Сияние тысячи солнц за стенами сокрыто

Тысяча сияющих солнц — Хоссейни Халед

Книга Тысяча сияющих солнц — Хоссейни Халед читать онлайн Проза / Современная проза бесплатно и без регистрации.

Любовь — великое чувство. Глубоко укрытая, запрещенная, тайная, она все равно дождется своего часа. Об этом новый роман Халеда Хоссейни, в 2007 году ставший главным мировым бестселлером.

В центре романа — две женщины, которые оказались жертвами потрясений, разрушивших идиллический Афганистан. Мариам — незаконная дочь богатого бизнесмена, с детства познавшая, что такое несчастье, с ранних лет ощутившая собственную обреченность. Лейла, напротив, — любимая дочка в дружной семье, мечтающая об интересной и прекрасной жизни. Между ними нет ничего общего, они живут в разных мирах, которым не суждено было бы пересечься, если бы не огненный шквал войны. Отныне Лейла и Мариам связаны самыми тесными узами, и они сами не знают, кто они — враги, подруги или сестры. Но в одиночку им не выжить, не выстоять перед средневековым деспотизмом и жестокостью, затопившими улицы и дома некогда цветущего города. Вдвоем они пройдут через страдания, вдвоем будут ловить нечаянные крупицы радости, вдвоем станут мечтать о счастье, к которому однажды попытаются прорваться.

«Тысяча сияющих солнц» – мощная, драматичная и лиричная история, которая заставляет сердца сжиматься от боли и радости. Это благородная и великодушная книга.

Книгу Тысяча сияющих солнц — Хоссейни Халед читать онлайн бесплатно — страница 51

— Мы соберем тебе новую библиотеку, Баби.

— Угу, — печально улыбнулся отец. — Никак не могу поверить, что покидаю Кабул. Здесь я учился, здесь начал работать, здесь родились мои дети. Как странно, что скоро мне будут светить уже другие звезды.

— Мне это тоже очень странно.

— У меня из головы не идет поэма о Кабуле, которую Саиб Табризи [43] сочинил еще в семнадцатом веке. Когда-то я знал ее всю наизусть. А сейчас вертятся и вертятся две строчки:

• На крышах города не счесть зеркальных лун,
• Сиянье тысяч солнц за стенами сокрыто.

Лейла увидела, что отец плачет.

— Баби, не надо. Мы обязательно вернемся. Иншалла, война кончится, и мы вернемся в Кабул. Вот увидишь.

На третий день Лейла взялась с утра перетаскивать узлы к калитке. Потом надо будет поймать такси и отвезти все барахло скупщику.

Тюк за тюком, кипа за кипой, коробка за коробкой. Туда — обратно, туда — обратно. К середине дня она бы точно вымоталась до предела (груда вещей была уже по пояс высотой), если бы не сознание того, что чем расторопнее она будет, тем скорее они увидятся с Тариком.

— Нам понадобится большое такси, — послышался мамин голос.

Лейла подняла голову — мама, облокотившись на подоконник, выглядывала из окна дочкиной спальни, солнце играло в ее седеющих волосах, высвечивало каждую морщинку на постаревшем, исхудалом лице. На маме было то же голубое платье, что и на торжественном ужине четыре месяца назад, платье скорее для юной девушки. Как мама изменилась! Иссохшие руки, запавшие виски, круги под глазами — ничего общего с пухленькой круглолицей женщиной, радостно улыбавшейся со свадебных фотографий.

— Два больших такси! — крикнула в ответ Лейла.

Баби в гостиной укладывал штабелями коробки с книгами — его Лейла тоже видела.

— Когда закончишь, иди в дом, — велела мама. — Пообедаем. Крутые яйца и остатки бобов.

— Мое любимое! — весело сказала Лейла.

Ей вдруг вспомнился сон. Она и Тарик на берегу моря. Океан. Ветер. Дюны.

Какой голос был у певучих песков?

Из трещины в земле выбралась серая ящерица, повертела головой, покачалась из стороны в сторону и шмыгнула под камень.

Перед Лейлой простирался пляж. Звук был отчетливо слышен, он нарастал, делался все выше и громче, заливал уши, заполнял все вокруг. Чайки беззвучно разевали клювы, прибой бесшумно накатывался на берег. Пески пели. Вопили истошным голосом.

На что походил этот звук? На гул?

Нет. Ничего подобного. На свист.

Книги вывалились у Лейлы из рук. Прикрыв глаза рукой, она посмотрела на небо.

