачьим делам.
И вот родимые пенаты. Соседки, привычно жующие и даже не сподобившиеся повернуть голову на возвращенку. Ну и ладно, сказала себе уставшая гусеница, как-нибудь обойдусь и без вашего участия, все равно, на большее, чем простое жевание и свист вы не способны… Тут наша героиня запнулась. Гордыня, поймала она себя, вот, что во мне сейчас взыграло. Ведь эти простые гусеницы не виноваты, что ими не гложет ничего, кроме инстинкта выживания. Это одна я такая, видать, тут «продвинутая».
Найдя нетронутый листок, наша героиня, которая решила по примеру кошки выбрать себе имя – Эйлин (так мы и будем дальше ее величать), пожевала его немного, после чего устроилась поудобнее, закрыла глаза и стала медитировать над тем, что она увидела и услышала во время путешествия.
Когда она очнулась, ее ждало первое потрясение. Две гусеницы, совсем молоденькие, держали в своих лапках по свежевырванному кусочку страницы и протягивали их ей.
— Мы… это… прими от нас скромный подарок, о великая путешественница. Да продлятся дни Твои так долго, как будет жить наш Шкаф, осененное Твоею благодатью!
Это было второе потрясение. Дальше – больше.
— Мы пришли от имени тех, кто хочет нового, познанья, узнать об Истине, о Боге, Мирозданье, — продолжила вторая гусеница, совсем тощая на вид. – О. поведай нам, Гусеница-Которая-Летала, что ты узнала, где ты побывала и как нам теперь с этим жить. О пропитании Ты можешь позабыть — все, в чем нуждаещься, Тебя мы обеспечим. А Слово каждое Твое мы с радостью приветим.
Несколько долгих мгновений Эйлин молчала, лишь лапками схватив два листика-подношение.
— Так значит… — наконец выдавила она из себя. – Я не одна такая. Мечтательница.
— Конечно, нет, — воскликнула вторая. – Нас много – тех, кто в снах своих летает. Ведь не спроста видения нам эти. Особенно одно – в слепящем белом свете.
Действительно, этот сон особенно повторялся – свет, белый, ослепляющий, манящий к себе, и ты летишь к нему, стремясь прикоснуться, но каждый раз, когда ты входишь в этот свет, сон прерывается. Очередная загадка.
— Мое первое желание – не возвеличивайте меня. Я простая… ладно, не совсем обычная гусеница, и обращайтесь ко мне отныне: Эйлин. А не как к 144-й из 11-й кладки, как раньше.
— Да будет так, о прекрасная Эйлин-Путешественница, — проговорила первая гусеница.
— А можно, мы тоже возьмем имена себе? – робко попросила вторая. – Ульзара — звучание сие – хочу я, чтобы оно понравилось Тебе.
— Тогда я назовусь Марикой-Первоименной! – воскликнула первая. – Пусть те из моей кладки, кто дразнили меня раньше, обзавидуются! – она звонко рассмеялась.
Они еще не знали, что этим началась Эпоха Перемен на этом Шкафе. Впрочем, потом это распространилось и на близлезащий зал и далее на всю Библиотеку — и на ФантЛаб, ДетективЛаб, ЭротикоЛаб.
Прошло некоторое время. Эйлин все толстела и толстела, она уже почти не двигалась, ей подготовили удобное дупло с задней стороны Шкафа, а еду доставляли выбранные Марикой юнцы (Ульзара куда-то пропал, говорят, последовал примеру Эйлин и прыгнул вниз, но как оно было на самом деле, кто знает) – Первоименная тщательно следила, чтобы Она не испытывала никакой нужды и могла полностью посвятить себя поискам Бога и Новым Откровениям.
— Что-то происходит не то, — вдруг пронзила Эйлин мысль, после одной холодной ночи, когда потоки воздуха от перегревшегося вентилятора унесли не одну гусеницу вниз, в безызвестность. – Мне тепло и уютно, в отличие от остальных, простых гусениц, которым на фиг не нужны ни Бог, ни Слово Его. Да я их уже давно и не видела, будучи запертой в своем святом дупле. Неужели так происходит только потому, что я когда-то взлелеяла мечту и рискнула сделать сумасбродный шаг. Теперь-то я вообще ни одного сделать не могу. А всем заправляет Марика. Хотя… пусть ее. Я же внутри себя верю, что все не случайно. И именно мы, своими мыслями и мечтами, творим свою реальность.
