§ 51. Однородные члены, связанные повторяющимися и парными союзами
1. Запятая ставится между однородными членами, связанными повторяющимися союзами и. и, да. да, ни. ни, или. или, то. то и т. п., например: И воздух, и море, и небо там, на далеком западе, точно засыпали (Г.-М.); Как на грех, ни бумажки, ни карандаша не нашлось (Ант.); Приходили люди, которым дед мастерил то воз, то сани, то колеса, то соломорезку.
Не все несколько раз употребленные в предложении одинаковые союзы являются повторяющимися, в нем может быть два и больше одинаковых одиночных союза, входящих в разные группы однородных членов; запятая перед такими союзами не ставится: Ярмарка началась со встреч и объятий с родными, свояками и знакомыми. (Стельм.)
2. Запятые ставятся обязательно, если союз повторяется не менее двух раз при трех и большем количестве однородных членов, например: У всякого свой нрав,, и характер, и разум имеется. (Стельм.)
Следует также иметь в виду, что запятая ставится перед всеми повторяющимися союзами, стоящими между однородными членами, в том числе — и перед первым союзом (см. приведенный выше пример).
3. Между двумя однородными членами, связанными дважды повторенным союзом и, запятая не ставится, если однородные члены образуют тесное смысловое единство, например: Мать усмехнулась, и радость и печаль задрожали на ее губах. (Стельм.)
Если в ряду трех однородных членов два составляют тесно связанное по смыслу единство, то запятая не ставится и перед третьим членом, который в таком случае оказывается фактически присоединенным неповторяющимся союзом: Первый звук его голоса был слаб и неровен и, казалось, не выходил из его груди, но принесся откуда-то издалека. (Т.)
4. Нс ставится запятая внутри выражений фразеологического характера, состоящих из двух противоположных по значению слов, связанных повторяющимися союзами и или ни, например: и стар и млад, и там и сям, и туда и сюда, ни больше ни меньше, ни жив ни мертв, ни рыба ни мясо, ягг тг/да ни сюда и т.
5. Если союзом и однородные члены связываются попарно, то запятая ставится только между парами однородных членов, например: И вот теперь ко мне стекались цари и князья, запорожцы и стрельцы, черти и ведьмы. (Стельм.)
6. ‘При связывании однородных членов парными (двойными, сопоставительными) союзами не только. но и, насколько. настолько, хотя гг. яо, еслгг не. то запятая ставится только перед второй частью союза, например: Отсутствие юмора свидетельствует не только о равнодушии ко всему окружающему, яо гг об известной умственной тупости (Пауст.); Комиссионный магазин «Жорж» хотя и не процветал, яо, во всяком случае, сводил концы с концами. (Кйт.)
Упражнение 293. Перепишите предложения, произведя в них указанные ниже изменения; объясните изменения в пунктуации, если они возникнут.
а) Замените союз и союзом а.
Обломов хотел испугать Захара и испугался сам больше его, когда вникнул в практическую сторону вопроса о свадьбе. (Гонч.)
б) Замените союз но союзом и.
Ребенок был резов, но мил. (77.) Улицы были отлично вымощены, но узки, мрачноваты и пыльны. (Павл.) Андрей рос тихим и добродушным, но сильным и прилежным к любой работе. (Буб.)
в) Перед каждым однородным членом (в том числе и перед первым) поставьте союзы.
У Олега осталось впечатление необыкновенного простора. Он все время ощущал запахи ромашки, васильков, заячьего горошка, черемухи. (Карп.) Вода журчала, бухтела, ударяясь о чугун раковины. (Карп.)
г) Опустите первый союзы.
Потянулись в ту даль и перламутровые с золотым отливом тучки, и степь, и сам поезд, казалось, мчался туда. (Г.-М.)
д) Опустите все союзы, за исключением последнего.
По ее словам, Семен был красивый, и умный, и трудолюбивый, и «характером смирный», и обходительный со старшими. (Бабаев.)
е) Соедините союзами и. и. и. и. и. и. и. однородные члены предложения.
