ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ
Владимир Сергеевич Соловьёв (1853–1900) – русский религиозный мыслитель, мистик, поэт, публицист, литературный критик. Соловьёв является одной из центральных фигур в российской философии XIX века. Он основал направление, известное как христианская философия, разработал новый подход к исследованию человека, который стал преобладающим в российской философии и психологии конца XIX – начала XX века.
Поэтическое творчество Соловьева находилось в тесной и неразрывной связи с его философской деятельностью, вся поэзия его насыщена мыслью и отдельные стихотворения являются образными иллюстрациями руководящих идей его философской системы.
Все его миросозерцание было обусловлено внутренними, нравственными запросами духа, мысль его была насыщена скрытою энергией чувства; вот почему она, не довольствуясь строго логическим изложением в отвлеченной форме, искала и находила себе другой способ воплощения, в поэзии, в лирическом творчестве. Это светлое всепримиряющее миросозерцание, в котором платоновский идеализм переплетается с христианскими религиозными представлениями, всецело было проникнуто идеей любви, покоряющей мир и спасающей его от зла и тьмы.
ПРОМЕТЕЮ
Когда душа твоя в одном увидит свете
Ложь с правдой, с благом зло,
И обоймет весь мир в одном любви привете,
Что есть и что прошло;
Когда узнаешь ты блаженство примиренья;
Когда твой ум поймет,
Что только в призраке ребяческого мненья
И ложь, и зло живет,—
Тогда наступит час — последний час творенья.
Твой свет одним лучом
Рассеет целый мир туманного виденья
В тяжелом сне земном:
Преграды рушатся, расплавлены оковы
Божественным огнем,
И утро вечное восходит к жизни новой
Во всех, и все в Одном.
Бескрылый дух, землею полоненный,
Себя забывший и забытый бог.
Один лишь сон – и снова, окрыленный,
Ты мчишься ввысь от суетных тревог.
Неясный луч знакомого блистанья,
Чуть слышный отзвук песни неземной,–
И прежний мир в немеркнущем сиянье
Встает опять пред чуткою душой.
Один лишь сон – и в тяжком пробужденье
Ты будешь ждать с томительной тоской
Вновь отблеска нездешнего виденья,
Вновь отзвука гармонии святой.
В сне земном мы тени, тени.
Жизнь – игра теней,
Ряд далеких отражений
Вечно светлых дней.
Но сливаются уж тени,
Прежние черты
Прежних ярких сновидений
Не узнаешь ты.
Серый сумрак предрассветный
Землю всю одел;
Сердцем вещим уж приветный
Трепет овладел.
Голос вещий не обманет.
Верь, проходит тень, –
Не скорби же: скоро встанет
Новый вечный день.
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами –
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий –
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?
Милый друг, иль ты не чуешь,
Что одно на целом свете –
Только то что сердце к сердцу
Говорит в немом привете?
НОЧЬ НА РОЖДЕСТВО
Пусть все поругано веками преступлений,
Пусть незапятнанным ничто не сбереглось,
Но совести укор сильнее всех сомнений,
И не погаснет то, что раз в душе зажглось.
Великое не тщетно совершилось;
Недаром средь людей явился Бог;
К земле недаром небо приклонилось,
И распахнулся вечности чертог.
В незримой глубине сознанья мирового
Источник истины живет не заглушен,
И над руинами позора векового
Глагол ее звучит, как похоронный звон.
Родился в мире свет, и свет отвергнут тьмою,
Но светит он во тьме, где грань добра и зла.
Не властью внешнею, а правдою самою
Князь века осужден и все его дела.
ЭММАНУ-ЭЛЬ («С НАМИ БОГ»)
Во тьму веков та ночь уж отступила,
Когда, устав от злобы и тревог,
Земля в объятьях неба опочила
И в тишине родился с-нами-Бог.
И многое уж невозможно ныне:
Цари на небо больше не глядят,
И пастыри не слушают в пустыне,
Как ангелы про Бога говорят.
Но вечное, что в эту ночь открылось,
Несокрушимо временем оно,
И Слово вновь в душе твоей родилось,
Рожденное под яслями давно.
Да! С нами Бог, – не там, в шатре лазурном,
Не за пределами бесчисленных миров,
Не в злом огне, и не в дыханье бурном,
И не в уснувшей памяти веков.
