Это было бледное крошечное создание напоминавшее цветок выросший без лучей солнца несмотря
В ДУРНОМ ОБЩЕСТВЕ
Из детских воспоминаний моего приятеля
Подготовка текста и примечания: С.Л.КОРОЛЕНКО и Н.В.КОРОЛЕНКО-ЛЯХОВИЧ
Моя мать умерла, когда мне было шесть лет. Отец, весь отдавшись своему горю, как будто совсем забыл о моем существовании. Порой он ласкал мою маленькую сестру и по-своему заботился о ней, потому что в ней были черты матери. Я же рос, как дикое деревцо в поле,- никто не окружал меня особенною заботливостью, но никто и не стеснял моей свободы.
Местечко, где мы жили, называлось Княжье-Вено, или, проще, Княж-городок. Оно принадлежало одному захудалому, но гордому польскому роду и представляло все типические черты любого из мелких городов Юго-западного края, где, среди тихо струящейся жизни тяжелого труда и мелко-суетливого еврейского гешефта, доживают свои печальные дни жалкие останки гордого панского величия.
Если вы подъезжаете к местечку с востока, вам прежде всего бросается в глаза тюрьма, лучшее архитектурное украшение города. Самый город раскинулся внизу над сонными, заплесневшими прудами, и к нему приходится спускаться по отлогому шоссе, загороженному традиционною «заставой». Сонный инвалид, порыжелая на солнце фигура, олицетворение безмятежной дремоты, лениво поднимает шлагбаум, и — вы в городе, хотя, быть может, не замечаете этого сразу. Серые заборы, пустыри с кучами всякого хлама понемногу перемежаются с подслеповатыми, ушедшими в землю хатками. Далее широкая площадь зияет в разных местах темными воротами еврейских «заезжих домов», казенные учреждения наводят уныние своими белыми стенами и казарменно-ровными линиями. Деревянный мост, перекинутый через узкую речушку, кряхтит, вздрагивая под колесами, и шатается, точно дряхлый старик. За мостом потянулась еврейская улица с магазинами, лавками, лавчонками, столами евреев-менял, сидящих под зонтами на тротуарах, и с навесами калачниц. Вонь, грязь, кучи ребят, ползающих в уличной пыли. Но вот еще минута и — вы уже за городом. Тихо шепчутся березы над могилами кладбища, да ветер волнует хлеба на нивах и звенит унылою, бесконечною песней в проволоках придорожного телеграфа.
Речка, через которую перекинут упомянутый мост, вытекала из пруда и впадала в другой. Таким образом, с севера и юга городок ограждался широкими водяными гладями и топями. Пруды год от году мелели, зарастали зеленью, и высокие густые камыши волновались, как море, на громадных болотах. Посредине одного из прудов находится остров. На острове — старый, полуразрушенный замок.
Я помню, с каким страхом я смотрел всегда на это величавое дряхлое здание. О нем ходили предания и рассказы один другого страшнее. Говорили, что остров насыпан искусственно, руками пленных турок. «На костях человеческих стоит старое замчи’ще,- передавали старожилы, и мое детское испуганное воображение рисовало под землей тысячи турецких скелетов, поддерживающих костлявыми руками остров с его высокими пирамидальными тополями и старым замком. От этого, понятно, замок казался еще страшнее, и даже в ясные дни, когда, бывало, ободренные светом и громкими голосами птиц, мы подходили к нему поближе, он нередко наводил на нас припадки панического ужаса,- так страшно глядели черные впадины давно выбитых окон; в пустых залах ходил таинственный шорох: камешки и штукатурка, отрываясь, падали вниз, будя гулкое эхо, и мы бежали без оглядки, а за нами долго еще стояли стук, и топот, и гоготанье.
