Ромео и джульетта
Дмитрий Пинский,
Карел Чапек
Шекспир
РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА.
(инсценировка по рассказу К. Чапека)
В ночной голубизне
И с томиком Шекспира
Проходит Юноша,
Читая эти строки…
В них нет еще
Играющей Сатиры,
Но есть в них – Жизнь,
Которая жестока.
ЮНОША:
«Две равно уважаемых семьи,
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья…»
Не завершивши начатый рассказ,
Он покидает сцену, углубленный
В загадку, сквозь века идущих фраз,
Трагедии из города Верона.
Запел петух
И Свет на сцену брызжет.
На сцене – театральная афиша.
А на афише писано углем:
«Ромео плюс Джульетта есть Любовь!»
Две вывески:
«Монтеки»,
«Капулетти»
У двух кулис,
Стоят, как маяки,
Не Солнце,
А фонарь какой-то светит…
И вот,
КАРТИНА ПЕРВАЯ:
Из-за кулисы рода Капулетти
Выходит бабка, с краскою в ведерке,
Закрасив слово,
То, что о Джульетте,
Повесив юбку, приступает к порке….
Из-за кулисы с вывеской «Монтеки»
Старушка вышла, джинсы за плечом,
Чужою краской с тумбы сняв «Ромео»,
Повесив джинсы, их ремнем сечет…
Тут бабка Капулетти обернулась
(Стук за спиной внимание привлек),
Сняв юбку, вышла, но затем вернулась,
Простынку водрузив на турничек.
Мол, у нас – порядок, чистота,
Все послушны в роде Капулетти,
Вы же бейте сына господа
И не вспоминайте о Джульетте.
Брюки бить Монтекки устает,
Взгляд врага надменный замечая,
От досады с горечью плюет
И вперед к сопернице шагает….
Шаг друг к другу,
Вздох, и снова шаг,
Выдох, вдох, еще, еще по шагу,
Грудь вперед и смотрит каждый враг
На врага с озлобленной отвагой….
Вместе наполняют вдохом грудь…,
Так же хором выдохнув со свистом,
Умудрились разом повернуть,
И уйти, довольно-таки быстро.
С яркою афишею в руках
Капулетти скоро возвратилась.
И афиша, как дорожный знак,
На афишной тумбе приютилась:
«КАПУЛЕТТИ –
ЗНАТНЫЙ РОД,
А МОНТЕКИ,
ЭТО – СБРОД!»
И Монтеки в скорости пришла,
И свою афишу принесла:
«МОНТЕКИ,
ЭТО ЗВУЧИТ
ГОРДО!»
На афишу клея нанесла,
И она приклеена была,
Прямо на афишу Капулетти,
И была горда поступком этим.
Капулетти:
«Ты куда повесила афишу?»
Монтеки:
«Гордые Монтеки вас не слышат!»
Капулетти (сорвав и порвав вражескую афишу):
«Гордыми не могут быть Монтеки,
Вы… вам далеко до человека.»
И Капулетти текст врага срывает…
Но ГРОМ вражду на время прерывает.
И хлынул Дождь,
Как Времени потоки,
А из дождя прекрасная монашка,
С обрывков перечитывая строки,
И обходя афишный столб жестокий,
Нас подвела к другой спектакля части:
КРТИНА же ВТОРАЯ
С Лунным Светом,
И НАЗЫВАЕТСЯ:
«Р О М Е О
И
Д Ж У Л Ь Е Т Т А».
Раздался гром
И небо потемнело.
И хлынул дождь. Монашка – у афиши,
А под дождем, как призрак, гордо, смело
Проходит юноша, и он дождя не слышит.
ЮНОША:
«Верона, сколько раз я о тебе ни думал,
Но вот увидел, по тебе гуляю….
Джульетты город. Сколько лет минуло,
А город цел, о ней напоминая…»
МОНАШКА:
«Эй, парень, не боишься простудиться,
ты что не видишь, бьет по лужам дождь…»
ЮНОША:
«Нет, не боюсь. Мне этот город снится,
Ведь в нем – следы Джульетты.