Она позвала Первоименную и попросила, чтобы ее, Эйлин, что бы с ней ни происходило, в каком бы трансе она ни была, обеспечивали свежей пищей (или в крайнем случае, пропихивали в рот). После того, как Эйлин наелась до отвала, она вошла в глубочайшую медитацию, на которую раньше никогда не решалась. Спустя 7 дней и 7 ночей она очнулась и тут же призвала к себе Марику. Та с неподдельным ужасом смотрела на тело той, которой некогда поклонялась. Белые нити обвивали Эйлин-Путешественницу, из-за чего все тело ее казалось покрытым странным коконом.
— Девочка моя, ты слышишь меня? – донесся со стороны головы утробный голос.
— Да, — прежнее благоволение охватило Марику.
— Бог и Богиня есть, теперь я это знаю, все, что я раньше говорила, было лишь жалкими моими попытками интерпретировать Истину. Мне было Видение, и это было так прекрасно, так волшебно. Знай, что у нас у всех есть великое Предназначение, ибо Мир без нас не мог бы существовать. И это – ЛЕТАТЬ. Все, что со мной, так же, как и с тобой и остальными, происходило и происходит, согласно великому Плану. Не будь меня, ты или кто другой познали бы Истину и подлинное Откровение. И так происходит постоянно, циклами, из года в год – да, я наконец узнала, что такое «зима», и это то холодное время «года», во время которого нам нужно быть заключенными в коконы, наподобие того, в который запелена я, чтобы пережить его. Что будет потом. Это будет настолько чудесно, что у меня нет слов… Но ты и сама можешь это испытать, мне почему-то верится, что и у тебя получится. Войди внутрь себя, там, где твое истинное «Я», не замутненное никакими личными стремлениями, войди в контакт с ним, и после этого ты увидишь лицо Бога. Это никакая не гусеница, ни Кот. Это невозможно описать, ибо это Все, Что Есть. «Я Есмь То, Что Я Есмь», — вот Истина, которую я услышала. Повторяй ее, как мантру, если хочешь, и ты, надеюсь, достигнешь просветления, как и я. Что будет потом, по пробуждении «весной»? Мы станем совсем другими, с нами произойдет божественная метаморфоза, я видела лишь краем глаза картины, где я летала, ощущала чудесные запахи и нектар, который опьянял. Что бы я ни говорила сейчас, для тебя будут пустыми ничего не значащими звуками. Мне трудно говорить, мое время выходит. Я надеюсь, что теперь ты выполнишь свою миссию и расскажешь нашему народу, что нам делать и что нас ждет. Я вхожу в третью стадию, после яйца и гусеницы, она зовется «куколка», следующая будет — «бабочка», и это все, что я могу тебе сказать. Что будет потом, я не знаю. Мне кажется, это еще не все… — голос Эйлин слабел, едва проникая сквозь хитиновый покров. – Иди и помни, что я тебе сказала. Господи, как же прекрасно снова обрести покой. – Это были последние ее слова.
* * *
Бабочка, которой стала Эйлин, присела на один из таких манящих и пьянящих полок. Только что она отложила яйца на одной из них. Кажется, это было то самое, родимое. Впрочем, не все ли равно. Вся жизнь превратилась в сплошной праздник. Праздник бытия. Прежнее поклонение и жизнь гусеницей казались каким-то далеким сном.
На темнеющем потолке зажигались ночные светильники. Они так и звали к себе, и бабочка поднялась вверх. Вдруг вдалеке замерчал свет, Эйлин запорхала туда, все быстрее и быстрее. А свет становился все ярче и ярче, все маняще и маняще. Вот он заполонил все пространство перед ней, страстный и обжигающий, ни на секунду не оставаясь в покое. И Эйлин обрела последнее откровение.
Пятая стадия, пронеслось у нее в сознании. Теперь я знаю, что это. СВЕТ.
И она устремилась к нему навстречу.

— Пап, ты видел? – Мальчик указал на пламя свечи, в котором только что сгорела бабочка необыкновенной красоты. – Что заставляет такие прекрасные создания стремиться навстречу своей смерти?
— Кто знает? – задумчиво ответил отец. – Внутри каждого из нас есть свой свет, с которым нам следовало бы соединиться. Возможно, бабочки лучше нас это понимают…

(Книга легенд и мифов Фантлаба. Из невошедшего в каноническое, подарочное издание 3012 года.)