Леонов открытый космос нештатная ситуация

Воскресенье, 09 Марта 2014 г. 15:19 + в цитатник

18 марта 2010 года исполнилось 45 лет со дня знаменательного события в истории мировой космонавтики, первого выхода человека в открытый космос. Совершил этот подвиг Алексей Архипович Леонов. Леонов провел вне корабля всего 12 минут 9 секунд – так мало по сравнению с тем, что сегодня ВнеКД проходят по 6 и более часов. Но именно маленький шаг – или полет – Леонова в открытом космосе сделал сегодняшние длительные работы на поверхности Международной космической станции возможными.

В 1960 г. А. А. Леонов был зачислен в первый отряд советских космонавтов. 18—19 марта 1965 г. совместно с Павлом Беляевым совершил полёт в космос в качестве второго пилота на космическом корабле «Восход-2».

Алексей Леонов и Павел Беляев (справа)

Рассказ Алексея Леонова о нештатных ситуациях во время выхода в открытый космос

«Когда создавали корабль для выхода в открытый космос, то приходилось решать множество проблем, одна из которых была связана с размером люка. Чтобы крышка открывалась внутрь полностью, пришлось бы урезать ложемент. Тогда бы я в него не поместился в плечах. И я дал согласие на уменьшение диаметра люка. Таким образом, между скафандром и обрезом люка оставался зазор по 20 мм с каждого плеча.

На Земле мы проводили испытания в барокамере при вакууме, соответствующем высоте 60 км. В реальности, когда я вышел в открытый космос, получилось немного по-другому. Давление в скафандре — около 600 мм, а снаружи — 10 — 9; такие условия на Земле смоделировать было невозможно. В космическом вакууме скафандр раздулся, не выдержали ни ребра жесткости, ни плотная ткань. Я, конечно, предполагал, что это случится, но не думал, что настолько сильно. Я затянул все ремни, но скафандр так раздулся, что руки вышли из перчаток, когда я брался за поручни, а ноги — из сапог. В таком состоянии я, разумеется, не мог втиснуться в люк шлюза. Возникла критическая ситуация, а советоваться с Землей было некогда. Пока бы я им доложил. пока бы они совещались. И кто бы взял на себя ответственность? Только Паша Беляев это видел, но ничем не мог помочь. И тут я, нарушая все инструкции и не сообщая на Землю, перехожу на давление 0,27 атмосфер. Это второй режим работы скафандра. Если бы к этому времени у меня не произошло вымывание азота из крови, то закипел бы азот — и все. гибель. Я прикинул, что уже час нахожусь под чистым кислородом и кипения быть не должно. После того, как я перешел на второй режим, все «село» на свои места.

На нервах сунул в шлюз кинокамеру и сам, нарушая инструкцию, пошел в шлюз не ногами, а головой вперед. Взявшись за леера, я протиснул себя вперед. Потом я закрыл внешний люк и начал разворачиваться, так как входить в корабль все равно нужно ногами. Иначе я бы не смог, ведь крышка, открывающаяся внутрь, съедала 30% объема кабины. Поэтому мне пришлось разворачиваться (внутренний диаметр шлюза — 1 метр, ширина скафандра в плечах — 68 см). Вот здесь была самая большая нагрузка, у меня пульс дошел до 190. Мне все же удалось перевернуться и войти в корабль ногами, как положено, но у меня был такой тепловой удар, что я, нарушая инструкции и не проверив герметичность, открыл шлем, не закрыв за собой люк. Вытираю перчаткой глаза, а вытереть не удается, как будто на голову кто-то льет. Тогда у меня было всего 60 литров кислорода на дыхание и вентиляцию, а сейчас у «Орлана» — 360 литров. Я первый в истории вышел и отошел сразу на 5 метров. Больше этого никто не делал. А ведь с этим фалом надо было работать, собрать на крючки, чтобы не болтался. Была громадная физическая нагрузка.

Единственное, что я не сделал на выходе, — не смог сфотографировать корабль со стороны. У меня была миниатюрная камера «Аякс», способная снимать через пуговицу. Ее нам дали с личного разрешения председателя КГБ. Управлялась эта камера дистанционно тросиком; из-за деформации скафандра я не смог до него дотянуться. А вот киносъемку я сделал (3 минуты камерой С-97), и за мной с корабля постоянно следили две телевизионные камеры, но у них была не высокая разрешающая способность. По этим материалам потом сделали очень интересный фильм.

