Рифмованный отчет. Так и надо — крой, спартакиада!
Щеки,
знамена —
красные маки.
Золото
лозунгов
блещет на спуске.
Синие,
желтые,
красные майки.
Белые,
синие,
черные трусики.
Вздыбленные лыжи
лава
движет.
Над отрядом
рослым
проплывают весла.
К молодцу молодцы —
гребцы,
пловцы.
Круг
спасательный
спасет обязательно.
Искрятся
сетки
теннисной ракетки.
Воздух
рапирами
издырявлен дырами.
Моторы зацикали.
Сопит,
а едет!
На мотоцикле,
на велосипеде.
Цветной
водищей
от иверских шлюзов
плещут
тыщи
рабочих союзов.
Панёвы,
папахи,
плахты
идут,
и нету убыли —
мускулы
фабрик и пахоты
всех
советских республик.
С площади покатой
льются плакаты:
«Нет
аполитичной
внеклассовой физкультуры».
Так и надо —
крой, Спартакиада!
С целого
белого,
черного света
по Красной
по площади
топочут иностранцы.
Небось
у вас
подобного нету?!
Трудно добиться?
Надо стараться!
На трибуны глядя,
идет
Финляндия.
В сторону
в нашу
кивают
и машут.
Хвост им
режется
шагом норвежцев.
Круглые очки,
оправа роговая.
Сияют значки
футболистов Уругвая.
За ними
виться
колоннам латвийцев.
Гордой
походкой
идут англичане.
Мистер Хикс,
скиснь от отчаянья!
Чтоб нашу
силу
буржуи видели,
чтоб легче
ска́лились
в военной злости,
рабочих
мира
идут представители,
стран
кандальных
смелые гости.
Веют знаменами,
золотом клейменными.
«Спартакиада —
международный
смотр
рабочего класса».
Так и надо —
крой, Спартакиада!
Источник
Владимир Маяковский — Надо мной луна: Стих
Надо мной луна,
Подо мной жена,
Одеяло прилипло к жопе,
А мы все куем и куем детей,
Назло буржуазной Европе.
- Следующий стих → Владимир Маяковский — Потомкам
- Предыдущий стих → Владимир Маяковский — Все люди бл*ди
Читать похожие стихи:
Дайте инсту автора пж
Пойду домой пораньше Жене стишок расскажу.
Я тоже не ожидал)
боже, народ, как так-то?!
Что тоже от Шевцова пришел ?
Как же неожиданно это было увидеть
И опять же
Стих Олега Григорьева, а не Маяковского.
Люди совсем перестали думать?
У Маяковского даже жены не было
Ошиблась
Это стихотворение «На чужой жене» О. Григорьева.
Строка первая должна быть- » Я лежу на чужой жене»
Однако, необразованность создателей этого сайта не отменяет.
Вам дан ответ по произведению «На чужой жене» непосредственно в комментариях к этому стихотворению.
https://rustih.ru/vladimir-mayakovskij-lezhu-na-chuzhoj-zhene/
Вот видите, вы написали, что это стихотворение не принадлежит Маяковскому, не проверив информацию, а потом признали ошибку. Так что проверяйте информацию заранее сами перед тем, как критиковать.
Огромная база, сборники стихов известных русских и зарубежных поэтов классиков в Антологии РуСтих | Все стихи | Карта сайта
Все анализы стихотворений, краткие содержания, публикации в литературном блоге, короткие биографии, обзоры творчества на страницах поэтов, сборники защищены авторским правом. При копировании авторских материалов ссылка на источник обязательна! Копировать материалы на аналогичные интернет-библиотеки стихотворений — запрещено. Все опубликованные стихи являются общественным достоянием согласно ГК РФ (статьи 1281 и 1282).
Источник
Лежу на чужой жене…
Лежу
на чужой
жене,
потолок
прилипает
к жопе,
но мы не ропщем –
делаем коммунистов,
назло
буржуазной
Европе!