Он здесь, теперь, – средь суеты случайной,
В потоке мутном жизненных тревог
Владеешь ты всерадостною тайной:
Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог!
Бедный друг, истомил тебя путь,
Темен взор, и венок твой измят.
Ты войди же ко мне отдохнуть.
Потускнел, догорая, закат.
Где была и откуда идешь,
Бедный друг, не спрошу я, любя;
Только имя мое назовешь –
Молча к сердцу прижму я тебя.
Смерть и Время царят на земле, –
Ты владыками их не зови;
Всё, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.
Хоть мы навек незримыми цепями
Прикованы к нездешним берегам,
Но и в цепях должны свершить мы сами
Тот круг, что боги очертили нам.
Всё, что на волю высшую согласно,
Своею волей чуждую творит,
И под личиной вещества бесстрастной
Везде огонь божественный горит.
Милый друг, не верю я нисколько
Ни словам твоим, ни чувствам, ни глазам,
И себе не верю, верю только
В высоте сияющим звездам.
Эти звезды мне стезею млечной
Насылают верные мечты,
И растят в пустыне бесконечной
Для меня нездешние цветы.
И меж тех цветов, в том вечном лете,
Серебром лазурным облита,
Как прекрасна ты, и в звездном свете
Как любовь свободна и чиста!
В тумане утреннем неверными шагами
Я шел к таинственным и чудным берегам.
Боролася заря с последними звездами,
Еще летали сны – и, схваченная снами,
Душа молилася неведомым богам.
В холодный белый день дорогой одинокой,
Как прежде, я иду в неведомой стране.
Рассеялся туман, и ясно видит око,
Как труден горный путь и как еще далёко,
Далёко всё, что грезилося мне.
И до полуночи неробкими шагами
Всё буду я идти к желанным берегам,
Туда, где на горе, под новыми звездами,
Весь пламенеющий победными огнями,
Меня дождется мой заветный храм.
В час безмолвного заката
Об ушедших вспомяни ты, –
Не погибло без возврата,
Что с любовью пережито.
Пусть синеющим туманом
Ночь на землю наступает –
Не страшна ночная тьма нам:
Сердце день грядущий знает.
Новой славою Господней
Озарится свод небесный,
И дойдет до преисподней
Светлый благовест воскресный.
Земля-владычица! К тебе чело склонил я,
И сквозь покров благоуханный твой
Родного сердца пламень ощутил я,
Услышал трепет жизни мировой.
В полуденных лучах такою негой жгучей
Сходила благодать сияющих небес,
И блеску тихому несли привет певучий
И вольная река, и многошумный лес.
И в явном таинстве вновь вижу сочетанье
Земной души со светом неземным,
И от огня любви житейское страданье
Уносится, как мимолетный дым.
ОКО ВЕЧНОСТИ
«Да не будут тебе Бози инии, разве Мене».
Одна, одна над белою землею
Горит звезда
И тянет вдаль эфирною стезею
К себе – туда.
О нет, зачем? В одном недвижном взоре
Все чудеса,
И жизни всей таинственное море,
И небеса.
И этот взор так близок и так ясен,–
Глядись в него,
Ты станешь сам – безбрежен и прекрасен –
Царем всего.
О, как в тебе лазури чистой много
И черных, черных туч!
Как ясно над тобой сияет отблеск Бога,
Как злой огонь в тебе томителен и жгуч.
И как в твоей душе с невидимой враждою
Две силы вечные таинственно сошлись,
И тени двух миров, нестройною толпою
Теснясь к тебе, причудливо сплелись.
Но верится: пройдет сверкающий громами
Средь этой мглы божественный глагол,
И туча черная могучими струями
Прорвется вся в опустошенный дол.
И светлою росой она его омоет,
Огонь стихий враждебных утолит,
И весь свой блеск небесный свод откроет
И всю красу земли недвижно озарит.
Лишь забудешься днем иль проснешься в
полночи –
Кто-то здесь. Мы вдвоем, –
Прямо в душу глядят лучезарные очи
Темной ночью и днем.
Тает лед, расплываются хмурые тучи,
Расцветают цветы.
И в прозрачной тиши неподвижных созвучий
Отражаешься ты.