И тут грянул взрыв.

У нее за спиной вспыхнуло белое пламя.

Земля ушла из-под ног.

Что-то горячее и страшное навалилось на нее сзади, приподняло и швырнуло вперед. Кувыркаясь в воздухе, она видела то небо, то землю. На нее сыпались горящие деревяшки, рушилось битое стекло, каждый осколочек сверкал на солнце, и крохотные радуги плясали вокруг.

А потом Лейла ударилась о стену и осталась лежать. Дождь из пыли, гравия и мелких обломков пролился на нее. Последнее, что она видела, был валяющийся на земле большой кусок кровавого мяса, завернутый в обрывок ткани. На клочке материи из тумана проступал красный мост с башнями.

Вокруг вертятся тени. С потолка мерцает свет. Из сумерек выплывает женское лицо и парит над ней в воздухе.

Тьма окутывает Лейлу.

Еще одно лицо, на этот раз мужское. Унылое какое-то. Губы шевелятся, а ничего не слыхать. Все заглушает звон.

Мужчина машет рукой. Хмурится. Опять шевелит губами.

Очень больно. И дышать больно. Все болит.

Стакан воды. Розовая таблетка.

Снова женщина. Длинное лицо, сощуренные глаза. Она что-то говорит. Но в ушах только звон. Правда, Лейла теперь может видеть слова, они черной жижей вытекают у женщины изо рта.

Грудь болит. Руки-ноги болят.

В глазах все вертится.

Почему его нет рядом?

Тьма. Звезды россыпью.

Баби и Лейла где-то высоко-высоко. Он указывает ей на ячменные поля. Надрывно трещит пусковой двигатель дизель-генератора.

Источник

На крышах города не счесть зеркальных лун, сиянье тысяч солнц за стенами сокрыто.

Книга для тех, кто хочет по другому взглянуть на свою жизнь.

Есть книги, после прочтения которых долго сидишь, прокручиваешь в голове эпизоды, и какое-то время к ней возвращаешься в своих мыслях.

Ранее не доводилось читать афганских авторов. Как-то они не популярны на просторах нашей Родины. Да и мне всегда казалось, что разница культур сделает для меня подобные произведения неинтересными и нечитабельными. Безумно рада, что ошибалась.

Книга повествует о судьбах двух женщин из разных социальных слоев. «Харами» Мириам и Лейла, выросшая в хорошей семье. На фоне политических событий в Афганистане происходит развитие сюжета.

Мне было безумно интересно прочитать про страну, мнение о которой складывалось из урывков знаний нашей совместной истории. Автор дает нам возможность взглянуть на все с другой стороны. Но все события лишь фон для грустной и безумно интересной истории.

Для меня остается загадкой, каким образом автору удалось настолько хорошо описать чувства и эмоции женщин. Очень тонкое понимание их роли в «мужском» мире. Всю книгу можно разобрать на цитаты. Она поэтична, и в тоже время, написана очень простым и приятным слогом. Одна из тех книг, где роднишься с героинями, сопереживаешь им и страдаешь вместе с ними. Когда начинают слипаться глаза никак не можешь оторваться и прекратить чтение, а утром, едва почистив зубы бежишь, чтоб побыстрее узнать, а что же было дальше с главными героями. Книга, после прочтения которой, остается светлое чувство надежды.

» Доверив свою тайну ветру, не вини деревья «

В общем всем, кому хочется чего-то нового. Открыть для себя неизведанные грани чужой культуры и на несколько вечеров погрузиться в прекрасное, удивительное чтение, рекомендую открыть для себя эту книгу. 10 баллов из 10.

Источник

Тысяча сияющих солнц (26 стр.)

Вот что ей приснилось.

Они на песчаном пляже. День холодный, ветреный, пасмурный, но под покрывалом рядом с Тариком тепло. Под пальмами, за белым штакетником, выстроились в ряд автомобили. От ветра слезятся глаза, песок засыпает стопы, вихрь несет с собой пучки высохшей травы. По волнам скользят косые паруса, над морем с криком машут крыльями чайки. Под напором стихии песок поземкой стелется над склонами дюн, слышен странный распевный звук.

Это певучие пески, говорит Лейла, мне отец давным-давно про них рассказывал.

Он смахивает песок ей со лба, перед глазами у Лейлы мелькает кольцо у него на пальце. Оно такое же, как у нее, золотое, покрытое сложным узором.