Пусть хуй
мой
как мачта
топорщится!
Мне все равно,
кто подо мной –
жена министра
или уборщица!
Ред.: Возможно, стихотворения написаны Олегом Евгеньевичем Григорьевым (1943-1992), поэтом, художником.
Ред.: Ниже приведен вариант стихотворения, воспевающий семейные ценности, на злобу текущего на то время момента.
Надо мной
луна,
Подо мной
жена,
Одеяло
прилипло к жопе,
А мы все куем и куем детей,
Назло буржуазной Европе.
Ред.: Для справки. Маяковский ни когда не состоял в официальном браке.
Похожие записи автора
Стихи Маяковского с матом
Стихи с матом
Похожие записи других авторов
Стихи с матом
- Фавн и пастушка
Александр Пушкин
- И дале мы пошли — и страх обнял меня…
Александр Пушкин
- Я В Вонючем Кабаке…
Bullet
- Раззевавшись от обедни…
Александр Пушкин
- Вишня
Александр Пушкин
- Саранча
Аким Нахимов
- Из письма к Вигелю (Проклятый город Кишенев. )
Александр Пушкин
- Гошпиталь
Михаил Лермонтов
Вторую строфу моего стихотворения , просьба подредактировать:
Вот новый вариант –
Думали, делали коммунистов,
Оказалось предателей ряд,
Что Европу? Россию со свистом
Медным тазом накрыл тот разврат.
Так точнее будет! Спасибо)))
Сколь на жёнах чужих не лежали,
Сколь он не лежали на нас,
Мы тот бой всё равно проиграли,
Коммунизма закончен экстаз.
Думали, делали коммунистов,
Оказалось предателей ряд,
Что Европу? Россию со свистом
Медным тазом накрыл тот разврат.
Потолки видно низкими были,
Или ж*опы большими, мой друг,
Но идеи победы остыли,
Знамя выпало из наших рук.
Дело Ленина продано разом,
Боря Ельцин порвал свой билет,
Слит рабочий весь класс унитазом,
Лебл*дей закружил нас балет.
Видно всё же не с теми мы спали,
Не чужих надо было… лежать,
Думали мы, что яйца из стали,
А сумели… козлов нарожать.
Вот, и скачут теперь они всюду,
И по тропам к концу нас ведут, –
Из-за нашего сучьего блуда,
Наступил Коммунизму капут! )))
Источник
Стихи Маяковского.Осторожно , мат.
Гордишься ты
Но ты не идеал
Сама себе ты набиваешь цену
Таких как ты я на хуй одевал
И видит бог не раз ещё одену
Раньше были времена
А теперь мнгновения
Раньше х¥й стоял как столб
А теперь давление
Все люди бляди,
Весь мир бардак!
Один мой дядя
И тот мудак.
Надо мной луна,
Подо мной жена,
Одеяло прилипло к жопе,
А мы все куем и куем детей,
Назло буржуазной Европе.
Дубликаты не найдены
Товарищ! Нервы зажми в узду,
придя на работу не ахай,
выполнил план — посылай всех в пизду,
а не выполнил — сам иди на хуй!
тоже он же, принимай в коллекцию.
Краткое наставление по стихосложению с примерами
Дети с криком «Диарея!»
Второпях зовут отца.
Это вам пример хорея.
Ах, Александр Сергеич, вам бы
Не по балам водить жену,
А написать еще одну
Поэму, сочиняя ямбы.
Если поэт не по делу контактен,
Глушит с распутными девками водку,
То на листе, где использован дактиль,
Очень удобно нарезать селедку.
Неспешно ползут по шоссе черепахи,
Машины сбивая с асфальта в кювет.
Для гимна прекрасный размер амфибрахий,
А вот для стишков эротических — нет.
Мадригал сочиняя для дамы,
Для замужних, девиц и невест,
Применяем тогда завсегда мы
Стихотворный размер анапест.