Где-то, может…»
МОНАШКА:
«Вы о какой Джульетте говорите?»
ЮНОША:
«Джульетте Капулетти, из Шекспира.
Из-за Любви пришлось ей отравиться.
Об этом говорят на всех подмостках Мира…»
МОНАШКА:
«Постойте, уж не та ли то – Джульетта,
Что вышла замуж за Париса, графа?
Ну, как же, помню, в бархат разодета,
Она была на свадьбе величава…»
ЮНОША:
«Как свадьба?
Настоящая Джульетта,
Ведь – ЭТО….
О, прекрасная Джульетта. »
Стемнело, лунный диск за тучей скрылся,
А в голубом и призрачном луче
Красавица Джульетта появилась
С прекрасной розой в кудрях, при свече.
ДЖУЛЬЕТТА
«Как ты попал сюда,
О, Юноша, скажи,
Ведь стены – высоки и неприступны…»
(А из-за туч опять глаз смотрит лунный.)
ДЖУЛЬЕТТА
«Смерть ждет тебя,
Когда хоть кто-нибудь
Тебя увидит из моих родных…»
ЮНОША:
«На что Ромео юный отвечал
(Читает из Шекспира прямо в зал) –
Я перенесся на крылах Любви,
Мне – не преграда каменные стены…»
ДЖУЛЬЕТТА
«О, юный друг,
Сетей моих не рви.
Нет РВИ!
Но поклянись,
Что в Чувствах откровенен…»
(Ее Ромео – как на небосводе,
И потому она уходит.)
ЮНОША:
«Они любили.
Как они Любили.
И смерть не стала в их Любви стеной.
И это все описано Шекспиром.
Как жаль, что это было не со мной!»
(Ну, вот и утро. Снова свет
Наполнил сцену наших лет.)
МОНАШКА:
«Да что вы говорите.
За Париса
Джульетта вышла замуж.
И давно.»
ЮНОША:
«Но я ведь видел,
Падала актриса…»
МОНАШКА:
«Актриса?
Это – выдумка.
Кино!»
ЮНОША:
«Но, как же?…»
МОНАШКА:
«Очень просто.
Посмотрите.
Джульетта-то, пока еще, жива!
Завесу только чуть приподнимите,
Что б не терялись попусту слова.»
За приподнятой тканью – Скамейка,
На скамейке Джульетта сидит….
Но сдержите реакцию смеха,
У нее фантастический вид –
Шуба драная, рядом коляска,
Сигарета в зубах, блеск ногтей,
На лице – равнодушия маска,
И печать благородства на ней.
МОНАШКА:
«Вышла замуж она за Париса,
У нее восемь крошек детей.
И, хоть муж стал пузатым и лысым,
Но зато проживает при ней.»
ЮНОША:
«За какого такого Париса,
И каких восемь крошек детей?
Это – шутка.
Вы шутите, миссис,
Вот – Шекспир…
И РОМЕО ПАЛ С НЕЙ….»
МОНАШКА:
«Ах, Ромео?
Вы б сразу сказали.
Помню, как же, в Мантую сбежал.
Негодяй, он Париса ведь ранил….
Он жену побогаче искал.»
ЮНОША:
«Как сбежал?
Он ведь умер с Джульеттой…»
МОНАШКА:
«Да не умер.
Джульетта – жива.
Он женился, но позже, на этой…,
Что в Мантуе купчихой была.
Правда, был, и не мало, расстроен,
Мало денег – в приданном жены….
А Джульетта – Примерной женою
У Париса, стирает штаны….»
КАРТИНА ТРЕТЬЯ,
ПРОТИВ СНОВ
И НАЗЫВАЕТСЯ
«Л Ю Б О В Ь»
ЮНОША:
«Быть не может,
Как в это поверить?
Я не верю.
Я ВЕРЮ В ЛЮБОВЬ!
Чувство это ничем не измерить,
Приносящее Счастье и Боль…»
МОНАШКА:
«Что вам в голову лезет?
Не больно.
Разве больно замужнею быть?