Мы осмотрели гумно, ригу, овины, сараи, ветряную мельницу, скотный двор, зеленя, конопляники. (Т.)
ж) Опустите обособленные члены предложения.
•Эти гвозди, обращенные остриями кверху, и забор, и самый флигель
имеют тот особый унылый окаянный вид, который у нас бывает только у больничных и тюремных построек. (Ч.) Жена его, слыша такое непотребство, и плевалась, и поднимала руки к образам, и грозила ему
кулаком. (Стельм.) Корчились брехуны и доносчики с языками, похожими на лопаты, и прочая мелкая шушера. (Стельм.)
Упражнение 294. Перепишите, подчеркнув сочинительные союзы. Объясните рас-. становку знаков препинания между однородными членами предложения.
1. Я уже ждал если не рассказа, то по крайней мере одобрительного, сочувственного слова. (Т.) 2. Невежда также в ослепленье бранит науки, и ученье, и все ученые труды . (Кр.)3. Ольга слушалась настолько, насколько тетка выражала желание или высказывала совет. (Гонч.). 4. Руки всегда были заняты то штопкой и вязаньем, то глаженьем или стряпней. (Серебр.), 5. Разве без расчета Архимеда и Ломоносова, Ньютона и Коперника, Лобачевского и Менделеева люди смогли бы ответить на вопрос, как жить дальше, в каких широтах человеческого бытия лежит невыдуманная земля обетованная? (Карп.)
6. Николай Алексеевич сберег ощущение того дня: и сентябрьскую солнечность, и сухую тишину сада, и особую, характерную для ранней питерской осени прозрачность воздуха, и перспективы, и главное . тяжесть, вот тут, у сердца. (Данг.) 7. Проклятая погоня за богатством научила их не беречь ни себя, ни детей своих, ни скотину, ни слово, которое, где надо и не надо, хитрило, криводушничало и прибеднялось. (Стельм.) 8. Поднялся ни свет ни заря и улетел, как пти- т., (Бабаев.X 9./Илья и так и эдак поворачивал руль, прицеливался и с той и с другой стороны, а в воротца не попадал. (Бабаев.) 10. Вмиг исчезли и осокорь, и детский двор, и штакетник, и молодые топольки. (Бабаев.)\11. Не зря же всякую женщину в летах чествуют матерью и называют ласково и родительницей, и мамусей, и мамочкой, и нень- кой . (Бабаев:)
Упражнение 295. Перепишите, расставив недостающие знаки препинания.
1. Как взор его был быстр и нежен стыдлив и дерзок а порой блистал послушною слезой. (П.) 2. Туманы бызают если не каждый день то через день непременно. (Гонч.) 3. Было темно, но я все-таки видел и деревья и воду и людей . (Ч.) 4. Так отчетливо отпечатались дорожка и кусты вдоль нее а ниже деревья и луч луны и сухой аромат сада и ее белая рука . (Г.-М.) 5. Мне начинало казаться, что никогда, никогда уже больше не окончится это завывание вьюги и эта длительная тоска и однозвучный ход маятника . (Купр.) 6. Мне хотелось застать медведя за едой где-нибудь на полянке или за рыбной ловлей или на отдыхе. (Пр.) 7. Птичка бойко вспорхнула и стала летать по комнате, кружиться, метаться и взад и вперед и вверх и вниз. (Гладк.) 8. Людмила толкала, тащила телегу, то упираясь в задок то хватаясь за выгнутый обод рядом с дедом Флегмонтом. (Сарт.) 9. Собака спокойна — значит, поблизости нет ни человека ни зверя. (Фе- дос.) 10. Часто Евдокия Ильинична думала не только о своих детях а о молодых людях вообще. (Бабаев.) 11. Характером человек смирный и непьющий и некурящий и на молодых доярок не заглядывался. (Бабаев.) 12. Ничего тебе нет ни от месяца ни от солнца ни от коровы молока ни от свиньи копыт. (Стельм.) 13. И ступу и ручную мельницу имею и гуся и петуха-галагана и целый двор кур, еще больше яиц да сапожное ремесло в руках. (Стельм.)