Тщетно искал жеребец у себя ахиллесову пятку,
Но не нашел — совершенны четыре копыта.
Гордо вздохнул он и в даль по дороге пустился,
Топотом в ритме гекзаметра всю оглашая округу.
Советский поэт Бродский. Не Иосиф!
Сейчас когда говорят поэт Бродский, на ум сразу приходит одно-единственное имя и один-единственный образ. Но за полвека до знаменитого нобелевского лауреата был еще один поэт по фамилии Бродский. Талантливый, яркий и, к сожалению, быстро забытый одессит…
Представьте себе Одессу первых советских лет. Город буквально живет литературой. Там можно встретить Эдуарда Багрицкого и Исаака Бабеля. Там творят Валентин Катаев и Юрий Олеша. Там делают свои первые шаги на писательском поприще Ильф и Петров. Там обитают Константин Паустовский и Вера Инбер.
А еще там блистает Давид Бродский.
Для того, чтобы производить неизгладимое впечатление на каждого встречного у него были все данные.
Он был огромен, страшно толст и прожорлив. При этом обладал чудовищной силой — однажды в цирке откликнулся на вызов легендарного силача Ивана Поддубного, вышел на арену из зрительного зала и продержался против него целых две минуты. Удивленный Поддубный настойчиво советовал незнакомцу заняться профессиональной борьбой.
Еще у Бродского была фотографическая память, благодаря которой он постоянно сражал преподавателей. Чуть ли не всю русскую литературу знал наизусть — в любой момент мог начать цитировать огромными кусками.
А главное — он писал замечательные стихи со смелыми рифмами, яркими образами и свежей ритмикой. Правда, по большей части это были переводы зарубежных поэтов. Но переводы изумительные! Совершенно по-новому на русском языке зазвучали Шиллер и Гете, Виктор Гюго и Шарль Бодлер.
Именно Давиду Бродскому принадлежит первый советский перевод «Пьяного корабля» Артюра Рембо, который просто потряс отечественного читателя свободой владения словом.
Вот как пишет об этом Евгений Витковский в книге «У входа в лабиринт»:
«Летом 1929 года в «Литературной газете» появился первый полный советский перевод «Пьяного корабля», поразивший воображение современников непривычной красотой и упругостью стиха, полной свободой от оков буквализма (т. е. оригинала — это казалось достижением) и какой-то неслыханной яркостью. «Пьяный корабль» в переводе Давида Бродского восхитил читателей прежде всего пластикой, невозможной среди переводчиков Рембо в традиции символизма (у Сологуба, Анненского, Брюсова), так и у переводчиков, близких к «Центрифуге» (Бобров, Петников), даже у акмеистов (Гумилев). Четырехстопный анапест, почти еще не испробованный в качестве эквивалента французского двенадцатисложника, вызывающая красота рифмовки — примета «южной» школы! — и, кстати, столь же вызывающе близко к оригиналу переведенные две первые строфы (и, может быть, третья, хотя в ней уже «не все в порядке»), — все это подкупало. А четвертая строфа — это ли не образец замечательных русских стихов?!»
И сразу приведем вам ту самую четвертую строфу, которая восхитила Витковского:
Черт возьми! Это было триумфом погонь!
Девять суток, как девять кругов преисподней!
Я бы руганью встретил маячный огонь,
Если б он просиял мне во имя господне!
Давид Бродский прожил долгую жизнь по меркам того бурного и неспокойного времени. Он умер в 1966 году в возрасте 67 лет.
Однако все послевоенные десятилетия о поэте его коллеги старались не вспоминать. В литературной среде ходил слух о том, что это именно он доносил в НКВД на Осипа Мандельштама, с которым общался и в гостях у которого бывал.
Слух этот никакого подтверждения не имел и так его и не получил. Но, как говорится, осадочек остался. До сих пор о Давиде Бродском почти ничего не слышно — только подпись его можно встретить под разными переводами. Даже фотографии его к этой статье нам найти не удалось.