Чудный брак.
Брак и значит – с любовью.
Дети есть, значит, будут и жить.»
ЮНОША:
«Дождь окончился.
Вы уж простите.
Я пойду.
Не поверил я вам.
ЛЮДИ! Л Ю Д И. БЕЗМЕРНО ЛЮБИТЕ!
И не верьте вы лживым словам.»
Выйдя в зал, обращается к залу,
Юный парень, немного усталый.
УЧАСТНИКИ СПЕКТАКЛЯ:
«Нет, есть Брак и Согласье.»
ЮНОША:
«ЕСТЬ,
НЕ ВСЕМ ОНА,
ПРАВДА,
ВИДНА…»
МОНАШКА:
«Что ж, ищи, помышляя о счастье…»
ДЖУЛЬЕТТА (выбегая):
«Я С ТОБОЮ»
РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА ВМЕСТЕ:
«О, ВЕСНА. »
Источник
Она монашкою была когда ей солнце
И он говорит ей: «Ты солнце, солнце», а она говорит: «Не верю». И он говорит ей: «Ты птица, и крылья твои огромны, смотри, до неба».
А она говорит:
— Перестань, ну какая птица, я человек, я ничего не умею. Утром пролила чай, вчера промочила ноги. Я не знаю, как этот мир устроен, для кого придуман. И вообще, сейчас больше занята мыслями, как вылечиться от простуды, чем о законах творения, правилах мироздания.
Он удивляется:
— Ты можешь быть занята чем угодно, как это отменяет твою крылатость? Как что угодно может разучить тебя быть собой?
И она так рыдает от этого “быть собой”, что клянется никогда больше с ним не встречаться. Зачем? Забивает только голову ерундой.
И проходит 10 минут, или год, или несколько лет, прежде чем она начинает видеть: свет, из которого сшит воздух, землю, в которой зреют будущие деревья, людей, которые в саду выращивают фрукты, а в себе – звезды. И ее заполняет чувство, словно все это – правильно, так и должно быть, будто всегда можно выбрать новую из орбит. И так становится легко от этих мыслей, даже выравнивает спину, когда идет.
Мальчик на улице дергает бабушку за рукав, они смотрят на девочку. Та – летит.
Автор — Кит не спи.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Источник
Русская мадонна-главы из романа часть 2, глава 1
Вот сорок третий на закате
И множатся успехи на фронтах.
Стране под немцем, ясно, не бывать.
Но как свободным быть на пепелище?
Два смерча огненных утюжили страну –
То отступленье, то наступленье,
Сгорело и разрушено все то,
Что предками так долго созидалось:
Уклад неспешной жизни трудовой
И верность предписаньям вечным;
К душевному единству устремленье,
К заросшему погосту тяготенье.
Утрачена любовь к родным местам
И милым до войны строеньям.
Война собою завершала то,
Что началось в семнадцатом году:
Сожгла основы жизни прежней,
Тем принуждая к созиданию людей.
Но сможет ли творить народ,
Уже привыкший к подчиненью,
И тем утративший давно
Инстинкт душевного стремленья?
Все те же избы под соломой
И скотный двор похожий на сарай:
Всё подчиняется потребности извечной
От холода и голода не умереть.
Сражен народ несчастьем лихолетий,
Ужели только по приказу будет жить?!
Как жить! Решать теперь не человеку.
Власть сил неясных утвердилась:
Все «подчинялись» лозунгом вождя,
«Задачами текущего момента».
Командовать теперь не трудно человеком.
Не нужно новых мыслей и идей.
Страну б вернуть к тому, что было —
Фундамент есть, клади лишь кирпичи.
Должно все делаться по плану,
По ним отстраивать села, города.
Так дело закипело с новой силой:
Жизнь мерили итогами труда.
Повинность трудовая в том была,
Что стать должно бы подвигом народа.
Так, впрочем, было не со всеми.
Всегда ведь есть счастливчики судьбы.
Насилие, что властью насаждалось,
Они не ощущали на себе.