«Это правда, — говорит Лейла. — Песчинка трется о песчинку. Послушай только».

Он слушает. Хмурится. Ждет. Снова слушает. Когда ветер несильный, слышен словно легкий стон. А когда налетает порыв, кажется, целый хор поет высокими голосами.

Баби сказал, с собой следует взять только самое необходимое. Все остальное надо продать.

— На эти деньги мы сможем жить в Пешаваре, пока я не найду работу.

Следующие два дня они только и отбирали вещи на продажу.

Лейла в своей комнате откладывала в сторонку старые блузы, туфли, книги, игрушки. Под кроватью она нашла маленькую корову из желтого стекла, которую Хасина подарила ей, когда они перешли в пятый класс. И брелок в виде крошечного футбольного мяча, подарок Джити. И игрушечную деревянную зебру на колесиках. И фарфорового космонавта, которого они с Тариком нашли в сточной канаве. Ей было шесть лет, а ему восемь. Они еще немного повздорили, кто первый космонавта увидел.

Мама тоже разбирала вещи — неторопливо, глаза сонные, вид отсутствующий. Тарелки, салфетки, драгоценности (за исключением обручального кольца), большая часть одежды — от всего этого она хотела избавиться.

— Ты и это хочешь продать? — Лейла бережно держала в руках мамин свадебный наряд, каскадом ниспадавший на пол, пощупала кружева и ленты, дотронулась до мелких жемчужинок на рукавах.

Пожав плечами, мама забрала у дочки свое брачное убранство и решительно бросила в кучу — словно лейкопластырь одним движением сорвала.

Самое тяжелое задание выпало на долю Баби.

Лейла зашла к нему. Отец неподвижно стоял посреди кабинета и уныло взирал на книжные полки. На Баби была старая футболка с видом Сан-Франциско: от воды поднимается туман и окутывает красные башни моста.

— Знаешь старую шутку? — горько спросил он. — Какие пять книг ты бы взял с собой на необитаемый остров? Вот уж не думал, что и мне доведется решать похожую задачку.

— Мы соберем тебе новую библиотеку, Баби.

— Угу, — печально улыбнулся отец. — Никак не могу поверить, что покидаю Кабул. Здесь я учился, здесь начал работать, здесь родились мои дети. Как странно, что скоро мне будут светить уже другие звезды.

— Мне это тоже очень странно.

— У меня из головы не идет поэма о Кабуле, которую Саиб Табризи сочинил еще в семнадцатом веке. Когда-то я знал ее всю наизусть. А сейчас вертятся и вертятся две строчки:

На крышах города не счесть зеркальных лун,
Сиянье тысяч солнц за стенами сокрыто.

Лейла увидела, что отец плачет.

— Баби, не надо. Мы обязательно вернемся. Иншалла, война кончится, и мы вернемся в Кабул. Вот увидишь.

На третий день Лейла взялась с утра перетаскивать узлы к калитке. Потом надо будет поймать такси и отвезти все барахло скупщику.

Тюк за тюком, кипа за кипой, коробка за коробкой. Туда — обратно, туда — обратно. К середине дня она бы точно вымоталась до предела (груда вещей была уже по пояс высотой), если бы не сознание того, что чем расторопнее она будет, тем скорее они увидятся с Тариком.

— Нам понадобится большое такси, — послышался мамин голос.

Лейла подняла голову — мама, облокотившись на подоконник, выглядывала из окна дочкиной спальни, солнце играло в ее седеющих волосах, высвечивало каждую морщинку на постаревшем, исхудалом лице. На маме было то же голубое платье, что и на торжественном ужине четыре месяца назад, платье скорее для юной девушки. Как мама изменилась! Иссохшие руки, запавшие виски, круги под глазами — ничего общего с пухленькой круглолицей женщиной, радостно улыбавшейся со свадебных фотографий.

— Два больших такси! — крикнула в ответ Лейла.

Баби в гостиной укладывал штабелями коробки с книгами — его Лейла тоже видела.

— Когда закончишь, иди в дом, — велела мама. — Пообедаем. Крутые яйца и остатки бобов.

— Мое любимое! — весело сказала Лейла.

Ей вдруг вспомнился сон. Она и Тарик на берегу моря. Океан. Ветер. Дюны.

Какой голос был у певучих песков?

Из трещины в земле выбралась серая ящерица, повертела головой, покачалась из стороны в сторону и шмыгнула под камень.