Звучит голос Ольги Берггольц — голос, вдохновлявший блокадный Ленинград
Ольга Берггольц — поэтесса, писательница, военный журналист, талантливый человек с очень сложной судьбой.
Именно она — автор крылатой строки, высеченной на Мемориальной стене Пискарёвского кладбища, где похоронены многие жертвы Ленинградской блокады: «Никто не забыт, ничто не забыто».
Её голос был символом сражающегося города, а её стихи помогали ленинградцам выжить в промёрзшем блокадном городе и не потерять человеческого достоинства. В осаждённом Ленинграде она работала на радио, читала стихи, и люди слушали обращения поэтессы из чёрных тарелок-репродукторов, и укреплялись в вере дожить до Победы.
В фильме «Голос сердца», снятом на студии «Лентелефильм» в 1974 году, стихи поэтессы читает актриса Лариса Малеванная, а за кадром звучит голос Ольги Берггольц.
Источник: канал на YouTube «Советское телевидение. Гостелерадиофонд России», www.youtube.com/c/gtrftv
Еще безумнее, чем «Алиса». Поэма Льюиса Кэрролла в восьми воплях
Вы думаете, самое странное, что написал застенчивый и заикающийся английский математик, это дилогия об Алисе? Да, в Стране чудес и в Зазеркалье с главной героиней происходит много всего непонятного и абсурдного. Но литературоведы сходятся на том, что своего апофеоза Льюис Кэрролл достиг в поэме «Охота на Снарка».
Переводить Кэрролла всегда трудно. Но когда речь идет о прозе, там хоть есть возможность целиком нырнуть в увлекательную задачу переложения на другой язык его словесных игр. А переводить абсурдную поэму, не теряя ритма и рифм, это задача для настоящего мастера.
К сожалению, на сегодняшний день, по мнению исследователей Кэрролла, ни один из переводов «Охоты на Снарка» не передает всего своеобразия этого произведения. Это, и правда, очень сложно. Даже такой ас в искусстве стихотворного перевода, как Георгий Кружков выдал лишь бледное подобие кэрролловской поэмы. Покружил где-то рядом, простите за каламбур, но к сути не приблизился. Тем не менее, именно его переложение получило наибольшую известность.
Вообще, все это очень в духе самой «Охоты на Снарка». Ведь ее сюжет тоже сводится к попыткам поймать нечто постоянно ускользающее, неизвестное. неопределимое. Вот как Снарк описывается в поэме:
Разберем по порядку. На вкус он не сладкий,
Жестковат, но приятно хрустит,
Словно новый сюртук, если в талии туг,
И слегка привиденьем разит.
Он встает очень поздно. Так поздно встает
(Важно помнить об этой примете),
Что свой утренний чай на закате он пьет,
А обедает он на рассвете.
Ничего не поняли? Не волнуйтесь, с вашими мозгами все в полном порядке, просто так и задумано. Абсурд ведь, не забывайте. И ловят Снарка тоже совершенно абсурдно — с вилами наперевес и наперстком наготове, ему грозят падением курса железнодорожных акций и приманивают улыбочками.
А главное, что в итоге, когда Снарк, казалось бы, пойман, выясняется, что это не Снарк, а ужасный Буджум. Или не выясняется… В общем, тут пересказывать нет смысла, это надо читать.
Вот только один яркий пример всей трудности перевода. Поэма Кэрролла имеет подзаголовок: «Агония в восьми воплях». То есть это Кружков назвал по-русски каждую ее главку «воплем». А в оригинале стоит словечко Fits. По-английски тут идет хитрая игра слов: fitt — это устаревшее название частей песни, а fit — это судороги или припадки. И выкручивайся как хочешь, переводчик!
Выкручивались по-разному. Георгий Кружков разбил поэму на «вопли». Михаил Пухов — на «приступы». Юрий Пухов — на «истерии», Леонид Яхнин — просто на «охи». И это только одно слово. А таких вызовов в поэме на каждом шагу — вагон и маленькая тележка.