Призывы партии, вождя
Ответным откликом звучали в них:
Ни в чем не замечая принужденья,
Готовы к подвигу всегда.
Масштабом планов увлекались.
Величьем дела заражались.
Порыв их внутренних стремлений
Созвучен ситуации в стране.
Так в лживой, лагерной системе
Все ж находились лидеры в труде.
У Любы жизнь входила в русло,
Привычное для граждан всей страны.
День проходил по расписанью:
Подъем, работа, время для семьи.
Мишутку утром отводила в сад.
После работы — в семь почти,
Брала его на сон домашний,
Чтоб материнским чувствам волю дать.
Лишь воскресенье с сыном проводила.
То лучшие в их жизни были дни.
Единству душ их не было предела,
Усладу чувств в друг друге находили:
Для сына мать – приют страстей невинных,
Сын матери — прибежище желанных отношений.
Бывало сын прижмется к Любе
И молча прячет в ней лицо.
Она боится шевельнуться,
Чтоб единение продлить.
Тревожит поведенье сына.
В уме рождались объясненья:
Мишутке одиноко и дома, и в саду.
Он чувствует в себе такое,
Что словом передать не может.
Быть может это проявленье грусти —
Убогость жизни протестует в нем.
Лишь единением в объятьях своих
Поможет ему справиться с собой.
Вот в прошлом трудное мгновенье:
Порывы смутных чувств ушли.
Они в молчанье трудном пребывают,
Которое и описать, и объяснить нельзя.
Нас в жизнь бросает рок небесный.
Терпи и жди, что понимание придет,
Зачем явление твое на этом свете,
И кто тебе попутчик в нем.
В минуты слабости душевной,
Прильнуть к другому нам дано.
Что получаем от таких прикосновений —
Загадка нам, отгадка впереди.
Но сын и мать!? Сомнений быть не может:
В том тайна есть, не может быть беды.
На воскресенье план составляли накануне.
Ничто не может изменить его:
Поход ли в зоопарк, театр
Иль посещение кино, иль магазина.
Уж скоро семь исполнится Мишутке.
Он чуткий, любознателен — крепыш.
Беседы Любе интересны с ним
Не только в меру материнских чувств.
Куда бы не лежал их путь,
Он Любе вопросы задаёт.
Хотя они наивны и просты,
Давать на них ответы не легко.
Когда бы взрослый их подслушал,
Легко бы ложь в ответах обнаружил.
В тупик Любашу ставят многие вопросы.
Лукаво приходилось отвечать на них.
Запретны мысли оглашать опасно —
Ребенок должен сам до них дойти.
А если не дойдет, то все пропало,
Не будет единения в семье:
Ложь дома, вне его —
Удел времен послевоенных.
Не может Люба для себя решить,
Как к деликатным темам подходить.
Хоть и не ропщет на судьбу свою,
Не хочет в Мише повторения ее.
И станет ли искать он правду,
Когда в неправде легче жить?
Возможна, есть ли правда жизни?
Любаша задает себе вопрос.
Ведь путь, которым шла она,
Ей подсказали только чувства.
Но в том везение её, возможно,
Иль скрытое предназначенье.
Но сыну их не передашь:
Немало неизведанного в нас.
Вот и страна живет же ложью,
Быть может правда впереди.
Ей вспомнились истории уроки
Времен далеких и не очень:
Пути всегда трудны для человека,
Когда в него внедряют чуждое ему.
Теперь Любаша точно знает,
Что чувства ей, как путнику звезда.
Дают ей направление движенья,
Чтоб верные решенья принимать,
Тем жизнь достойно созидать.
И если вдруг достиг вершину,
Другому руку протяни.
Но чувства стали подводить Любашу.
Она монашкой себя стала ощущать.
Хоть одеяние ее — халатик медсестры,
Но милосердие ей чувства застилает.
Еще не поздно жизнь ей изменить.
Вернуться к прежним устремленьям:
Диплом еще ей сможет послужить.
К работе Люба отношенье изменила.
В ней исчезал военных лет настрой.
Она уж не помощница хирурга,
А только младший персонал.
Все пациенты у неё достойные.