А. А. Леонов

Но самое страшное было, когда я вернулся в корабль, — начало расти парциальное давление кислорода (в кабине), которое дошло до 460 мм и продолжало расти. Это при норме 160 мм! Но ведь 460 мм — это гремучий газ, ведь Бондаренко сгорел на этом. Вначале мы в оцепенении сидели. Все понимали, но сделать почти ничего не могли: до конца убрали влажность, убрали температуру (стало 10 — 12°С). А давление растет. Малейшая искра — и все превратилось бы в молекулярное состояние, и мы это понимали. Семь часов в таком состоянии, а потом заснули. видимо, от стресса. Потом мы разобрались, что я шлангом от скафандра задел за тумблер наддува. Что произошло фактически? Поскольку корабль был долгое время стабилизирован относительно Солнца, то, естественно, возникла деформация: ведь с одной стороны охлаждение до — 140°С, с другой — нагрев до +150°С. Датчики закрытия люка сработали, но осталась щель. Система регенерации начала нагнетать давление, и кислород стал расти, мы его не успевали потреблять. Общее давление достигло 920 мм. Эти несколько тонн давления придавили люк и рост давления прекратился. Потом давление стало падать на глазах».

Ракета-носитель «Восход» с космическим кораблем «Восход–2». 1965 г.

Космический корабль «Восход–2»

Командир космического корабля-спутника «Восход-2» летчик-космонавт полковник Павел Беляев (справа) и второй пилот корабля «Восход-2» летчик-космонавт подполковник Алексей Леонов на медицинском осмотре после тренировки. 1965 г.

Будущий космонавт, курсант Чугуевского авиационного училища летчик Алексей Леонов. 1953 г.

Второй пилот космического корабля-спутника «Восход-2» летчик-космонавт подполковник Алексей Архипович Леонов на лопинге во время тренировки.

Первый выход человека в открытый космос

Космонавты Павел Беляев и Алексей Леонов в кабине корабля «Восход — 2»

Перед посадкой отказала автоматическая система ориентации. П. И. Беляев вручную сориентировал корабль и включил тормозной двигатель. В результате «Восход» совершил посадку в нерасчётном районе в 180 км севернее города Перми. ТАСС сообщил, что корабль совершил посадку в «запасном районе», который попросту был глухой пермской тайгой. Две ночи космонавты провели одни в диком лесу при сильном морозе. Только на третий день к ним пробились по глубокому снегу спасатели на лыжах, которые вынуждены были рубить лес в районе посадки «Восхода», чтобы расчистить площадку для приземления вертолёта.

Торжественная встреча героического экипажа советского космического корабля «Восход-2» — полковника Павла Ивановича Беляева и подполковника Алексея Архиповича Леонова

Митинг на Красной площади, посвященный успешному осуществлению в Советском Союзе первого в мире выхода человека из корабля в космическое пространство. 1965

Фото: Фотохроника ТАСС/Вера Жихаренко,

Фотохроника ТАСС/Валентин Черединцев,

После окончания в 1968 г. Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского (инженерный факультет) Леонов готовился к другим космическим полетам, но они по разным причинам не были осуществлены.

Алексей Архипович Леонов в 1974 году

И вот, наконец, 15-21 июля 1975 г. совместно с В. Н. Кубасовым он совершил второй полёт в космос в качестве командира космического корабля «Союз-19» по программе «ЭПАС» («Союз — Аполлон»). Тогда впервые в мире была проведена стыковка кораблей двух разных стран.

Корабли «Аполлон» (слева) и «Союз-19» (справа). Реконструкция

Программа была утверждена 24 мая 1972 года Соглашением между СССР и США о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях.

Основными целями программы были:

· испытание элементов совместимой системы сближения на орбите;

· испытание активно-пассивного стыковочного агрегата;

· проверка техники и оборудования для обеспечения перехода космонавтов из корабля в корабль;

· накопление опыта в проведении совместных полётов космических кораблей СССР и США.

Кроме этого программа предполагала изучение возможности управления ориентацией состыкованных кораблей, проверку межкорабельной связи и координации действий советского и американского центров управления полётами.

Экипаж «Аполлон» — «Союз».

Слева направо: Слейтон, Стаффорд, Бранд, Леонов, Кубасов

В 2010 году исполнилось 35 лет со дня начала космической программы «Союз-Аполлон» — первого советско-американского совместного проекта в космосе. Чтобы отметить юбилей, в Москву приехали астронавты — командир экипажа Томас Стаффорд (Thomas Patten Stafford) и пилот стыковочного модуля Вэнс Бранд (Vance DeVoe Brand). К сожалению, пилот Дональд Слейтон (Donald Kent Slayton) умер 13 июня 1993 года в возрасте 69-и лет.

