Погаси небо погаси солнце

Вторник, 04 Октября 2011 г. 19:55 + в цитатник

Wystan Hugh Auden
Funeral blues (1940)

Stop all the clocks, cut off the telephone
Prevent the dog from barking with a juicy bone,
Silence the pianos and with muffled drum
Bring out the coffin, let the mourners come
Let aeroplane circle moaning overhead
Scribbling on the sky the message He Is Dead,
Tie crepe bows round the white necks of the public doves,
Let the traffic policemen wear black cotton gloves.
He was my North, my South, my East and West,
My working week and my Sunday rest,
My noon, my midnight, my talk, my song;
I thought that love would last for ever: I was wrong.
The stars are not wanted now: put out every one,
Pack up the moon and dismantle the sun,
Pour away the ocean and sweep up the woods;
For nothing now can ever come to any good.

2008-12-18 / Максим Артемьев

Для современного западного мира, где поэзия является уделом маленькой кучки энтузиастов, нехарактерно, более того, почти непредставимо, чтобы классическое стихотворение заново открывалось и пользовалось большим успехом у широкой публики. Однако именно такое превращение произошло с «Похоронным блюзом» (Funeral Blues) Уистена Одена. И причиной тому, как ни удивительно, послужил волнообразный эффект массовой культуры.

Когда-то, еще в 30-е годы (по мнению многих, лучший период творчества Одена), он вместе со своим любовником Кристофером Ишервудом сочинил пьесу «Восхождение на F6» – из жизни альпинистов. В ней один из героев зачитывал на смерть политика бойкие строки – пародию на стихотворную эпитафию.

Пьеса давно забылась, но этот отрывок обрел самостоятельную жизнь и судьбу. Бенджамин Бриттен положил стихотворение на музыку, трактуя его вполне серьезно. Первой исполнительницей песни стала певица Хедли Андерсон. Сам поэт, вероятно, признал в «Похоронном блюзе» некие скрытые от него поначалу силу и обаяние. Поэтому Оден переделал пять строф в четыре и опубликовал стихотворение в сборнике «Другие времена» (1940) – как одну из песен в цикле «Четыре песни из кабаре для мисс Хедли Андерсон».
При жизни Одена и первые 20 лет после его смерти это стихотворение было известно главным образом в кругах ценителей поэзии англо-американского мастера, естественно, страшно далеких от народных масс. Там «Похоронный блюз» котировался наравне с такими его шедеврами из того же сборника, как «1 сентября 1939», «Памяти У.Б.Йетса», «Неизвестный гражданин», «Musee des Beaux Arts».

Но все изменилось в 1994-м. В этом году на экраны вышел британский фильм «Четыре свадьбы и одни похороны», снятый в жанре романтической комедии. Неожиданно для своих создателей (режиссер Майк Ньюэлл, в числе звезд – Хью Грант и Энди Макдауэл) фильм стал невероятным коммерческим успехом, побив все рекорды в истории английского кинематографа, собрав 244 млн. фунтов стерлингов.

Одним из самых волнующих эпизодов было чтение на похоронах скоропостижного скончавшегося второстепенного героя проникновенной стихотворной элегии, берущей за душу. Ее читает Джон Ханна, это была одна из первых значительных ролей актера.
После выхода фильма на экраны зрители бросились искать сборники Одена – стихотворение им понравились. С тех пор прошло почти 15 лет. Интерес к «Похоронному блюзу» не пропал. Благодаря «Четырем свадьбам и одним похоронам» стихотворение стало одним из немногих известных обывателю в англоязычном мире (и не только) произведений высокой поэзии, войдя в «канон», – наподобие «Не жалею, не зову, не плачу…», которое может прочитать даже не сильно образованный подвыпивший россиянин на дне рождения.