А в бурные осенние ночи, когда гиганты-тополи качались и гудели от налетавшего из-за прудов ветра, ужас разливался от старого замка и царил над всем городом. «Ой-вей-мир!» [О горе мне (евр.)] — пугливо произносили евреи; богобоязненные старые мещанки крестились, и даже наш ближайший сосед, кузнец, отрицавший самое существование бесовской силы, выходя в эти часы на свой дворик, творил крестное знамение и шептал про себя молитву об упокоении усопших.
Старый, седобородый Януш, за неимением квартиры приютившийся в одном из подвалов замка, рассказывал нам не раз, что в такие ночи он явственно слышал, как из-под земли неслись крики. Турки начинали возиться под островом, стучали костями и громко укоряли панов в жестокости. Тогда в залах старого замка и вокруг него на острове брякало оружие, и паны громкими криками сзывали гайдуков. Януш слышал совершенно ясно, под рев и завывание бури, топот коней, звяканье сабель, слова команды. Однажды он слышал даже, как покойный прадед нынешних графов, прославленный на вечные веки своими кровавыми подвигами, выехал, стуча копытами своего аргамака, на середину острова и неистово ругался:
«Молчите там, лайдаки [Бездельники (польск.)], пся вяра!»
Потомки этого графа давно уже оставили жилище предков. Большая часть дукатов и всяких сокровищ, от которых прежде ломились сундуки графов, перешла за мост, в еврейские лачуги, и последние представители славного рода выстроили себе прозаическое белое здание на горе, подальше от города. Там протекало их скучное, но все же торжественное существование в презрительно-величавом уединении.
Изредка только старый граф, такая же мрачная развалина, как и замок на острове, появлялся в городе на своей старой английской кляче. Рядом с ним, в черной амазонке, величавая и сухая, проезжала по городским улицам его дочь, а сзади почтительно следовал шталмейстер. Величественной графине суждено было навсегда остаться девой. Равные ей по происхождению женихи, в погоне за деньгами купеческих дочек за границей, малодушно рассеялись по свету, оставив родовые замки или продав их на слом евреям, а в городишке, расстилавшемся у подножия ее дворца, не было юноши, который бы осмелился поднять глаза на красавицу-графиню. Завидев этих трех всадников, мы, малые ребята, как стая птиц, снимались с мягкой уличной пыли и, быстро рассеявшись по дворам, испуганно-любопытными глазами следили за мрачными владельцами страшного замка.
В западной стороне, на горе, среди истлевших крестов и провалившихся могил, стояла давно заброшенная униатская часовня. Это была родная дочь расстилавшегося в долине собственно обывательского города. Некогда в ней собирались, по звону колокола, горожане в чистых, хотя и не роскошных кунтушах, с палками в руках, вместо сабель, которыми гремела мелкая шляхта, тоже являвшаяся на зов звонкого униатского колокола из окрестных деревень и хуторов.
Источник
Это было бледное крошечное создание напоминавшее цветок выросший без лучей солнца несмотря
С этих пор я весь был поглощен моим новым знакомством. Вечером, ложась в постель, и утром, вставая, я только и думал о предстоящем визите на гору. По улицам города я шатался теперь с исключительною целью — высмотреть, тут ли находится вся компания, которую Януш характеризовал словами «дурное общество».
И, если Тыбурций разглагольствовал перед своими слушателями, а темные личности из его компании шныряли по базару, я тотчас же бегом отправлялся через болото на гору, к часовне, предварительно наполнив карманы яблоками, которые я мог рвать в саду без запрета, и лакомствами, которые я сберегал всегда для своих новых друзей.
Валек, вообще очень солидный и внушавший мне уважение своими манерами взрослого человека, принимал эти приношения просто и по большей части откладывал куда-нибудь, приберегая для сестры, но Маруся всякий раз всплескивала ручонками, и глаза ее загорались огоньком восторга; бледное лицо девочки вспыхивало румянцем, она смеялась, и этот смех нашей маленькой приятельницы отдавался в наших сердцах, вознаграждая за конфеты, которые мы жертвовали в ее пользу.
