Силуэты на облаках (11 стр.)
Страшен для птичек вороний глаз.
А человеческий тем виноват, что ворону вовремя не замечает.
Это такое же радостное известие, как «прилетели грачи», «прилетели жаворонки». Радостное потому, что вместе с грачами, скворцами и жаворонками летит к нам весна — лучшая пора года. Весна, за весной лето — радости-то сколько!
Но сейчас не весна, сейчас осень — где же можно услышать такие слова?
Можно услышать: мне довелось. Но сказаны они были не радостным, а печальным-печальным голосом.
— Скворцы прилетели, — сказал человек тихо и задумчиво. — Значит, впереди осень, слякоть и холод. Значит, ветры, дожди и туманы. Значит, прощай, красное лето, здравствуй, зима.
Да, не весна, а зима! Потому что скворцы, те самые скворцы, что когда-то принесли к нам с юга весну, сейчас несут от нас на юг осень. В рощах, скверах и парках на берегу Чёрного моря появляются они осенью густыми стаями; все сразу обращают на них внимание.
Скворцы прилетели… Нет, не радостное это там событие! Ведь за скворцами надвигается зима. Так по-разному могут звучать одни и те же слова! Видно, не в словах дело, а в том, что за ними таится.
Всю жизнь можно прожить и ни разу этого не увидеть. Но уж если увидишь — надолго запомнишь.
Я видел только однажды. Вечер был тёплый и тихий. Краешек солнца ещё светился над лесом, но в кустах уже густели первые сумерки.
Вдруг на опушке леса, где уже смутно белели цветы, я заметил лёгкое голубое свечение. Было оно зыбкое, неуловимое, будто блики и отсветы невидимого огня. Будто над каждым цветком парило крохотное облачко света.
Светились цветы. Светились недолго. Я стал трогать лепестки и бутоны — они были влажными и холодными.
Всё это было так неожиданно и неправдоподобно, что я никому не рассказал. А потом узнал, что и другие видели что-то подобное. Случаи такие даже описаны. Но почему вдруг цветы начинают светиться, пока никому неизвестно.
— Почему это, Заинька, у тебя такие длинные ушки? Почему это, серенький, у тебя такие быстрые ноги?
— А всё потому, Лисонька, что уж очень у тебя тихие шаги да уж очень острые зубы!
Выследил я синицу. До чего ж хороша! Сидит и перышки чистит. Не спешу, любуюсь в видоискатель. Можно считать, что синица у меня в руках. Осталось только нажать на спуск. Вдруг, слышу, дрозд!
Дрозд осторожнее синицы, выследить его труднее. Синица, решаю, от меня никуда не уйдёт, сниму-ка я сначала дрозда.
Подтаился к дрозду, вижу его белую бровь и хвост торчком. Только бы на спуск нажать — кукушка над головой закуковала!
Кукушка вам не дрозд, не синица, её близко редко увидишь. Просто мне повезло. Стал на кукушку аппарат наводить.
Хорошо кукует: приседает, кланяется. Грудка полосатая, будто в тельняшке. И только бы снять — сойка прилетела. Меня не видит, в лапках что-то зажала и клюёт. А хохол, а голубое пятнышко на крыле! Куда кукушке до неё.
Навожу на сойку и никак навести не могу: до того вертлявая. То хвост вижу, то нос, то крыло. Э, была не была — хвост так хвост! У сойки и хвост хорош. Потянул за спуск, да и замер: услыхал над головой журавля!
Вот он летит, не спеша машет крыльями, высматривает укромное болото. Вот это добыча, это не кукушка и сойка!
Выскочил из кустов — журавля прикрыла берёза. Берёзу обежал, а журавль уж за ёлкой — За ёлку забежал — а журавль уж далеко. Не поймёшь: журавль или синица. Точка в небе. Какой толк точку снимать?
Пока за журавлём прыгал, всех птиц распугал. Ни сойки с голубым крылом, ни кукушки в полосатой тельняшке. Ни дрозда белобрового, ни белощёкой синицы.
До чего ж синица была хороша!
Не то что журавль в небе!
Он появляется там, где случилось несчастье. Медленно тянет он в вышине, а за ним по земле ползёт его тёмная тень.
Ночью накатывал ветер тяжёлые валы, утром на берегу задыхались рыбы. Над берегом медленно плыла тёмная птица.
Днём мчались по шоссе машины, давя неосторожных лягушек и змей. И над шоссе пролетала мрачная птица.
Вечером торопились на юг перелётные птицы. Налетали в сумерках на невидимые провода и падали вниз с перебитыми крыльями. А чуть свет вдоль проводов летел он — чёрный коршун.