Но как же читатели не заметили пародии? В принципе такое бывало, и не раз, например, в России пародия Ивана Панаева на расплодившиеся переводы из Гейне «Густолиственных кленов аллея» обратилась в «серьезный» цыганский романс. Чем серьезнее поэт, тем тоньше его ирония и неуловимее она для толпы. Оден в своем «Похоронном блюзе» использует привычные ходы оплакивания ушедшего, выражая охватившее лирического героя вселенское отчаяние с помощью циклопических образов и метафор – «он был мой Север, мой Юг, мой Восток и Запад» и т.п. Поэт откровенно дурачится – «пусть самолеты кружат вверху, оплакивая, и начертят в небесах: «ОН МЕРТВ», «повяжи траурные повязки на белые шеи городских голубей, и пусть дорожные полицейские наденут черные перчатки». Но простой человек не способен понять иронического подтекста и принимает все всерьез. Пародия на высокий стиль, на романтические излияния чувств, на несдержанные эмоции и на трагические «красивости» была отвергнута, и взамен нее получилось искреннее сожаление об умершем, разрывающее душу своей мировой скорбью.
Стоит заметить, что Иосиф Бродский, восторженный поклонник Одена, не удержался и перевел стихами «Похоронный блюз»: «Часы останови, забудь про телефон. » Поэтический перевод вообще – дело неблагодарное (а главное, ненужное и, прямо скажем, вредное). Для Бродского данный опыт был не более чем языковой игрой, упражнением для разминки пальцев. Он не сделал им для Одена то, что сделал Лермонтов для Гете «Горными вершинами». Каким поставленным голосом ни читай «Часы останови» – пусть даже самого популярного артиста, эти строки не произведут того эффекта, какой сопутствовал чтению Джона Ханны.

А далее — вариант перевода достопочтимого нобелевского лауреата и доблесных холмсианцев (предистория http://sherlock-series.livejournal.com/349148.html#cutid1)

Уистен Хью Оден
Похоронный блюз

I
Пусть телефон молчит, стоят часы,
И в тишине глодают кости псы.
Пусть вносят гроб под барабанный бой,
И входят в дом скорбящие толпой.

Пускай аэроплан, зудя как зуммер,
Кругами пишет в небесах: «Он умер».
На шеях голубиных черный шелк,
И в черных крагах полицейский полк.

Он был мой север, юг, восток и запад,
Мой труд и мой досуг, мой дом, мой замок,
Мой светлый вечер, мой вечерний свет.
Казался вечным. Оказался – нет.

Теперь все звезды можете гасить,
Луну и солнце с неба уносить,
И вылить океан, и срезать лес:
Театр закрыт. В нем больше нет чудес.

II
Заткни часы, уйми собак брехню,
Глуши мобилу, что пиздит хуйню,
Фoно, ударные и микшер: стоп,
Пусть сакс рыдает, пусть выносят гроб.

Пусть истребитель, пролетая над забором,
Напишет в небе: СМЕРТЬ, рыча мотором.
Пусть чёрный бант натянет белый гусь,
И каждый мент наденет траур пусть.

Он был мне Север, Юг, собор и пляж,
Воскресный кайф и будничный мандраж,
Мой сон и явь, и в песне все слова.
Я думал, что любовь всегда жива.

Рви шляпки звёзд, обивка пусть висит,
Пакуй луну и солнце выноси,
Сливай моря и выметай леса —
К чему теперь все эти чудеса?

III
Заткните телефон, долой часы,
пускай за кости не грызутся псы,
рояли — тише; барабаны, об
умершем плачьте; и внесите гроб.

Пусть самолет, кружа и голося,
«ОН УМЕР» впишет прямо в небеса.
Пусть креп покроет шеи голубей над головой,
и черные перчатки оденет постовой.

Он был мне — Север, Юг; Восток и Запад — он,
шесть дней творенья и субботний сон,
закат и полдень, полночь и рассвет.
Любовь, я думал, будет вечной. Экий бред.

Не надо звёзд. Не нужно ни черта:
луну — в чехол, и солнце — на чердак.
Допейте океан, сметите лес.
Всё потеряло всякий интерес.

IV
Часы останови, забудь про телефон
И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
Накрой чехлом рояль; под барабана дробь
И всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.

Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
Начертит в небесах «Он мертв» над головой,
И лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,
Регулировщики — в перчатках черных пусть.

Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.

Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.

Процитировано 5 раз
Понравилось: 1 пользователю

• 1 Запись понравилась
• 5 Процитировали
• 0 Сохранили
  • 5Добавить в цитатник
  • 0Сохранить в ссылки

  
  

  

  Wystan Hugh Auden
  Funeral blues (1940)

  Stop all the clocks, cut off the telephone
  Prevent the dog from barking with a juicy bone,
  Silence the pianos and with muffled drum
  Bring out the coffin, let the mourners come
  Let aeroplane circle moaning overhead
  Scribbling on the sky the message He Is Dead,
  Tie crepe bows round the white necks of the public doves,
  Let the traffic policemen wear black cotton gloves.
  He was my North, my South, my East and West,
  My working week and my Sunday rest,
  My noon, my midnight, my talk, my song;
  I thought that love would last for ever: I was wrong.
  The stars are not wanted now: put out every one,
  Pack up the moon and dismantle the sun,
  Pour away the ocean and sweep up the woods;
  For nothing now can ever come to any good.