Источник
Ничего тебе нет ни от месяца ни от солнца ни от коровы
— А у меня уродилось как! Зерно хоть в охапку, как дрова, клади, — не моргнув глазом, говорил дядя Николай. — Давно в моей риге не было такого рая.
— Везет же некоторым, — на широкий вид дяди Владимира выходила зависть. — А тут аж в глазах меркнет: одна беда уходит со двора, а свежая входит в ворота. Ничего нет тебе ни от луны, ни от солнца, ни от коровы молока, ни от свиньи копыт. Даже моя черная свинья подвела: опоросилась и подавила приплод.
— Неужели все подавила? — чистосердечно удивляется дядя Николай, словно и не знает, что Владимирова свиноматка придавила только одного поросенка.
— Считайте, что все, до последней шерстинки, — еще больше печалится дядя Владимир и накрывает глаза веками. — Да и сколько тех поросят было? У меня и свиньи норовят перейти на коровий приплод.
У дяди Николая брови хитро подпрыгивают вверх и даже дрожат от скрытой радости:
— А моя пестрая, слышите, как крольчиха, старается: как не четырнадцать, так шестнадцать приведет, и все как линьки.
— Шестнадцать!? — удивленно восклицал дядя Владимир. — Да что вы, Николай!? Не может быть!
— Разве вам далеко ходить — спросите у моих соседей. Они все завидуют мне, как и вы. Да что соседи — помещик из Литин приходил, мошной полдня тряс над моим ухом — всю деньгу отдавал за свиноматку, а я ее и за сумку червонцев не продам.
— Гм, везет же вам, и еще как везет — само счастье над вами сумкой трясет.
— Вот этого уж я не видел. А чего не видел, говорить не буду, — пускал дядя Николай шельмоватую улыбку на подбородок.
— И куда же вы деваете своих поросят? — нетерпеливо спрашивал дядя Владимир.
— И на торг вывозим, и сами едим, у меня все как-то привыкли к поросятине. Каким бы я был хозяином, чтобы вставал или ложился без нее?
И все кроме дядьки Владимира начинали смеяться, зная, что на завтрак и ужин у дяди Николая дымилась только картошка…
Владимировы же дети имели совсем другой характер и, где можно, подсмеивались над ухищрениями своих родителей. Вот и сейчас Гива припал к щели ворот, а дальше тихонько засмеялся:
— Пошел мой батюшка с горохом на торг, знать, вернется только вечером.
— А почему только вечером?
— Да он раньше никак не сложит цены тому гороху, просит за него, как за черный перец, — и малый молотильщик начал загонять кудри в шапку. — А тебе не хочется на торг?
— Перехотелось. Наторговался, — мрачно говорю я, вспоминая свои злосчастные «Три сумки хохота».
Гива пристально посмотрел на меня и рассудительно сказал:
— А твоему, парень, горю, если крепко подумать, можно помочь.
— Поможешь, когда в кармане даже ветер не хочет свистеть, — безнадежно вздохнул я. — Опять сунулся было на вышки, нашел новое гнездо пеструшки, а под ней, хитрюгой, уже цыплята проклевывались.
— И ты не понес их лавочнику? — засмеялся Гива.
— Нет, побежал в дом. Вот была радость! Мать уже думала, что хорек или собака съели пеструшку.
— А ты очень хочешь иметь книги?
— И не спрашивай, — погрустнел я.
— Так мы разживемся на них, — запрыгали бесята в насмешливых глазах Гивы. — Вот я тебе на Пасху настоящую кумерцию сделаю.
— Да. Этот рыжий черт, который продал тебе «Три сумки хохота», на пасху берет не только целые яйца, но и битые: он очень лакомый к яйцам — накрошит их в миску, посолит и ест ложкой, как кашу. Сам видел!
— Ну и что? — никак не могу понять, куда тянет Гива веревочку.
— Что? Вот за пасхальные битки и накупишь себе книг.