Исчезает в душе старый грех первородный:
Сквозь зеркальную гладь
Видишь, нет и травы, змей не виден подводный,
Да и скал не видать.
Только свет да вода. И в прозрачном тумане
Блещут очи одни,
И слилися давно, как роса в океане,
Все житейские дни.
Если желанья бегут, словно тени,
Если обеты – пустые слова, –
Стоит ли жить в этой тьме заблуждений,
Стоит ли жить, если правда мертва?
Вечность нужна ли для праздных стремлений,
Вечность нужна ль для обманчивых слов?
Что жить достойно, живет без сомнений,
Высшая сила не знает оков.
Высшую силу в себе сознавая,
Что ж тосковать о ребяческих снах?
Жизнь – только подвиг, и правда живая
Светит бессмертьем в истлевших гробах.
Источник
Солнце любви Владимира Соловьева
Смерть и Время царят на земле,
Ты владыками их не зови;
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.
Стихи эти Владимира Соловьева я узнал очень давно. И мне всегда казалось, что Солнце должно здесь писаться с заглавной буквы, как обозначение Абсолюта (Бога). Но вот недавно я всерьез перечитал его же «Смысл любви», и увидел очень своеобразную связь земного и небесного в понимании автора.
______________
В.С.: При любви непременно бывает идеализация любимого предмета… Любящий действительно видит, зрительно воспринимает не то, что другие. Пусть этот любовный свет потом исчезнет, — значит ли это, что тон был ложным, что это была только субъективная иллюзия?
Любовь есть факт природный , или дар Божий, но отсюда не следует, чтобы мы не могли т не должны были сознательно к нему относиться и направлять этот процесс к высшим целям. Ближайший пример – дар слова, тоже натуральная принадлежность человека, но к словесной деятельности и произведениям слова мы относимся сознательно и самодеятельно, тогда как любовь остается в темной области смутных аффектов и невольных влечений.
Как истинное назначение слова состоит не в процессе говорения самом по себе, а в том, ЧТО говорится, — в откровении разума вещей через слова и понятия, так и истинное назначение любви не в простом испытывании этого чувства, а в том, что посредством него совершается, — в деле любви.
При этом внешнее соединение житейское необходимо для любви не как ее непременное условие и самостоятельная цель, а только как ее окончательная реализация. Если оно ставится как цель прежде идеального дела любви, оно губит любовь. (Здесь В.С. отмечает, что оно бывает без любви, и любовь без него).
Любовь есть нечто (значимое – НС) лишь только благодаря своему смыслу, или идее, как восстановлению единства или целости человеческой личности…
Коренной смысл любви – признание за другим существом абсолютного значения. Весь наш жизненный интерес переносится из себя в другое существо, с полной потерей нашего эгоизма.
Но это существо, как и всякое, несовершенно и преходяще. Утверждать его абсолютное значение мы не можем как факт, но только лишь нашей верою – разуметь утверждение предмета как существующего в Боге и в этом смысле обладающего бесконечным значением.
Истинная идея просвечивает сквозь реальное явление – одно и то же лицо находится в двух сферах бытия – идеальной и реальной.
Таким образом, предмет истинной любви двойственен: мы любим то идеальное существо, которое должны ввести в наш реальный мир; и то природное существо, которое дает живой личный материал для этой реализации.
Отсюда проблески неземного блаженства, веяние нездешней радости, смысл обожания и беспредельной преданности, имеющих мало смысла, если бы они относились только к земному (заведомо ограниченному и несовершенному – НС) предмету в отдельности от небесного.
_________
Мне вспоминается здесь Петрарка с его Лаурой —
В год тысяча трехсот двадцать седьмой,
в апреле, в первый час шестого дня
вошел я в лабиринт, откуда нет исхода.
Такие редкие ситуации, когда внезапно поразившее чувство определяет значительную часть жизни, хотя и заведомо не может перейти в реальную плоскость, могут показаться патологическими. Тем более, что они бывают и свободны от стремления к такому переходу.
Однако Соловьев, возможно, именно в таком предельном напряжении чувств, хотя и бесплодном по житейским меркам, усмотрел бы сближение с наивысшей составляющей любви. И к таким людям отнеслись бы слова поэта-философа:
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий —
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?