  2008-12-18 / Максим Артемьев

  Для современного западного мира, где поэзия является уделом маленькой кучки энтузиастов, нехарактерно, более того, почти непредставимо, чтобы классическое стихотворение заново открывалось и пользовалось большим успехом у широкой публики. Однако именно такое превращение произошло с «Похоронным блюзом» (Funeral Blues) Уистена Одена. И причиной тому, как ни удивительно, послужил волнообразный эффект массовой культуры.

  Когда-то, еще в 30-е годы (по мнению многих, лучший период творчества Одена), он вместе со своим любовником Кристофером Ишервудом сочинил пьесу «Восхождение на F6» – из жизни альпинистов. В ней один из героев зачитывал на смерть политика бойкие строки – пародию на стихотворную эпитафию.

  Пьеса давно забылась, но этот отрывок обрел самостоятельную жизнь и судьбу. Бенджамин Бриттен положил стихотворение на музыку, трактуя его вполне серьезно. Первой исполнительницей песни стала певица Хедли Андерсон. Сам поэт, вероятно, признал в «Похоронном блюзе» некие скрытые от него поначалу силу и обаяние. Поэтому Оден переделал пять строф в четыре и опубликовал стихотворение в сборнике «Другие времена» (1940) – как одну из песен в цикле «Четыре песни из кабаре для мисс Хедли Андерсон».
  При жизни Одена и первые 20 лет после его смерти это стихотворение было известно главным образом в кругах ценителей поэзии англо-американского мастера, естественно, страшно далеких от народных масс. Там «Похоронный блюз» котировался наравне с такими его шедеврами из того же сборника, как «1 сентября 1939», «Памяти У.Б.Йетса», «Неизвестный гражданин», «Musee des Beaux Arts».

  Но все изменилось в 1994-м. В этом году на экраны вышел британский фильм «Четыре свадьбы и одни похороны», снятый в жанре романтической комедии. Неожиданно для своих создателей (режиссер Майк Ньюэлл, в числе звезд – Хью Грант и Энди Макдауэл) фильм стал невероятным коммерческим успехом, побив все рекорды в истории английского кинематографа, собрав 244 млн. фунтов стерлингов.

  Одним из самых волнующих эпизодов было чтение на похоронах скоропостижного скончавшегося второстепенного героя проникновенной стихотворной элегии, берущей за душу. Ее читает Джон Ханна, это была одна из первых значительных ролей актера.
  После выхода фильма на экраны зрители бросились искать сборники Одена – стихотворение им понравились. С тех пор прошло почти 15 лет. Интерес к «Похоронному блюзу» не пропал. Благодаря «Четырем свадьбам и одним похоронам» стихотворение стало одним из немногих известных обывателю в англоязычном мире (и не только) произведений высокой поэзии, войдя в «канон», – наподобие «Не жалею, не зову, не плачу…», которое может прочитать даже не сильно образованный подвыпивший россиянин на дне рождения.

  Но как же читатели не заметили пародии? В принципе такое бывало, и не раз, например, в России пародия Ивана Панаева на расплодившиеся переводы из Гейне «Густолиственных кленов аллея» обратилась в «серьезный» цыганский романс. Чем серьезнее поэт, тем тоньше его ирония и неуловимее она для толпы. Оден в своем «Похоронном блюзе» использует привычные ходы оплакивания ушедшего, выражая охватившее лирического героя вселенское отчаяние с помощью циклопических образов и метафор – «он был мой Север, мой Юг, мой Восток и Запад» и т.п. Поэт откровенно дурачится – «пусть самолеты кружат вверху, оплакивая, и начертят в небесах: «ОН МЕРТВ», «повяжи траурные повязки на белые шеи городских голубей, и пусть дорожные полицейские наденут черные перчатки». Но простой человек не способен понять иронического подтекста и принимает все всерьез. Пародия на высокий стиль, на романтические излияния чувств, на несдержанные эмоции и на трагические «красивости» была отвергнута, и взамен нее получилось искреннее сожаление об умершем, разрывающее душу своей мировой скорбью.
  Стоит заметить, что Иосиф Бродский, восторженный поклонник Одена, не удержался и перевел стихами «Похоронный блюз»: «Часы останови, забудь про телефон. » Поэтический перевод вообще – дело неблагодарное (а главное, ненужное и, прямо скажем, вредное). Для Бродского данный опыт был не более чем языковой игрой, упражнением для разминки пальцев. Он не сделал им для Одена то, что сделал Лермонтов для Гете «Горными вершинами». Каким поставленным голосом ни читай «Часы останови» – пусть даже самого популярного артиста, эти строки не произведут того эффекта, какой сопутствовал чтению Джона Ханны.