Откровения космонавта Алексея Леонова

Секретные шаги Кеннеди и Хрущева

— Как ни странно, но наше начало освоения Луны связано с Америкой. В 1961 году президент Кеннеди написал в конгресс письмо. С чувством уязвленного самолюбия он писал, что, после того как мы проиграли Советам первые шаги к звездам, престиж нации – высадиться первыми… на Луну.

И попросил у конгресса на освоение Луны астрономическую сумму – 25 миллиардов долларов. Конгресс эти деньги выделил. СССР смог противопоставить лишь 2,5 миллиарда рублей. Исходя из этих цифр, и надо сравнивать, что сделали они и что сделали мы.

3 августа 1964 года Хрущев подписал секретное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о работах по исследованию Луны и космического пространства. Так появилось конкретное задание: уже в мае – июне 1967 года облететь Луну, а в сентябре 1968-го совершить на лунную поверхность мягкую посадку и вернуться обратно. Наша «лунная программа» должна была стать ответом США и доказать наше превосходство в космосе и на Земле. Мы пытались не обращать внимания, что средств у нас в 10 раз меньше. И стали готовиться тремя экипажами сначала облететь Луну, а затем по результатам полетов выбрать один экипаж и… высадиться на Луну!

Корабль «Л-1»

Чтобы лететь – нужен корабль. И его сделали. Внешне он был, как «Союз». Но с другой системой управления. Появились бортовой вычислительный комплекс, специально сконструированный секстант и звездный ориентатор. В качестве носителя предлагалась ракета «Протон». До этого «Протон» выводил корабли на орбиту до 400 километров. А для облета Луны нужно было разогнать корабль до второй космической скорости, чтобы преодолеть притяжение Земли. Увеличивая подъемные возможности «Протона», конструкторы стремились уменьшить вес самого корабля «Л-1». И решили ограничиться кабиной спускаемого аппарата, отказавшись от орбитального отсека для космонавтов. Это означало, что экипаж семь суток будет работать и спать в скованном сидячем положении. Но мы были готовы на все. Итак, корабль есть. Носитель есть. Оборудование есть. Требовался экипаж…

Гагарин в «лунной группе»

Правительство создало «лунную группу». Меня назначают ее руководителем и ответственным за «лунную программу» Центра подготовки космонавтов.

Идет 1966 год. В то время мы как раз подбирали людей в разные группы: для испытания нового корабля «Союз», для орбитальной станции (ДОС) «Салют» и в долгожданную «лунную группу». Кроме основных, были и запасные. Все понимали – «лунная программа» не на один год, поскольку складывается из двух этапов. Первый – облет Луны. Второй – высадка на ее поверхность лучшего из трех облетевших Луну экипажей. А дальше – освоение Луны.

Гагарин тоже входил в «лунную группу», хотя главная его цель – готовиться к первому испытанию «Союза». Считалось, что после «Союза» Юра займется «лунной программой». Нелепая гибель перечеркнула все его планы.

А «лунные экипажи» определились так. Первый: Леонов – Макаров. Второй: Быковский – Рукавишников. Третий: Попович – Гречко. Но непосредственно к «лунной работе» готовились только два первых экипажа. Остальные «лунники» работали по общей программе. На замену нам в любой момент могли прийти Климук, Воронов, Шаталов, Севастьянов, другие и Валера Волошин, который потом за еврейское происхождение не прошел по пятому параграфу.

Этапы пути

— Что такое «общая подготовка»? Это прежде всего обучение навигации. Чтобы быть в состоянии совершить облет Луны самостоятельно (мало ли какая авария произойдет), надо очень хорошо знать звездное небо. И особенно – южное. Потому что заход на посадку происходит сугубо с южной стороны Земли. Точнее, с Антарктиды.

Сначала мы изучали южное небо в Московском планетарии – вечером, когда уходили посетители, приходили мы. И до полуночи всматривались в звезды. Но живое южное небо – это другое. И «лунная группа» вылетала изучать южное небо в Сомали. В нашем распоряжении были тогда и лучшие обсерватории страны в Армении, в Грузии и в Крыму. Но тренажер был один. Да и бортовая вычислительная машина «Салют» была только в КБ в Подлипках (сейчас в Королеве). Посадка намечалась на видимую сторону Луны. Только прямая видимость с Земли могла обеспечить космонавтам помощь из центра. Связь ведь ведется на ультракоротких волнах, а они действуют при прямой видимости.