Это было бледное, крошечное создание, напоминавшее цветок, выросший без лучей солнца. Несмотря на свои четыре года, она ходила еще плохо, неуверенно ступая кривыми ножками и шатаясь, как былинка; руки ее были тонки и прозрачны; головка покачивалась на тонкой шее, как головка полевого колокольчика; глаза смотрели порой так не по-детски грустно, и улыбка так напоминала мне мою мать в последние дни, когда она, бывало, сидела против открытого окна и ветер шевелил ее белокурые волосы, что мне становилось самому грустно, и слезы подступали к глазам.
Я невольно сравнивал ее с моей сестрой; они были в одном возрасте, но моя Соня была кругла, как пышка, и упруга, как мячик. Она так резво бегала, когда, бывало, разыграется, так звонко смеялась, на ней всегда были такие красивые платья, и в темные косы ее каждый день горничная вплетала алую ленту.
А моя маленькая приятельница почти никогда не бегала и смеялась очень редко, когда же смеялась, то смех ее звучал, как самый маленький серебряный колокольчик, которого на десять шагов уже не слышно.
Платье ее было грязно и старо, в косе не было лент, но волосы у нее были гораздо больше и роскошнее, чем у Сони, и Валек, к моему удивлению, очень искусно умел заплетать их, что и исполнял каждое утро.
Я был большой сорванец. «У этого малого, — говорили обо мне старшие, — руки и ноги налиты ртутью», чему я и сам верил, хотя не представлял себе ясно, кто и каким образом произвел надо мной эту операцию. В первые же дни я внес свое оживление и в общество моих новых знакомых. Едва ли эхо старой часовни повторяло когда-нибудь такие громкие крики, как в то время, когда я старался расшевелить и завлечь в свои игры Валека и Марусю. Однако это удавалось плохо. Валек серьезно смотрел на меня и на девочку, и раз, когда я заставил ее бегать со мной взапуски, он сказал:
— Нет, она сейчас заплачет.
Действительно, когда я растормошил ее и заставил бежать, Маруся, заслышав мои шаги за собой, вдруг повернулась ко мне, подняв ручонки над головой, точно для защиты, посмотрела на меня беспомощным взглядом захлопнутой пташки и громко заплакала.
Я совсем растерялся.
— Вот видишь, — сказал Валек, — она не любит играть.
Он усадил ее на траву, нарвал цветов и кинул ей; она перестала плакать и тихо перебирала растения, что-то говорила, обращаясь к золотистым лютикам, и подносила к губам синие колокольчики. Я тоже присмирел и лег рядом с Валеком около девочки.
— Отчего она такая? — спросил я наконец, указывая глазами на Марусю.
— Невеселая? — переспросил Валек и затем сказал тоном совершенно убежденного человека. — А это, видишь ли, от серого камня.
— Да-а, — повторила девочка, точно слабое эхо, — это от серого камня.
— От какого серого камня? — переспросил я, не понимая.
— Серый камень высосал из нее жизнь, — пояснил опять Валек, по-прежнему смотря на небо. — Так говорит Тыбурций. Тыбурций хорошо знает.
— Да-а, — опять повторила тихим эхом девочка. — Тыбурций все знает.
Я ничего не понимал в этих загадочных словах, которые Валек повторял за Тыбурцием, однако убеждение Валека, что Тыбурций все знает, произвело и на меня свое действие. Я приподнялся на локте и взглянул на Марусю. Она сидела в том же положении, в каком усадил ее Валек, и все так же перебирала цветы; движения ее тонких рук были медленны; глаза выделялись глубокою синевой на бледном лице; длинные ресницы были опущены. При взгляде на эту крохотную, грустную фигурку мне стало ясно, что в словах Тыбурция — хотя я и не понимал их значения — заключается горькая правда. Несомненно, кто-то высасывает жизнь из этой странной девочки, которая плачет тогда, когда другие на ее месте смеются. Но как же может сделать это серый камень?