Перед Лейлой простирался пляж. Звук был отчетливо слышен, он нарастал, делался все выше и громче, заливал уши, заполнял все вокруг. Чайки беззвучно разевали клювы, прибой бесшумно накатывался на берег. Пески пели. Вопили истошным голосом.

На что походил этот звук? На гул?

Нет. Ничего подобного. На свист.

Книги вывалились у Лейлы из рук. Прикрыв глаза рукой, она посмотрела на небо.

И тут грянул взрыв.

У нее за спиной вспыхнуло белое пламя.

Земля ушла из-под ног.

Что-то горячее и страшное навалилось на нее сзади, приподняло и швырнуло вперед. Кувыркаясь в воздухе, она видела то небо, то землю. На нее сыпались горящие деревяшки, рушилось битое стекло, каждый осколочек сверкал на солнце, и крохотные радуги плясали вокруг.

А потом Лейла ударилась о стену и осталась лежать. Дождь из пыли, гравия и мелких обломков пролился на нее. Последнее, что она видела, был валяющийся на земле большой кусок кровавого мяса, завернутый в обрывок ткани. На клочке материи из тумана проступал красный мост с башнями.

Вокруг вертятся тени. С потолка мерцает свет. Из сумерек выплывает женское лицо и парит над ней в воздухе.

Тьма окутывает Лейлу.

Еще одно лицо, на этот раз мужское. Унылое какое-то. Губы шевелятся, а ничего не слыхать. Все заглушает звон.

Мужчина машет рукой. Хмурится. Опять шевелит губами.

Очень больно. И дышать больно. Все болит.

Стакан воды. Розовая таблетка.

Снова женщина. Длинное лицо, сощуренные глаза. Она что-то говорит. Но в ушах только звон. Правда, Лейла теперь может видеть слова, они черной жижей вытекают у женщины изо рта.

Грудь болит. Руки-ноги болят.

В глазах все вертится.

Почему его нет рядом?

Тьма. Звезды россыпью.

Баби и Лейла где-то высоко-высоко. Он указывает ей на ячменные поля. Надрывно трещит пусковой двигатель дизель-генератора.

Длиннолицая смотрит на нее сверху вниз.

Где-то играют на аккордеоне.

Опять розовая пилюля.

И тишина. Всепоглощающая тишина.

Часть третья

Мариам

— Ты меня не узнаешь?

Ресницы у девчонки затрепетали.

— Ты помнишь, что произошло?

Она шевелит губами. Закрывает глаза. Сглатывает. Касается рукой левой щеки. Чуть слышно шепчет что-то.

Мариам наклоняется ближе.

— Ухо, — шелестит девчонка. — Оно ничего не слышит.

Первую неделю она только и делала, что спала — действовали купленные Рашидом в госпитале розовые пилюли, — бормотала во сне, вскрикивала, называла какие-то незнакомые имена, иногда плакала и металась. Мариам даже приходилось ее удерживать. Бывало, ее бесконечно рвало, вся пища извергалась обратно.

Мрачный взгляд поверх одеяла, односложные ответы, что бы ни спросили Мариам или Рашид, — такой она была, когда бодрствовала. Начнешь кормить — мотает головой и плюется. Правда, надолго ее не хватало — капризы быстро сменялись слезами.

Порезы на лице и на шее, швы на израненных руках и ногах Рашид велел смазывать дезинфицирующей мазью. Повязки Мариам регулярно стирала. Когда девчонку тошнило, Мариам приходилось придерживать ее, откидывать волосы у нее с лица.

Сколько она у нас пробудет? — спросила Мариам у Рашида.

Пока не поправится. Ты на нее только посмотри. Ну куда она теперь пойдет, бедняжка?

Из-под груды обломков девчонку откопал Рашид.

— Счастье, что я был дома. Твое счастье, — уточнял он, сидя рядом с ее кроватью. — Я отрыл тебя голыми руками. Вот такой кусок металла, — большим и указательным пальцами Рашид показывал размеры (раза в два больше, чем на самом деле, подумала Мариам), — торчал у тебя из плеча. Я уж думал, клещами вытаскивать придется. Но теперь все в порядке. Еще чуть-чуть — и ты поправишься, будешь нау соча. Как новенькая.

Рашид приволок несколько книг из библиотеки Хакима — все, что сохранилось.

— Очень много книг сгорело. Да и растащили порядочно, по-моему.

В первую неделю муж был сама доброта — то принесет подушку и одеяло, то пузырек с пилюлями. Витамины, говорит.

Источник