Их жизням уж ничто не угрожает.
В ее заботах чаще не нуждались:
Пытались сами ухаживать за ней.
Менялась жизнь в столице на глазах.
Элита царственная зарождалась.
Прильнуть хотелось многим к ней,
Но Любе это было не по нраву.
Желанье изменений в жизни нарастало:
К ним неизведанные чувства призывали.
Работу Люба в издательстве нашла.
В газете, точней в отделе писем.
В ответе на письмо возможны риски,
Поэтому приняли Любу без труда.
Стол у окна, начальник рядом
И повседневность суеты.
Ей многое привычным стало
И даже дальние поездки по стране.
Искали помощи в газете люди.
Точней, защиты ждали от нее.
За ширмой страхов и запретов
Все же доносились голоса людей:
Обиды, жалобы, доносы, обвиненья —
Во всем газете приходилось разбираться.
Любаша себе время отвела,
Понять, как ей себя вести:
Что ождать от окруженья своего?
Начальник был из офицеров.
Порядок был почти военный:
Он ежедневно ей давал заданье,
Решал, каким быть должен результат.
Письмо в газету, что и сводка с фронта:
Сигнал о непорядке в государстве.
Коль человек берется за перо
Ожил в нем, значит, дух бунтарский,
Иль нет терпения от действия властей;
Писательством, возможно, заразился
Иль худшее — трудиться расхотел!?
Редакция, отдел Любаши
Бурлит весь день водоворотом.
Газету надо к сроку завершить,
Да так, чтобы начальники довольны были.
К сотрудникам отдела писем
Известия стекаются со всей страны.
Секретным был характер информации,
Как данные разведки охранялись.
События, что раскрывались в них,
Держать необходимо в тайне.
Свободно говорить, писать о них
Опасно было не только для карьеры.
Страна на поле боя походила:
Узнать противников не трудно было Любе.
Признать необходимо было Любе
Негласные законы отношений:
С коллегами лишь о работе говорить,
Да так, как ждало от нее начальство.
Она уже была закалена
Жестокими законами системы:
За слово отвечать придется,
Коль нет лояльности потребной.
Известна ей невидимая связь
От низшего до высшего начальства.
Любой из ней — звено цепочки той,
Что курсом партии зовется.
От самого вождя она идёт,
И, если что, закончится на нем же.
Любаша помнила зачем пришла в газету.
Судьбу её никто не сможет изменить.
Пускай о власти многое известно ей.
Но жизнь течет, понять бы ей — куда.
Коль власть воюет, значит есть ей враг.
Хоть и твердят, что за кордоном он.
Но это ложь, кордон железом обнесен,
Не всякий зверь пройдет через него.
Враг власти здесь, в стране,
Есть имя у него – народ.
Хоть и безмолвен он пока,
Но только мудрость проявляет тем.
Вся сила его в том,
Что с властью не сомкнулся.
В чем сила власти? Ясно Любе.
Она, как жадный казначей,
Дает тому условия существованья,
Кто служит ей и телом, и душой.
Пускай, не робок ты, сметлив,
Но нерадив ей в нужном деле.
Ты враг вождю, ату тебя, в тюрьму,
Там и живи по разуменью своему.
А если в деле ей враждебном не замешан,
Для власти незаметно проживешь,
Коль будешь слово страхом проверять
И даже другу только в малом доверять.
Решала власть, как человеку жить:
Флажки повесила на недозволенных путях.
Чего хотела от народа власть?
Не только послушанья!
Восторгов не хватало ей и почитанья,
Любви и преданности всех людей.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!»
Власть знала этой сказки содержанье.
О ней твердила людям постоянно,
Героями её им предлагала стать.
На это только те решались,
Кто внутренних желаний не имел
И личных устремлений избегали,
А подчинялись лозунгам газетным.
В ту сказку тот лишь попадал,
Кто жил и думал так, как вождь велел.
Народ же делал то, что мог.
По доброй воле, без нее,
Молчал, сосредоточившись в труде,
И ждал его конкретных результатов.