Где беда — там и он.
На берегу, на шоссе, под проводами ждёт богатая добыча. Он знает, где искать!
Всегда он появлялся вовремя. Он не тронет здоровых и сильных: зачем рисковать? Он хватает малых и слабых. Безошибочно узнаёт больных и неловких. Подбирает раненых и убитых. Если надо, он умеет терпеливо ждать.
Как его ненавидят!
Его гонят все, кто может. Слабые собираются в стайки и мстят. С криком, с клевками бросаются на него ласточки и трясогузки. Им помогают соколки и вороны. Ведь когда-то и они станут старыми и слабыми — придёт их черёд.
Вот опять он тянется над лесом: большой, неуклюжий, трусливый. Куда торопится его чёрная тень? Кому его крылья сегодня закроют солнце?
Какой заяц длины?
Какой заяц длины? Ну, это для кого как. Для человека невелик зверь — с берёзовое поленце. А вот для лисы заяц длиной километра в два! Потому что для лисы заяц начинается не тогда, когда она его схватит, а когда учует по следу. Короткий след — два-три прыжка — и заяц невелик.
А если заяц успел наследить да напетлять, то становится он длиннее самого длинного зверя на земле. Такому верзиле не просто в лесу схорониться.
Зайцу от этого очень невесело: живи в вечном страхе, жирок лишний не нагуляй.
И вот изо всех сил старается заяц стать короче. След свой в болоте топит, надвое свой след рвёт — всё себя укорачивает. Только и думает, как бы от своего следа ускакать, спрятаться, как бы его разорвать, укоротить или утопить.
Мечта заячья — стать, наконец, самим собой, с берёзовое поленце.
Жизнь у зайца особая. Всем от дождя и метели радости мало, а зайцу они на пользу: след смывают и заметают. И хуже нет, когда погода тихая да тёплая: след горячий, запах долго держится. В какую б густель ни забился — нет покоя; может, лиса за два километра позади — тебя сейчас уже за хвост держит!
Так что вот, трудно сказать, какой заяц длины. Который похитрей — покороче, поглупее — подлиннее. В тихую погоду и умный вытягивается, в метель да ливень — и глупый укорачивается.
Что ни день — длина у зайца другая.
И очень редко, когда уж здорово ему повезёт, бывает заяц той длины — с берёзовое поленце, каким человек его знает.
Знают про это все, у кого нос лучше глаз работает. Волки знают. Лисицы знают. Знайте и вы.
— Пора луга косить — чекан косу чеканит? Чекан — это луговая птичка. Птичка как птичка, вострый носок, быстрый глазок, белая бровка. Чеканит — это кричит:
— Чек-чек! Чек! Чек-чек!
Будто в далёкой деревне косарь косу отбивает, косить собирается.
За это и назван чеканом.
Живёт чекан в лугах тихо и малозаметно.
Поднимаются травы, наливаются колоски: тучнеют луга. Люди на лугах бывают всё чаще. Ходят, смотрят, прикидывают: не пора ли косить? И к этому-то времени у чеканчиков из гнёзд вылетают птенцы. Птенцы как птенцы: кургузый хвосток, глупый глазок. А брови из пуха.
Источник
Краешек солнца еще светился над лесом
Разглядеть такое не просто. Вальдшнеп — птица стремительная, любит густые заросли. Поэтому редко кто такое видел. И вот те, кто не видел, не верят. Не может быть, заявляют они, только звери способны своих детёнышей переносить, да и то в зубах, а не в лапах. Птицам такое не по уму, не по силам!
И верно: ни одна птица птенцов своих в лапах не переносит. Крохали иногда носят в клювах. Чёмга на спине катает. А вот чтобы в лапах — никто.
Никто. кроме вальдшнепа! Это уж я своими глазами видал.
Давайте наконец решим этот спор: переносит или не переносит? А решить его мы сможем только тогда, когда многие это увидят. Только знайте: это не просто. Было бы просто, давно бы всё было решено.
РЫБЫ ПОЛЗУТ ПО ЗЕМЛЕ
Спросите любого рыбака, выползают ли рыбы на сушу, и он, не задумываясь, сразу ответит: угри. Ещё и подробности вам расскажет. Любят-де угри выползать на берег в лунные росные ночи. Ползают по траве как змеи, ловят червей, лягушек, кузнечиков. Даже горох на поле воруют.
Теперь спросите, сами они это видали или от других слыхали? Нет, ответят, сами не видели, слышали от других.