Правда, здесь нет гармонии всех составляющих, особенно трудно достижимой, по В.С. И отсюда едва различимы житейские подробности любовных историй:
«Они (разговоры – НС) были какими-то тупиковыми – словно бы заходишь в огромный лес, проходишь несколько шагов и только начинаешь различать его разнообразие и красоту, как лес-то, оказывается, уже и кончился. Обман какой-то.»
(Дм. Вересов. Третья тетрадь).
Источник
Солнце любви Владимира Соловьева
Смерть и Время царят на земле,
Ты владыками их не зови;
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.
Стихи эти Владимира Соловьева я узнал очень давно. И мне всегда казалось, что Солнце должно здесь писаться с заглавной буквы, как обозначение Абсолюта (Бога). Но вот недавно я всерьез перечитал его же «Смысл любви», и увидел очень своеобразную связь земного и небесного в понимании автора.
______________
В.С.: При любви непременно бывает идеализация любимого предмета… Любящий действительно видит, зрительно воспринимает не то, что другие. Пусть этот любовный свет потом исчезнет, — значит ли это, что тон был ложным, что это была только субъективная иллюзия?
Любовь есть факт природный , или дар Божий, но отсюда не следует, чтобы мы не могли т не должны были сознательно к нему относиться и направлять этот процесс к высшим целям. Ближайший пример – дар слова, тоже натуральная принадлежность человека, но к словесной деятельности и произведениям слова мы относимся сознательно и самодеятельно, тогда как любовь остается в темной области смутных аффектов и невольных влечений.
Как истинное назначение слова состоит не в процессе говорения самом по себе, а в том, ЧТО говорится, — в откровении разума вещей через слова и понятия, так и истинное назначение любви не в простом испытывании этого чувства, а в том, что посредством него совершается, — в деле любви.
При этом внешнее соединение житейское необходимо для любви не как ее непременное условие и самостоятельная цель, а только как ее окончательная реализация. Если оно ставится как цель прежде идеального дела любви, оно губит любовь. (Здесь В.С. отмечает, что оно бывает без любви, и любовь без него).
Любовь есть нечто (значимое – НС) лишь только благодаря своему смыслу, или идее, как восстановлению единства или целости человеческой личности…
Коренной смысл любви – признание за другим существом абсолютного значения. Весь наш жизненный интерес переносится из себя в другое существо, с полной потерей нашего эгоизма.
Но это существо, как и всякое, несовершенно и преходяще. Утверждать его абсолютное значение мы не можем как факт, но только лишь нашей верою – разуметь утверждение предмета как существующего в Боге и в этом смысле обладающего бесконечным значением.
Истинная идея просвечивает сквозь реальное явление – одно и то же лицо находится в двух сферах бытия – идеальной и реальной.
Таким образом, предмет истинной любви двойственен: мы любим то идеальное существо, которое должны ввести в наш реальный мир; и то природное существо, которое дает живой личный материал для этой реализации.
Отсюда проблески неземного блаженства, веяние нездешней радости, смысл обожания и беспредельной преданности, имеющих мало смысла, если бы они относились только к земному (заведомо ограниченному и несовершенному – НС) предмету в отдельности от небесного.
_________
Мне вспоминается здесь Петрарка с его Лаурой —
В год тысяча трехсот двадцать седьмой,
в апреле, в первый час шестого дня
вошел я в лабиринт, откуда нет исхода.
Такие редкие ситуации, когда внезапно поразившее чувство определяет значительную часть жизни, хотя и заведомо не может перейти в реальную плоскость, могут показаться патологическими. Тем более, что они бывают и свободны от стремления к такому переходу.
Однако Соловьев, возможно, именно в таком предельном напряжении чувств, хотя и бесплодном по житейским меркам, усмотрел бы сближение с наивысшей составляющей любви. И к таким людям отнеслись бы слова поэта-философа:
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий —
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?
Правда, здесь нет гармонии всех составляющих, особенно трудно достижимой, по В.С. И отсюда едва различимы житейские подробности любовных историй:
«Они (разговоры – НС) были какими-то тупиковыми – словно бы заходишь в огромный лес, проходишь несколько шагов и только начинаешь различать его разнообразие и красоту, как лес-то, оказывается, уже и кончился. Обман какой-то.»
(Дм. Вересов. Третья тетрадь).
Источник