Если бы машина, как у нас говорили, «сдохла», экипаж должен был быть готов взять управление на себя при космических перегрузках. И эту задачу удалось решить. Был создан невиданный тренажер. На громадную центрифугу установили космический корабль, усадили экипаж и разогнали ее до такой скорости, что перегрузки стали по-настоящему космическими. И вот в таких условиях мы учились «рулить» кораблем, потерявшим автоматическое управление. На экране звездного ориентатора высвечивались заранее нанесенные кольца. В эти кольца мы должны были «загнать» соответствующие им на небе звезды. (Это сходно с современными детскими играми на компьютере.) Все этапы пути на Луну и обратно мы отработали, как «Отче наш». И стали ждать приказа прибыть на Байконур.

Однако шли дни, месяцы, летели один за другим к Луне беспилотные корабли, но нам отмашки все не было. А тут еще вдруг не стало Сергея Павловича Королева. Для нас, космонавтов, это был чуть ли не конец света. Именно Королев больше, чем кто-либо, был заряжен лететь на Луну. После него «лунное дело» пустили на самотек. На место Королева назначили его зама Мишина, который, наверное, умел быть неплохим проводником его идей, но как самостоятельный руководитель ничего не мог сдвинуть с места.

Разногласия конструкторов

— «Лунное дело» начало заходить в тупик еще тогда, когда два кита, на которых держался советский космос, Королев и Челомей, начали плыть в разные стороны, не в состоянии договориться – каким должен быть «лунный ракетоноситель».

Стало ясно: облететь Луну первыми мы еще можем, но сесть на Луну раньше американцев нам уже не удастся. Главной причиной оказалась даже не нехватка денег, а неправильный или несвоевременный курс на создание нового носителя «Н-1» вместо использования связки многократно проверенных в деле «Протонов», что предлагал Челомей. У Челомея был не сырой проект, как у Королева «Н-1», а готовый вариант для посадки на Луну из пяти «Протонов»: четыре по углам и пятый посередине. Новая же королевская ракета «Н-1» никак не могла пройти испытания. При первом запуске ее двигатели проработали 80 секунд. И… вырвало днище. Начался пожар. Пришлось дать команду на подрыв ракеты на высоте 80 километров. Вторая ракета вообще через 10 секунд грохнулась. С третьей еще что-то случилось. Короче, сплошная полоса неудач из-за нелепости заложенных конструктивных решений, что никак не укладывалось в голове, если учесть, что из этой ракеты не кто-нибудь, а Королев собирался вырастить свое новое грандиозное детище для покорения Луны. Загвоздка была и в вечных спорах о топливе. Челомей «строил» свои носители на грязном топливе – азотный тетраоксид. Королев был категорически против и пытался развивать кузнецовские двигатели, работавшие на керосине и кислороде. А в ракете «Н-1» он вообще планировал применение кислорода и водорода.

Но довести этот экологически чистый проект не хватило жизни. Королевский замысел вызывал восхищение, но те решения, за счет которых его пытались осуществить, кончались разочарованием…

Короче, надо признаться, очень сложные отношения и конкуренция между Королевым и Челомеем не пошли на пользу общему делу. Их все время противопоставляли друг другу. И это только обостряло положение. Если бы не вертевшиеся вокруг «доброжелатели» и подстрекатели, они, быть может, и нашли бы общий язык. Но… время было упущено. А потом смерть Королева поставила точку даже на возможности облететь Луну. Хотя, повторяю, все было готово.

Так несогласие между Королевым и Челомеем закончилось поражением всей нашей «лунной программы».

Ошибки

— Основным носителем корабля «Л-1» («Зонд») была проверенная ракета Челомея «Протон». Однако и с ней возникли проблемы: в 67-м году при сборке подвели явные несуразности, одна из которых оказалась результатом очевидной диверсии. На первом пуске носителя в марте на блоке «Д» были по бестолковости перепутаны «плюс» и «минус». Такой казус в современном авиапроизводстве просто невозможен… Второе испытание провалилось из-за недостаточной жесткости корпуса прибора, который решила облегчить некая легкомысленная мадам и… за это получила премию. Облегчать корабль – святое дело, но… не до такой же степени, чтобы деформировалась защитная оболочка и в приборе произошло короткое замыкание. Корабль начал вращаться по главной оси «X» со скоростью больше 14 градусов. Если бы в корабле сидел человек, все выправил бы. А здесь автоматически сработала система безопасности носителя, и была дана команда на ликвидацию ракеты. Но это же не ракета виновата, а та дама, что получила премию…

Еще больший курьез угробил «Зонд 5», который грохнулся на землю из-за того, что на высоте 4000 метров отстрелило парашют. Кому пришло в голову включить парашют в одну команду с отстрелом лобового щита? Тем более что в пилотируемом варианте вообще нет отстрела парашюта, пока корабль не сядет.