— Где же я этих битков наберу?
— Натолчем на кладбище! — уверенно говорит Гива. — Я тебе к Пасхе сделаю вощанку, и ты ею раздобудешь целую сумку яиц, что сумку — целехонький мешок!
— Не надо мне мешка.
— Ну, это уж сам смотри, сколько тебе надо. Главное — я тебе сделаю настоящую кумерцию, а не только что куп, то и луп! — засмеялся и махнул цепом Гива.
В пасхальный четверг мы в нашей риге тайком взялись за работу. Гива осторожно цыганской иглой просверлил в яйце дырочку, воткнул в нее стебелек метелки и высосал белок и желток. Дальше мы уже в Гивином доме разогрели комок воска и, щипая его, начали раскатывать тоненькие-тоненькие ниточки. Ими мы наполнили пустое яйцо и поставили его носиком вниз возле огня. Когда воск растаял, яйцо охладили, покрасили и возгордились: вощанка вышла на славу! Берегитесь теперь лавочниковы книги — не миновать вам моих рук.
Вот и пасха сверху зазвонила во все колокола, а внизу расстелила веснянки. В церкви выстаивала старость, возле церкви встречалась молодость и любовь, а под ними забавлялось наше детство. Около мощных церковных ясеней я встретился с Гивой. Он вскинул вверх ресницы и брови, покосился на мою вощанку и шепотом спросил:
Источник
Леонид Фёдоров, Игорь Крутоголов — Попугай
Слушать Леонид Фёдоров, Игорь Крутоголов — Попугай
Слушайте Попугай — Леонид Фёдоров на Яндекс.Музыке
Текст Леонид Фёдоров, Игорь Крутоголов — Попугай
Мы горим, горим, горим.
Говорим: горим, горим!
Мы дрожим, дрожим, дрожим.
Говорим, бежим, дрожим.
Мы летим, летим, летим —
Что-то вроде самолёта,
И зачем-то отчего-то
В небе крылышком чертим.
И, конечно, всё не так,
Нет ни женщин, ни собак,
Слон не спит, дитя не воет,
И чего-то не такое
Не хватает за не так
И ни женщин, ни собак…
Не корова и не птица,
Не бежится и не спится…
И ползем, ползем, ползем…
Даже нечем — а жуём.
Но стремительно из кожи
Вылетает непохожий
То ли шёпот, то ли лай,
И давай его, давай!
Ни тебя и не меня,
Не поём четыре дня.
Тело жжёт огонь небесный!
Тело жжёт огонь чудесный
Только солнце село вдруг.
Попрощались все вокруг.
Я неловок от верёвок,
А в душе я очень ловок.
Я крадусь, крадусь, крадусь.
Я шепчу — боюсь, боюсь.
Я найдусь, найдусь, а как?
Я вернусь обратно в шкаф.
Я хочу обратно в шкаф.
По земле идут круги,
И болят не сапоги,
И судьба не сапоги…
У меня в мозгу есть коготь,
Что бы им девчонок трогать,
И во лбу пробита кость,
И торчит оттуда гвоздь.
И когда б на этот гвоздь
Всякий гость пальто б не вешал,
Я расцвел бы, как орешек,
Мне б до неба дораслось.
Источник
Ничего тебе нет ни от месяца ни от солнца ни от коровы
Моим родителям — Анне Ивановне и Афанасию Демьяновичу
с любовью и печалью.
Прямо над нашим домом пролетают лебеди. Они летят ниже растрепанных, обвисших облаков и стряхивают на землю тревожные звуки далеких колоколов. Дед говорит, что так поют лебединые крылья. Я присматриваюсь к их мельканию, прислушиваюсь к их пению, и мне тоже хочется полететь за лебедями, поэтому и поднимаю руки, словно крылья. И радость, и грусть, и серебряный перезвон кутают и кутают меня своим снованием.