С интерпретацией «Охоты на Снарка» та же история. В общем-то, понятно, что это нечто о вечной охоте на ускользающее и меняющееся. Но вот чуть начнешь вникать, а что конкретно Кэрролл мог иметь в виду под Буджумом, которым в итоге предположительно оборачивается Снарк, как ум сразу заходит за разум.
Исследователи в какой-то момент сравнили Снарка с атомной энергией, а Буджума с атомной бомбой. Гонишься, мол, за всемирной утопией, а получаешь зловещее оружие.
Сам Кэрролл смысле своей поэмы писал так: «Под Снарком я имел в виду только то, что Снарк — это и есть Буджум». Но ему, понятно, никто не поверил. Охота за смыслами продолжается.
Трагическое
Наступал бесшумно вечер
Мы на лавочке сидели
Я обнял её за плечи
Ощущая трепет в теле
Поцелуи будут завтра
Я продумал всё до точки:
Утро, сад, совместный завтрак
И потом — два раза в щёчку
Я — ответственный мужчина
Вот ещё богатым стать бы
Только это не причина
Переноса нашей свадьбы
Мы родителей не спросим
Мы пойдём на мир войною
Что бы в среду, ровно в восемь
Зваться мужем и женою
Мы уже договорились
Претерпеть все муки ада
Тут родители явились
Забирать нас. Из детсада
Как появилось стихотворение «Ананасы в шампанском»
Это одно из самых известных стихотворений Серебряного века. Оно, как известно, принадлежит перу дерзкого и эпатажного поэта Игоря Северянина. Но мало кто знает, что к его появлению на свет причастен не менее дерзкий и не менее эпатажный поэт, которого потом назовут глашатаем революции. Да-да, речь о Маяковском.
Вообще, у Северянина с Маяковским были сложные отношения. Каждый из них считал самого себя главным гением эпохи, а окружающие только подогревали их соперничество.
Апогеем этого толкания плечами стали выборы короля поэтов, прошедшие в 1918 году в Политехническом институте. Участвовали многие, но главными претендентами оказались Северянин и Маяковский. Голоса зрителей распределились между ним. Чуть больше заветных бумажек с именем получил Северянин.
Маяковский и остальные футуристы на это жутко обиделись. И тут же устроили вечер под лозунгом «Долой всех королей». Но это уже другая история.
Что касается стихотворения «Ананасы в шампанском», то написано оно было в 1915 году. И, как ни странно, знаменитую строчку Игорю Северянину подсказал как раз его соперник. Тогда они еще дружили.
Это произошло в Симферополе, где оба поэта участвовали в так называемой Первой олимпиаде футуристов. Помимо них, выступали еще Давид Бурлюк и Вадим Баян. Собственно, в воспоминаниях Баяна и зафиксирован эпизод с ананасами.
«За столом Маяковский сидел рядом с моей сестрой — поэтессой Марией Калмыковой. По левую сторону у него был Северянин с дамой. Маяковский был весел и много острил, как направо, так и налево. Когда на бокал сестры упал с цветочной вазы лепесток розы и повис на нем кудряшкой, Маяковский сказал ей:
— Ваш бокал с моим был бы точен, если бы не был олепесточен.
Варьируя и комбинируя кушанья, он надел на фруктовый ножичек кусочек ананаса и, окунув его в шампанское, попробовал. Комбинация пришлась ему по вкусу. Он немедленно предложил своей даме повторить его опыт и восторженно обратился к Северянину:
— Игорь Васильевич, попробуйте ананасы в шампанском, удивительно вкусно!
Северянин тут же сымпровизировал четыре строчки, игриво напевая их своей даме:
— Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!»
Публика, как пишет Баян, была просто в восторге от экспромта. Северянин же, запомнив родившееся четверостишие, позже развил его в целое стихотворение, ставшее в итоге чуть ли не визитной карточкой поэта.