Вот и я от других слышал. И не раз слышал. И всё-таки как-то не верится? Ну зачем рыбе на сушу лезть? Про горох-то, уж наверное, выдумка: угри — рыбы хищные, горох им совсем ни к чему. Ну, а червей, лягушек, кузнечиков слопают с удовольствием. И видится: угри, ленивые и чёрные, высовывают из воды свои змеиные головы и, извиваясь, выползают на берег. В серебристой от росы и луны траве они ищут добычу.
Неужели так оно и бывает? А почему бы и нет? Ведь живёт же в африканских реках анабас-ползун, которая, когда река пересыхает, без труда переползает по суше в соседнюю.
Но лучше, конечно, самим всё проверить. Расспросить, разузнать, проследить. Может, и наш угорь такой же диковинный, как африканский ползун? А может, и нет.
ПАДАЮТ ИЛИ НЕ ПАДАЮТ?
Зимой тетерева часто ночуют под снегом. Под снегом теплее, да и от ветра и хищных глаз скрыт. Иной раз набежишь на лыжах на такую ночёвку, а вокруг тебя, как мины, начнут «взрываться» чёрные косачи вместе с белыми фонтанами снега.
Тетеревиная спальня — это две норки в снегу: вход и выход. С выходом всё ясно. Выспавшись под снегом, тетерев утром высунет из-под снега голову, оглядится и взовьётся свечой. По краям лунки оставит два мазка крыльев. Когда особенно тихо, просто из снега вылезет и пошагает. А если тревога, то и не высовывается даже, а сразу взлетает, вздымая снежный фонтан. Это тоже всё по следам видно, и загадки тут никакой нет.
Но вот вход в спальню — загадка. Он ровный, овальный, без мазков крыльев. Будто круглый камень бросили сверху в снег. Охотники так и считают, что тетерева на ночёвку камнем падают с дерева. Сложат крылья, сожмутся, грохнутся с высоты и, пробив грудью снег, останутся в нём ночевать.
Нырять в снег с дерева-вышки не страшно, если снег глубокий и рыхлый. А вдруг на нём наст? А вдруг под снегом валежина или пень? Или до земли всего одна ладонь? Грохнешься в такой с высоты и разобьёшься насмерть.
Столько разных «вдруг», что невольно сомненье берёт: а уж и вправду ли падают косачи в снег, как камни? Может, как-то иначе попадают они под снег? Но как?
Некоторые охотники твёрдо уверены, что не падают. Но как зарываются — и они не знают. Это загадка тетеревов. И разгадать её надо юннатам.
ОГНИ НА ЦВЕТАХ
Всю жизнь можно прожить и ни разу этого не увидеть. Но уж если увидишь — надолго запомнишь.
Я видел только однажды. Вечер был тёплый и тихий. Краешек солнца ещё светился над лесом, но в кустах уже густели первые сумерки.
Вдруг на опушке леса, где уже смутно белели цветы, я заметил лёгкое голубое свечение. Было оно зыбкое, неуловимое: будто блики и отсветы невидимого огня. Будто над каждым цветком парило крохотное облачко света.
Светились цветы. Светились недолго. Я стал трогать лепестки и бутоны — они были влажными и холодными.
Всё это было так неожиданно и неправдоподобно, что я никому не рассказал. А потом узнал, что и другие видели что-то подобное. Случаи такие даже описаны.
Но почему вдруг цветы начинают светиться, пока никому неизвестно.
ДОБРЫЕ СОСЕДИ
Любит лиса курочку, не пропустит и уточку. Чуть ли не у каждой лисьей норы шевелятся пёрышки: куриные — белые, утиные — серые.
Сколько проклятий сыплется на лисью голову! А она и за ухом не чешет.
Вообразить невозможно, чтобы лиса с уткой в мире жила. Не помиришь кошку с мышью, а мухоловку с мухой. Лиса в птичнике — всё равно что волк в овчарне или козёл в огороде. Да и может ли быть иначе?
Источник
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Силуэты на облаках
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Силуэты на облаках
Перед тобой книга, написанная Николаем Ивановичем Сладковым; в неё вошли любимые рассказы и фотографии автора, напечатанные ранее в сборниках: «Смелый фотоохотник» и «Под шапкой невидимкой».
Многое ему досталось трудно. Были опасны: встреча с гюрзой, знакомство с играющим, а потом испугавшимся медведем, фотографирование птичьих гнёзд, примостившихся над бездонными пропастями. Да мало ли что ждёт натуралиста за каждым поворотом узкой тропы, в конце которой раскрывается тайна.