Быть может, люди вовсе не враги,
А верные партнеры власти.
Они ей добровольно подчинились:
Пускай она построит счастье им.
Вопросы Любу досаждали вновь:
Возможен ли такой союз?
И кто изменит первым в нем,
Поддавшись слабостям греховным?
И было ли в истории такое,
Чтоб власть служила людям добровольно?
Народ — работник у своей же власти,
Чтоб сказку-жизнь она построила ему.
Понять не может эту фразу Люба:
Крамольной кажется и мысль сама.
Она в редакцию пришла
Искать ответы на свои вопросы.
Народ ей пишет, а порой кричит,
Она должна его услышать
И вывод сделать для себя.
Что власть народу, что для нее народ?
Насилие кровавое прошедших лет
Казалось невозвратным прошлым.
Теперь иные времена, условия другие.
Страна не сможет жить как в прежние года.
Письмо из Брянской области, деревни.
Писала женщина пятидесяти лет.
Детей учила в школе до войны,
Теперь живет в подвале дома своего,
Сгоревшего при отступленье немцев.
Жила семьей в нем до войны.
Ушли на фронт два сына, муж:
Об их судьбе не знает ничего.
Работает в колхозе без оплаты:
На трудодень не получает ничего.
Свой дом восстановить не может,
Сочувствия не видит у властей.
Хоть и не сломлена отчаяньем пока,
Но подступает к ней оно все ближе.
Деревня в сто дворов, не больше,
Раскинулась у речки на холме:
Дома, покрытые соломой,
Просторы скотного двора
И трубы от домов сгоревших.
Шофер попутки, что привез Любашу,
Ссадил ее с угодливой улыбкой,
Сказав, как ей найти «училку».
До слов охотливый вначале,
Он стих, поняв, кого везет.
Знал, видно, хорошо Смирнову,
Зачем к ней едет журналист.
В нем не заметила сочувствия Любаша:
История, как видно, не проста.
Весна давно уж начала
Свое рождение в апреле.
Поля деревни застилали
Неровные покровы зелени.
Их дали уходили к лесу
Еще неоднородному по цвету,
Сбегали к речке небольшой,
Уже свободной ото льда.
В зените солнце яркое, родное
Сушило землю на пригорках.
Ручьи, сбегавшие к реке,
Журчаньем воздух наполняли.
А щебет птиц неугомонных,
Деревню звоном оглашали.
Надежда Павловна Смирнова
Признала сразу гостью из Москвы.
Смущенно к печке подошла,
Оставшуюся от былого дома.
На ней видавший виды чайник
И чугунок с картошкой мелкой.
Шалаш из веток примыкал к печи,
А в нем виднелся крепкий лаз,
И лестница, ведущая в подвал.
Все так, как и написано в письме.
Да, внешне все сходилось.
Понять бы ей теперь Надежду.
Что ожидала от письма в газету
И почему решилась на него?
Приехала в деревню Надя
Еще задолго до войны.
Ей дали дом семьи «кулацкой» –
Обычная история для тех времен.
Жизнь шла как будто бы успешно:
Муж — счетовод в колхозе местном.
Заботы сельские, работа и семья
Уклад обычной жизни создавали.
Тревоги были – здесь они чужие,
Желанных отношений нет с людьми.
Но до войны не важно это было:
Порядок в доме, дружная семья
Опорой прочной были для нее
И счастье в будущем сулили.
Война все круто изменила:
Закрыли школу, дом сгорел,
О сыновьях и муже нет вестей,
А за работу — палочки в журнале.
Хоть с огородом можно было выжить,
Но за него налоги слишком велики.
Так это ж — результат войны!
Ее ведь беды и должны быть велики,
С трудом преодолимые людьми.
Зачем писать письмо в газету?
Надежда ищет для себя защиту
Иль утешенье в немощи своей?
В стране таких историй миллионы.
И почему они невмоготу Смирновой?
Надежда статна, хоть не высока,
С достоинством держалась.
При всем нелегком положении её,
Печаль — не главная черта —
В ней нет согласья с тем, что происходит!