Я как будто становлюсь меньше, а вокруг увеличивается, растет и изменяется весь мир: и запруженное белыми облаками небо, и одноногие скрипучие журавли, что никуда не полетят, и латанные веселым зеленым мхом крыши, и голубоватая дубрава под селом, и черная плоть пробивающейся из-под снега земли, взвихренной туманом.
И этот весь мир трепыхается-изменяется в моих глазах и отдаляет и отдаляет лебедей. Но я не хочу, чтобы они улетали от нас. Вот если бы каким-то чудом послушали меня: сделали круг над селом и снова пролетели над нашим домом. Если бы я был чародеем, так разве не повернул бы их? Сказал бы такое тайное слово! Я задумываюсь над ним, а вокруг меня начинает кружиться видение сказки, ее неразгаданные дороги, дремучие древние леса и те гуси-лебедята, что на своих крыльях выносят из беды мальчишку малого.
Сказка вкладывает в мои уста то слово, к которому прислушиваются земля и вода, птица в небе и само небо…
А в это время надо мной творится чудо: кто-то невидимым смычком провел по синему поднебесью, по белым облакам, и они зазвенели, как скрипка. Я тянусь вверх и сам себе не верю: от заречья над нашим домом снова пролетают лебеди!
Они послушались моего слова — облетели вокруг села и вернулись ко мне, или это новый ключ?…
А вещая скрипка и серебряный отголосок звучат, соединяются над моим детством, поднимают на крылья мою душу и забирают ее в неразгаданную даль. И хорошо, и странно, и радостно становится мне, малому, в этом мире…
«Так-так-так», — притирается к моей ноге старая, с перебитым крылом утка. Она чем-то обеспокоена, выворачивает подвижную шею и то одним, то другим глазом приглядывается к небу и взмахивает единственным крылом. Ей что-то очень важное хочется сказать мне, но она больше не знает слов и снова повторяет: «Так-так-так».
За высокой стройной колокольней, тоже рвущейся вверх, где-то под белыми облаками исчезают лебеди, но звон их крыльев еще отзывается во мне, а может, это уже отзываются разбуженные колокола на колокольне?
— Вот и принесли нам лебеди на крыльях жизнь, — говорит небу и земле мой дед Демьян; в его руке весело поблескивает струг, которым он недавно выстругивал спицы.
— Жизнь? — удивляюсь я.
— Ну да: и весну, и жизнь. Теперь, внучек, все-все начнет оживать: тронется лед на реках и озерах, оттает сок в деревьях, проснется гром в облаках, а солнце своими ключами откроет землю.
— Дед, а какие у солнца ключи? — еще больше удивляюсь я, потому что не догадывался раньше, что оно, словно человек, может иметь ключи.
— Золотые, внучек, золотые.
— И как оно откроет ими землю?
— А вот так: в какой-то доброй час взглянет солнце из своего окошка вниз, увидит, что там и земля, и люди, и скотинка, и птица осунулись и соскучились по весне, и спросит у брата-месяца, не пора ли землю открывать? Месяц кивнет головой, а солнце усмехнется и на лучах спустит в леса, в луга, в поля и на воду ключи, а они уже знают свое дело!
Я внимательно слушаю деда и вдруг пугаюсь:
— Дед, а солнце не может их потерять, как наша мама?
— Что, что, вертячек? — как серо-голубоватые, обрызганные росой бессмертники, оживают старые глаза. Дед ошарашенно вскидывает вверх брови, потом отодвигает меня свободной рукой и начинает смеяться. Он очень хорошо смеется, хватаясь руками за забор, ворота, угол дома или дерево, а когда нет какой подпорки, тогда ею становится его усохший живот. В такую минуту вся дедова фигура качается, каракули усов топорщатся, изо рта вырываются клекот и «ох, спасите мою душу», с одежды осыпается деревянная пыльца, а из глаз так брызжут слезы, что хоть чашку подставляй под них.
Теперь я успокаиваюсь: значит, солнце не может потерять свои ключи, оно их где-то носит на шее или привязывает к руке. Так и надо, чтобы потом не причитать и не морочить кому-то головы.
— Деда, а куда лебеди полетели?