Диверсия

Но самым обидным оказался срыв испытания из-за того, что в топливный тракт попала заглушка от совсем другого двигателя из другого цеха. Но это была уже, как установила комиссия, прямая диверсия. Обнаружилось это так. Проработав около 30 секунд, ракета вырубилась. Взрыв. Падение. Расследование. Посмотрели, кто собирал. Сборщик оказался с орденом Ленина. Организовали хитрую проверку: «Давайте проследим, как это делалось!» Сборщик стал показывать, как он все проверял, как ставил заглушку и как двигатель уходил с конвейера. И вот незаметно ему была подсунута заглушка. Он ее взял и, не задумываясь, вставил «на место». А заглушка по форме такая же, только диаметром поменьше. Сборщик этого даже не заметил… Кто ему в первый раз подсунул эту заглушку, так и не нашли!

Но было точно установлено, что заглушка эта пропала в другом цехе и попала в этот изолированный цех не случайно. Кто-то сработал на руку американцам. Но кто? До сих пор загадка.

Тут надо откровенно сказать, что и схема у нас для высадки на Луну была придумана дурацкая: двое летят, один садится. В то время как американцы действовали куда разумнее: летели трое, один оставался на орбите, двое спускались на Луну и, если что, могли оказать друг другу помощь. Однако самая дурная часть нашей схемы в том, что на лунной орбите я один должен был отделиться от корабля и, зависнув на высоте 110 метров, максимум за две секунды успеть определиться, куда можно сесть. Для этого передо мной был экран, чтобы я видел площадку. Но одно дело – сделать это, когда себя хорошо чувствуешь… А как бы мы себя чувствовали после трех суток полета сидя?!

Так что… уже в 67-м году было ясно, что мы, как бы ни старались, но раньше американцев не высадимся.

Что касается облета… Даже когда Фрэнк Борман с 21 по 27 декабря 1968 года облетел Луну, мы еще пытались что-то доказать в ЦК. Дескать, поскольку программа посадки на Луну не отменена и финансирование продолжается, посадку мы все равно должны будем начать с облета. Сейчас мы в форме. Корабль есть. Разрешите лететь! ЦК: «Нет! Давайте еще пошлем один «Зонд» вокруг Луны. Пока не получим испытание без замечаний, на полет не пойдем!» Главное – против был генеральный конструктор НПО «Энергия» Василий Павлович Мишин. А он имел связи в оборонном отделе ЦК, где просто решили: ну раз американцы сели, чего теперь рисковать? Однако и до этого, когда американцы еще не облетели Луну и мы могли сделать это первыми, была та же политика перестраховки. Не столько переживали за жизнь космонавтов, сколько за свои насиженные места. И нас не пустили! А американцы тем временем наблюдали за нашими испытаниями «Зондов» вокруг Луны и понимали, что Советский Союз готовится опередить их. У нас было уже четыре успешных облета Луны. Поэтому президент НАСА Флэтчер принял решение сделать лишь один облет Луны Фрэнком Борманом. При втором облете Томас Стаффорд, испытывая «лунный модуль», пошел со снижением до 100 метров и последующим уходом домой. Они настолько четко отработали свою программу, что я не мог скрыть восхищения американскими коллегами. Вместе с тем в США считают, что и по сей день наш Центр подготовки космонавтов лучше американского. Американские астронавты сами говорят об этом…

Если бы был Королев, мы бы точно облетели Луну раньше американцев. Мишин был очень хороший инженер и серьезный аналитик, но никудышный руководитель. И не стратег! Когда мир отмечал 20-летие посадки американцев на Луну, Би-би-си пригласила на программу Мишина, меня и База Олдрина, прилунившегося с Нилом Армстронгом первым. И вдруг Василий Павлович заявляет: «Все это ошибки человечества! Не надо было заниматься не только Луной, но и вообще пилотируемыми космическими полетами». Ему сказали: «Как же вы, генеральный конструктор, потративший на космос целую жизнь, можете говорить такое?!» А он: «Да, потратил. А сейчас считаю, что это была ошибка…» Вот такой человек руководил нашей космической программой после Королева. Ну и что от него можно было ожидать?

Николай Добрюха, «Комсомольская правда»
Роскосмос

В 1970-1991 гг. Алексей Леонов работал заместителем начальника Центра подготовки космонавтов. Окончил адъюнктуру при Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского. Кандидат технических наук. С марта 1992 г. генерал-майор авиации А. А. Леонов в запасе. Имеет 4 изобретения и более 10 научных трудов.

Космонавт Алексей Леонов во время церемонии вручения премии имени Гагарина в Московском планетарии. 2012 г.

Алексей Архипович Леонов

Источник