Это было для меня загадкой, страшнее всех призраков старого замка. Как ни ужасны были турки, томившиеся под землею, но все они отзывались старою сказкой. А здесь что-то неведомо-страшное было налицо. Что-то бесформенное, неумолимое, твердое и жестокое, как камень, склонялось над маленькою головкой, высасывая из нее румянец, блеск глаз и живость движений. «Должно быть, это бывает по ночам», — думал я, и чувство щемящего до боли сожаления сжимало мне сердце.
Под влиянием этого чувства я тоже умерил свою резвость. Применяясь к тихой солидности нашей дамы, оба мы с Валеком, усадив ее где-нибудь на траве, собирали для нее цветы, разноцветные камешки, ловили бабочек, иногда делали из кирпичей ловушки для воробьев. Иногда же, растянувшись около нее на траве, смотрели в небо, как плывут облака высоко над лохматою крышей старой часовни, рассказывали Марусе сказки или беседовали друг с другом.
Эти беседы с каждым днем все больше закрепляли нашу дружбу с Валеком, которая росла, несмотря на резкую противоположность наших характеров. Моей порывистой резвости он противопоставлял грустную солидность и внушал мне почтение независимым тоном, с каким отзывался о старших. Кроме того, он часто сообщал мне много нового, о чем я раньше и не думал. Слыша, как он отзывается о Тыбурции, точно о товарище, я спросил:
— Тыбурции тебе отец?
— Должно быть, отец, — ответил он задумчиво, как будто этот вопрос не приходил ему в голову.
— Да, любит, — сказал он уже гораздо увереннее. — Он постоянно обо мне заботится, и, знаешь, иногда он целует меня и плачет.
— И меня любит, и тоже плачет, — прибавила Маруся с выражением детской гордости.
— А меня отец не любит, — сказал я грустно. — Он никогда не целовал меня. Он нехороший.
— Неправда, неправда, — возразил Валек, — ты не понимаешь. Тыбурции лучше знает. Он говорит, что судья — самый лучший человек в городе. Он засудил даже одного графа.
— Да, это правда. Граф очень сердился, я слышал.
— Ну, вот видишь! А ведь графа засудить не шутка.
— Почему? — переспросил Валек, несколько озадаченный. — Потому что граф — не простой человек. Граф желает, что хочет, и ездит в карете, и потом. у графа деньги; он дал бы другому судье денег, и тот бы его не засудил, а засудил бы бедного.
— Да, это правда. Я слышал, как граф кричал у нас в квартире: «Я вас всех могу купить и продать!»
— А отец говорит ему: «Подите от меня вон!»
— Ну, вот, вот! И Тыбурции говорит, что он не побоится прогнать богатого, а когда к нему пришла старая Иваниха с костылем, он велел принести ей стул. Вон он какой!
Все это заставило меня глубоко задуматься. Валек указал мне моего отца с такой стороны, с какой мне никогда не приходило в голову взглянуть на него: слова Валека задели в моем сердце струну сыновней гордости; мне было приятно слушать похвалы моему отцу, да еще от имени Тыбурция, который «все знает», но вместе с тем дрогнула в моем сердце и нота щемящей любви, смешанной с горьким сознанием: никогда отец не любил и не полюбит меня так, как Тыбурции любит своих детей.
Источник
Это было бледное крошечное создание напоминавшее цветок выросший без лучей солнца несмотря
Сочинения по произведениям :
Сочинения по произведениям авторов:
Подберите синонимы к выделенным словам: в дурном обществе, над сонными. прудами, шмыгнуть в какое-нибудь из отверстий замка, непременно, от сконфуженного товарища, горькая правда, солгать.
в дурном обществе — в плохом обществе;
над сонными. прудами — над тихими прудами;
шмыгнуть в какое-нибудь из отверстий замка — пролезть;
непременно — обязательно;
сконфуженного товарища — смущенного товарища;
горькая правда — печальная, неприятная, обидная;
солгать — соврать.