— На тихие воды, на ясные звезды, — насмеявшись и восстанавливая важный вид, торжественно говорит дед, взглядом показывает мне на дом и идет под почерневший навес мастерить колеса.
— «Так-так-так», — соглашается старая утка и еще раз одним глазом смотрит вверх.
А я стою посреди двора и по-своему перебираю дедовы слова. Передо мной, словно врата, растворяется дубрава, ко мне явственно приближаются далекие тихие воды и приклонившиеся к ним звезды. Это в таких краях, где я еще не бывал. И покатилась туда моя тропинка, как клубочек.
И так мне хочется пойти в лесную даль, увидеть с какого-то незнакомого берега этих словно из серебра вылитых лебедей, посмотреть на их поющие крылья, которые в теплых краях захватили весну и принесли нам. Но с кем я пойду и где мне взять сапоги?
Только теперь смотрю на свои босые посиневшие ноги, тяжело вздыхаю и плетусь домой, чтобы не схватить от мамы подзатыльник. И что это за мода пошла: не успеешь босиком выскочить из хаты, как сразу ругают, а то и лупят тебя, называя махометом, вариводой[1], лоботрясом. А в чем же ты выскочишь, если теперь не каждый взрослый обзаведется обувью? Скажи об этом, — опять же назовут тебя умником, затюкают, да еще вспомнят, что по мне давно плачет подпруга с медной пряжкой, горела бы она со своими плачами ясным пламенем!
А как зазря досталось мне, когда только похолодало и первый ледок запах ноготками! Тогда наш холм и каток, что возле церкви, покрыла детвора — все на санках или на деревянных коньках. Они делаются так: берешь по длине сапога березовый, тополиный или кленовый брусочек, выстругиваешь из него полозья, делаешь ступеньку для каблука, а понизу ровненько пропускаешь проволоку, чем толще, тем лучше. Вот и вся премудрость, зато сколько радости от нее!
Смотрел-смотрел я из окна, как наслаждаются другие, и, выбрав подходящий момент, тихонько метнулся в сени, выхватил из-под жерновов корыто, заарканил его веревочкой и босиком помчал к детворе. Никто не удивился, что я приперся с такой снастью, ибо на чем тут только ни катались: одни на санках, другие на куске льда, третьи на куске жести, четвертые умудрились вместо коньков оседлать притертые коровьи кости, пятые — на подковах. А дядин Колин Иван спускался на перевернутом вверх ногами табурете. Главное было — не на чем ехать, а чтобы только ехать, если же упадешь — не морщиться, а хохотать со всеми.
Какая это была потеха выбраться на самую вершину холма, победителем взглянуть на заснеженное село, забавляющееся дымами, усесться на свой самокат и — айда, айда, айда во весь дух вниз!
Машинерия твоя летит, аж гудит, ветер в ушах посвистывает, сбоку собаки лают, на колокольне звонят, перед тобой дома качаются, подпрыгивают, вся земля идет кувырком, а ты, как кум королю, расселся на своих ногах, чтобы не так мерзли, и перегоняешь девчонок или какого-нибудь трусишку, с разгона врезаешься в чьи-то санки и мячом вылетаешь на снег. А сзади еще и еще кто-то наезжает на тебя, и уже растет вот такая куча, в которой все хохочет, визжит, клубится, карабкается наверх и как попало катится вниз.
Из этой веселой и теплой копны вдруг кто-то начал меня за шиворот вытаскивать на свет божий. Он сразу потемнел в моих глазах, когда я оказался перед побледневшей от страха и гнева матерью. Вот теперь все начали смотреть на меня, будто я с луны рухнул. А кто-то уже принес матери корыто, почему-то успевшее надколоться. Мать подхватила его под руку и, не шибко церемонясь, потащила меня с игрища на расправу. Хотел я махнуть куда-нибудь наутек, где перец не растет, но материна рука как будто приросла к обоим моим воротникам. Увы, куда делась моя радость, когда я впереди корыта и матери поплелся домой.
Источник