Кстати, если говорить точно, то оно вовсе не называется «Ананасы в шампанском». У него другое заглавие — «Увертюра». Правда, под ним его мало кто опознает.
Любовный треугольник Маяковского наглядно
От Маяковского
Одна из самых трогательных историй жизни Маяковского произошла с ним в Париже, когда он влюбился в Татьяну Яковлеву.
Между ними не могло быть ничего общего. Русская эмигрантка, точеная и утонченная, воспитанная на Пушкине и Тютчеве, не воспринимала ни слова из рубленых, жестких, рваных стихов модного советского поэта, «ледокола» из Страны Советов.
Она вообще не воспринимала ни одного его слова, — даже в реальной жизни. Яростный, неистовый, идущий напролом, живущий на последнем дыхании, он пугал ее своей безудержной страстью. Ее не трогала его собачья преданность, ее не подкупила его слава. Ее сердце осталось равнодушным. И Маяковский уехал в Москву один.
От этой мгновенно вспыхнувшей и не состоявшейся любви ему осталась тайная печаль, а нам — волшебное стихотворение «Письмо Татьяне Яковлевой» со словами: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму — Одну или вдвоем с Парижем!»
Ей остались цветы. Или вернее — Цветы. Весь свой гонорар за парижские выступления Владимир Маяковский положил в банк на счет известной парижской цветочной фирмы с единственным условием, чтобы несколько раз в неделю Татьяне Яковлевой приносили букет самых красивых и необычных цветов — гортензий, пармских фиалок, черных тюльпанов, чайных роз орхидей, астр или хризантем. Парижская фирма с солидным именем четко выполняла указания сумасбродного клиента — и с тех пор, невзирая на погоду и время года, из года в год в двери Татьяны Яковлевой стучались посыльные с букетами фантастической красоты и единственной фразой: «От Маяковского». Его не стало в тридцатом году — это известие ошеломило ее, как удар неожиданной силы. Она уже привыкла к тому, что он регулярно вторгается в ее жизнь, она уже привыкла знать, что он где-то есть и шлет ей цветы. Они не виделись, но факт существования человека, который так ее любит, влиял на все происходящее с ней: так Луна в той или иной степени влияет на все, живущее на Земле только потому, что постоянно вращается рядом.
Она уже не понимала, как будет жить дальше — без этой безумной любви, растворенной в цветах. Но в распоряжении, оставленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова о его смерти. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами: «От Маяковского».
Говорят, что великая любовь сильнее смерти, но не всякому удается воплотить это утверждение в реальной жизни. Владимиру Маяковскому удалось. Цветы приносили в тридцатом, когда он умер, и в сороковом, когда о нем уже забыли. В годы Второй Мировой, в оккупировавшем немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом «люблю», то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти. Потом союзные войска освободили Париж, потом, она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин — а букеты все несли. Посыльные взрослели на ее глазах, на смену прежним приходили новые, и эти новые уже знали, что становятся частью великой легенды — маленькой, но неотъемлемой. И уже как пароль, который дает им пропуск в вечность, говорили, улыбаясь улыбкой заговорщиков: «От Маяковского». Цветы от Маяковского стали теперь и парижской историей. Правда это или красивый вымысел, однажды, в конце семидесятых, советский инженер Аркадий Рывлин услышал эту историю в юности, от своей матери, и всегда мечтал попасть в Париж.
Татьяна Яковлева была еще жива, и охотно приняла своего соотечественника. Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными.
В этом уютном доме цветы были повсюду — как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным. Но в какой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во время войны? Разве это не красивая сказка? Возможно ли, чтобы столько лет подряд… — Пейте чай, — ответила Татьяна — пейте чай. Вы ведь никуда не торопитесь?
И в этот момент в двери позвонили… Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес: «От Маяковского».
Источник