«В последние летние вечера я прокрадывался по саду, как молодой волчонок. » Объясните смысл сравнения. Подберите другие примеры сравнений из текста. Для чего автор использует этот приём?
Смысл сравнения «В последние летние вечера я прокрадывался по саду, как молодой волчонок. » — мальчик прокрадывался бесшумно, незаметно.
Примеры сравнения из текста: Вася рос, как « дикое деревцо в поле»; Валек тонок как тростинка; смех Маруси напоминал Васе звук маленького серебряного колокольчика, а головка её напоминала ему колокольчик – цветок.
Автор использует сравнение чтобы более ярко раскрыть образ.
Обратите внимание на описание природы в III главе повести. Выпишите эпитеты, придающие образность этой картине. Подумайте, почему такое красочное описание омрачено ощущением печали.
Эпитеты, придающие образность описанию природы в III главе повести: росистый след, вода вздрагивая, заспавшийся жаворонок, трусливый заяц, ленивая дремота, шёпот ветра.
Красочное описание омрачено ощущением печали, так как в главе рассказывается об одиночестве Васи, о его тоске по матери, а «отец, весь отдавшись своему горю, как будто совсем забыл» о существовании сына. Мальчик чувствует себя брошенным и одиноким.
Каким представляется вам город, изображённый в повести? Найдите его описание в главе «Развалины». Какое настроение оно создаёт?
«Сонные, заплесневелые пруды», «серые заборы», «подслеповатые, ушедшие в землю хатки» — с первых страниц повести серый цвет создает образ городка, живущего мелкой жизнью, в которой нет ярких чувств и событий. Подземелье, где живут Валек и Маруся, каменное и тоже серое. «Серый камень высосал из нее жизнь», — говорит Короленко, употребляет это выражение, когда хочет сказать, что Марусю убивает нищета и безрадостная жизнь. Создаётся тягостное и унылое настоение.
Какие персонажи изображены на иллюстрации Г.П. Фитингофа (с.40-41)? Назовите детали, которые их характеризуют, и сделайте общий вывод о социальном положении этих людей. При ответе вы можете опираться на текст повести.
На иллюстрации Г.П. Фитингофа изображены бедняки у развали старого замка, который служил убежищем им. Старый Януш, бывший некогда одним из мелких служащих графа, затеял революцию, оставил там преимущественно бывших слуг или потомков слуг графского рода, а остальных бедняков выгнал. На иллюстрации мы видим, как с холодной жестокостью жильцы замка прогоняют своих несчастных сожителей. Угрожают кочергами и палками. Изгнанные в лохмотьях, жалкие и сконфуженные уходят.
Найдите в повести портрет Маруси. Чьими глазами она показана? Какие детали кажутся вам наиболее значимыми?
Маруся – худенькая маленькая девочка четырех лет. «Это было бледное, крошечное создание, напоминавшее цветок, выросший без лучей солнца, — пишет Короленко в главе «Знакомство продолжается». — Несмотря на свои четыре года, она ходила еще плохо, неуверенно ступая кривыми ножками и шаталась, как былинка; руки ее были тонки и прозрачны; головка покачивалась на тонкой шее, как головка полевого колокольчика….» Она показана глазами Васи. Он сравнивал Марусю со своей сестрой, которой тоже было четыре года: «моя Соня была кругла, как пышка, и упруга, как мячик. Она так резво бегала, когда, бывало, разыграется, так звонко смеялась, на ней всегда были такие красивые платья, и в темные косы ей каждый день горничная вплетает алую ленту». Соня росла в достатке, за ней ухаживала горничная. Маруся росла в нищете и часто бывала голодная. За ней ухаживал брат Влек.
Мне кажется, что значимой деталью в описании Маруси было её сравнение с цветком, выросшим без солнца, это показывает всю её хрупкость, всю её беззащитность.