В книге есть и новые рассказы, они публикуются впервые, так же как и фотографии к ним.
Николай Иванович постоянно в пути, постоянно торопится разведать неведомое, увидеть доселе невиданное. А если он дома, то он перелистывает записную книжку, рассматривает фотографии, вспоминает каждый свой шаг в мельчайших подробностях, обобщает, делает выводы. Ведь он такой писатель, который хочет не только, чтобы прочитали его книги, поверили ему, но ещё и сами пошли по неизведанным тропам и научились видеть необыкновенное в природе своими глазами.
Охотники заряжают патроны
Миллионы птиц возвращаются весной на родину. И каждая пичуга спешит. Гуси, бывает, кровяные мозоли под крыльями натирают!
Летят птицы через моря и горы, пробиваются сквозь туман и тучи. Хлещут их неистовые дожди, швыряют свирепые ветры. Днём и ночью рядом с ними холод и голод. А они летят и летят.
Птицы летят, а охотники заряжают патроны. Порох — пыж, дробь — пыж; вот и готов патрон, Ничего не знают о патроне птицы, но кто-то из них будет убит.
Патрон — гусь, патрон — утка, патрон — вальдшнеп. Где-то пока они ещё летят, торопятся в свои леса и болота, а патрон их уже ждёт, и судьба их уже решена.
Летят миллионы птиц. Заряжаются тысячи патронов., Ружья ещё молчат, а птицы уже падают и падают…
Охотник с ружьём выслеживает зверя. Выследил, высмотрел: вот он, зверь! Тут бы и рассмотреть его, Познакомиться с ним поближе. Но гремит выстрел — и встрече конец. Ружьё у охотника не для добрых знакомств!
А будь в руках у него не ружьё, а фотоаппарат, то и не конец был бы встрече, а только начало . Начало самого интересного: знакомства с живым существом.
Вы вдвоём: ты и зверь. Он не видит тебя. Он ведёт себя так, будто тебя и нет.
Шорох листьев. Блики солнца. Всё так, как всегда. Без насторожённых ушей, без страха в потемневших глазах, без оскаленных зубов и вздыбленной шерсти.
Не бери в лес ружьё…
Не бери в лес ружьё
В глубокой древности человек оттолкнул от себя диких зверей и птиц на расстояние вытянутой руки. А потом — на расстояние руки с палкой, А что ему было делать? Нужно было мясо, чтобы есть, и шкуры, чтоб одеваться.
С тех пор расстояние это растёт и растёт, всё дальше и дальше отодвигает человек от себя всё живое. На дальность броска камнем. На расстояние полёта стрелы.
А вот уж не подпускает к себе и на ружейный выстрел.
Но что-то противится в человеке такому разрыву. Что-то толкает его к сближению.
Страшных хищников больше нет. Шкуры и мясо даёт хозяйство. Зачем же нам враждовать с дикими животными?
Человек устраивает зоопарки, держит дикарей дома. Но всё это, конечно, не то. Клеточный зверь не похож на лесного. В клетке он сам не свой.
Человек идёт в лес. Но в лесу всё живое в ужасе шарахается от него.
Человеку обидно: в этом теперь он уже не виноват, виноваты только охотники., Это они приносят в лес страх. Это они увеличивают разрыв.
Если мы выкинем ружья, расстояние недоверчивости сократится. Оно совсем станет маленьким, если при встрече мы не станем поднимать палку или нагибаться за камнем. И мы снова обретём добрых соседей. А пока…
Хочешь увидеть — стань невидимым
Лесные жители — особые жители.
Можно жить с ними бок о бок и даже не догадываться об этом. Можно сталкиваться нос к носу — и ничего о них не узнать.
С ними не побудешь с глазу на глаз. И не поговоришь по душам. Они не любят выставлять себя напоказ и не любят чужого глаза. С ними так: хочешь увидеть — сам стань невидим.
Раздобудь себе шапку-невидимку .
Шапку-невидимку я сделал из четырёх палок и куска плотной материи. Не так-то уж это оказалось и трудно! Правда, вышла шапка не сказочной красоты, но зато сказочного свойства — настоящая невидимка .
Вот посмотрите: я тут, а меня и не видно! Это и есть как раз то, что и требуется от шапки. Тебя не видно, а ты видишь всё!
В шапке четыре окошка: вперёд, назад, вправо и влево. Стоит приподнять клапаны-занавески — и смотри на четыре стороны: хочешь на юг, хочешь на север, на запад или восток!
Звери и птицы тебя не видят и вытворяют, что только в головушку им придёт! Играют, дурачатся и
Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.
Источник