  А далее — вариант перевода достопочтимого нобелевского лауреата и доблесных холмсианцев (предистория http://sherlock-series.livejournal.com/349148.html#cutid1)

  Уистен Хью Оден
  Похоронный блюз

  I
  Пусть телефон молчит, стоят часы,
  И в тишине глодают кости псы.
  Пусть вносят гроб под барабанный бой,
  И входят в дом скорбящие толпой.

  Пускай аэроплан, зудя как зуммер,
  Кругами пишет в небесах: «Он умер».
  На шеях голубиных черный шелк,
  И в черных крагах полицейский полк.

  Он был мой север, юг, восток и запад,
  Мой труд и мой досуг, мой дом, мой замок,
  Мой светлый вечер, мой вечерний свет.
  Казался вечным. Оказался – нет.

  Теперь все звезды можете гасить,
  Луну и солнце с неба уносить,
  И вылить океан, и срезать лес:
  Театр закрыт. В нем больше нет чудес.

  II
  Заткни часы, уйми собак брехню,
  Глуши мобилу, что пиздит хуйню,
  Фoно, ударные и микшер: стоп,
  Пусть сакс рыдает, пусть выносят гроб.

  Пусть истребитель, пролетая над забором,
  Напишет в небе: СМЕРТЬ, рыча мотором.
  Пусть чёрный бант натянет белый гусь,
  И каждый мент наденет траур пусть.

  Он был мне Север, Юг, собор и пляж,
  Воскресный кайф и будничный мандраж,
  Мой сон и явь, и в песне все слова.
  Я думал, что любовь всегда жива.

  Рви шляпки звёзд, обивка пусть висит,
  Пакуй луну и солнце выноси,
  Сливай моря и выметай леса —
  К чему теперь все эти чудеса?

  III
  Заткните телефон, долой часы,
  пускай за кости не грызутся псы,
  рояли — тише; барабаны, об
  умершем плачьте; и внесите гроб.

  Пусть самолет, кружа и голося,
  «ОН УМЕР» впишет прямо в небеса.
  Пусть креп покроет шеи голубей над головой,
  и черные перчатки оденет постовой.

  Он был мне — Север, Юг; Восток и Запад — он,
  шесть дней творенья и субботний сон,
  закат и полдень, полночь и рассвет.
  Любовь, я думал, будет вечной. Экий бред.

  Не надо звёзд. Не нужно ни черта:
  луну — в чехол, и солнце — на чердак.
  Допейте океан, сметите лес.
  Всё потеряло всякий интерес.

  IV
  Часы останови, забудь про телефон
  И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
  Накрой чехлом рояль; под барабана дробь
  И всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.

  Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
  Начертит в небесах «Он мертв» над головой,
  И лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,
  Регулировщики — в перчатках черных пусть.

  Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
  Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
  Слова и их мотив, местоимений сплав.
  Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.

  Созвездья погаси и больше не смотри
  Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
  Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
  Отныне ничего в них больше не найти.

  

  Позволю себе высказать своё мнение не о стихах и переводах (о переводах — позже), а о помещённой выше статье

  господина Артемьева.
  На мой взгляд это типичный пример «интернетной критики», когда «маэстро» с высоты своей страницы изрекает как

  абсолютную истину своё мнение или вытащенные из того же интернета данные о том, какой доход принёс фильм. Его

  высказывание о ненужности и вредности поэтического перевода заставляет предполагать, что читатель должен

  работать только с подлинниками.
  Даже если предположить, что г.Артемьев знает, как минимум, все европейские языки, то как он без неблагодарного

  (согласен!) труда переводчиков может оценить персидскую, японскую, арабскую или китайскую поэзию уже не говоря о

  том, что написано на иврите или суахили?
  А неблагодарен труд переводчиков потому, что каждый может сказать, что вот этот перевод ему нравиться больше, а

  вот этот — меньше. И уверен, что среди читающих эти строки есть люди, которые в восторге от лихой поделки под

  номером II, а некоторые предпочитают варианты Иосифа Бродского, Григория Кружкова, Елены Тверской или Аделы

  Василой.
  PS В интернете «хозяин» страницы может вымарать не дружественные коментарии. Буду рад, если мой не постигнет эта судьба.
  Михаил Шабаловский, Берлин

  Источник