Портрет — изображение внешности героя (черт лица, фигуры, мимики, жестов, одежды), одно из художественных средств его характеристики, описания.
Прочитайте описание Тыбурция: «Роста он был высокого, крупные черты лица были грубо-выразительны. Короткие, слегка рыжеватые волосы торчали врозь; низкий лоб, несколько выдавшаяся вперёд нижняя челюсть и сильная подвижность лица напоминали что-то обезьянье; но глаза, сверкавшие из-под нависших бровей, смотрели упорно и мрачно, и в них светились вместе с лукавством острая проницательность, энергия и ум. В то время как на его лице сменялся целый ряд гримас, эти глаза сохраняли постоянно одно выражение, отчего мне всегда было безотчётно жутко смотреть на кривлянье этого странного человека. По ним как будто струилась глубокая постоянная печаль. «
Что можно сказать о герое по его портрету?
Можно сказать о герое, что его простая грубая внешность, в какой-то степени грозная «челюсть и сильная подвижность лица напоминали что-то обезьянье», «рыжеватые волосы торчали врозь» не соответствовала внутреннему содержанию. По взгляду видно, что это непростой человек, он умён, проницателен, лидер.
Перечитайте диалог из главы VI, обратите внимание на слова пана Тыбурция, обращённые к Васе: «Твой отец меня судит, — ну и ты когда-нибудь будешь судить. вот его (Валека)!» А чуть позже он говорит: «Каждый идёт своей дорожкой, и кто знает. может быть, это и хорошо, что твоя дорога пролегла через нашу». Как вы думаете, какое из утверждений справедливо? Почему? Аргументируйте свой ответ.
Справедливо второе высказвание. Если ребёнок из обеспеченной семьи с детства узнает, что не все живут хорошо, что есть бедность и горе, то он научится сострадать этим людям и жалеть их.
Встреча с Тыбурцием, Валеком и Марусей помогла Васе из бродяги и «негодного мальчишки» — превратиться в доброго верного товарища. Вася ценил возникшую дружбу и дорожил ею. Дружба с нищими детьми помогла ему наладить отношения с отцом. Ему в жизни очень не хватало дружбы, внимания, душевной близости, настоящих друзей. Вася по натуре был человеком добрым и верным. Когда он почувствовал, что в нем нуждаются, он всей душой откликнулся на это. Валек помог Васе лучше узнать собственного отца.
Для Валека и Маруси, чувствовавших себя отверженными, дружба была большой радостью в жизни. Вася был единственным другом, с которым можно было поговорить. Валек дорожил его дружбой, не побоялся Тыбурцыя, запретившего посвящать кого — либо в тайну подземелья.
По этому я считаю, что утверждение пана Тыбурция «Каждый идёт своей дорожкой, и кто знает. может быть, это и хорошо, что твоя дорога пролегла через нашу» справедливо.
Как вы понимаете последний абзац произведения? Какие чувства возникают у вас при его чтении?
Вася и Соня приходили на могилку Маруси, потому что для них образ Маруси стал символом любви и человеческого страдания. Может быть, они дали обет всегда помнить о маленькой Марусе, о человеческом горе и помогать этому горю везде, где бы оно ни встретилось, своими делами изменять мир к лучшему.
Какова основная мысль повести?
Дружба с обездоленными детьми помогла проявиться лучшим Васиным наклонностям, доброте, вернула добрые отношения с отцом.
Как вы думаете, что сближает повесть В.Г. Короленко «В дурном обществе» с рассказом Л.Н. Толстого «Бедные люди»?
Повесть В.Г. Короленко «В дурном обществе» сближает с рассказом Л.Н. Толстого «Бедные люди» то, что эти два произведения о гуманизме, гуманности, человечности, человеколюбие. Это истории о простых бедных людях, обладающих такими душевными качествами, как искренность, простота, доброта, стремление к справедливости.
Источник