Бунтарства дух звучит в ее речах:
Пророчество невзгод деревне.
В колхозе нет опоры человеку:
Народ враждует, власть себе берет.
Любаша ожидала встречу,
В которой будут слезы и обиды.
Увидела ж перед собой бойца,
Искавшего себе подмогу,
А не сочувствия в беде.
Так драма, прозвучавшая в письме,
К Любаше повернулась стороной иною.
Надежда верит: вернутся муж и сыновья,
Нет веры в будущность деревни.
Винила в том почти, что всех она.
Беседы же с начальством местным,
В Любаше подтвердили опасенья,
Что слышала из уст Надежды —
В дальнейшую судьбу деревни —
Искать пути иные всем необходимо.
Любаша видит: проблемы глубоки.
Народ и власть разделены.
И там и здесь лишь человек
Решающий свои задачи.
30
Ночь! Просветлённа темнота.
Как будто нет вокруг деревни.
Над Любой купол звезд повис:
Вселенской тайны организм.
Он что-то говорил неспешно
Своим мерцающим движеньем.
Оно блаженством в ней отозвалось,
Которого не помнила в себе.
Как близок вечности прилив!
Легко же быть ему доступным:
Душой и сердцем слиться в нем —
Единство с Мирозданьем ощутить.
Тем одиночество при звездах в темноте
Принять за дар мучительных исканий.
Безрадостна обратная дорога.
Бессильна Люба, как всегда.
Все то, что для себя узнала,
Тревожные в ней мысли подтверждали.
Жизнь установится чередой своей,
Найдет, наверно, выход и Надежда.
Вернутся, может, муж и сыновья,
Иль свыкнется она с судьбиною иной.
Но жизни коллективной нет в деревне,
И нет в ней нужного согласья,
Чтоб тяжести житейские одолевать.
Прогноз был мрачным у Любаши:
Фанфары те, что слышала в Москве,
В деревне отозвались тихим диссонансом.
Да, ложь во всем:
«Религия хозяев и рабов».
Нет правды в лозунгах вождей.
Ошибочными будут их решенья.
Не склеить жизнь, разбитую враждой.
Исчерпан дух, заложенный отцами.
А тот, что возродить хотят,
Замешан был на крови человечьей.
Страх, ложь господствует над всеми.
Цена труду – строка в отчете.
Утрачен в нём исконный смысл.
Его жестоко развенчала власть.
Иной же не смогла она создать,
Чтоб жизнь устроить на основах прочных.
Каким же может быть колхоз,
Когда погрязли все в своих заботах.
Коллективизм – уловка лишь для тех,
Кто в нем свою харизму проявляет.
И в том беды бы не было большой.
Бери себе, другому должное отдай.
Когда ж вожди готовы только брать,
Нет проку в том – одни лишь заморочки.
Власть слишком много на себя взяла,
Всем хочет управлять в деревне.
Собою подменить готова все,
Что раньше двигало народом.
Теперь в насилии опора жизни:
Угроза голода правит человеком.
А ведь могла деревня возродиться.
И раны от войны легко бы залечила.
Когда бы единенье, труд душевный
В ней сохранился бы, как в лучшие года.
Все есть в ней для жизни полноценной:
Река, леса, поля, чтоб вдохновить её:
Живи, трудись и радуйся плодами.
Но все испорчено лагерной системой:
Посадка и уборка по приказу,
Нет благодарности за труд,
Слепая воля правит человеком,
Вражду рождая, в душах у людей.
Нет жизни праведной в деревне.
Найдет ли человек ее усилием своим?
А что народ! Где доблесть у него?
Ужели поле боя он не осознал:
Врага затылком не почуял,
Терпеньем волю обуздал?
Надежда — исключение в деревне,
Но и она в ней — чуждое звено.
На пепелище беззакония пришла:
И есть ли право правду у неё?
И снова Любе жалко свой народ.
Хотя гордится им невольно.
Не суетится, правды в жизни ждет,
И верит в мудрость провиденья.
Воздаться, знает, всем должно.
И многим уж дается по заслугам.
Источник