Рецензия на фильм «Космос как предчувствие»
Запуск первого человека в космос призван был упрочить позиции Советского Союза в холодной войне и фундамент железного занавеса. Однако парадоксальным образом за Гагариным последовали шестидесятники, Высоцкий и Окуджава, Солженицын и Венедикт Ерофеев, Цой, Гребенщиков и Макаревич, «Одинокий голос человека» Сокурова и «Асса» Соловьева, а там и новая Россия. Как будто Гагарин контрабандой провез из околоземного пространства частичку безграничной космический свободы. Событие, увенчавшее долгие годы общенационального ожидания, должно быть, несколько остудило его пыл: смысловой акцент из будущего стал медленно переползать в настоящее. И предшествующие 4 года с момента запуска первого спутника в 1957-м по 1961-й отличались очень напряженным предчувствием чего-то грандиозного.
В самое начало этого периода сценарист фильма «Космос как предчувствие» Александр Миндадзе и поселяет своих героев — молодого простодушного повара по кличке Конек (Евгений Миронов) и подозрительного, щетинистого Германа (Евгений Цыганов). Почти беспредметное, но активное ожидание Конька, светлое чувство, придающее ему силы и позволяющее идти по жизни на велосипеде и в танкистском шлеме. Герман же мечтает сбежать из Союза. Для него, бывшего заключенного, повидавшего изнанку советского быта, простое стремление Конька к счастью, преступная наивность, а вечный русский комплекс ожидания, доведенный социализмом до абсурда, скрытое орудие манипуляции. Но герои знакомятся ближе, и обнаруживается, что Конек в своей детской открытости, в любви к официантке Ларе (Ирина Пегова), в подражании таинственному другу совершенно искренен. А кроме того, не так уж он и тонкокож: после многих синяков и рассеченных бровей ему наконец удается нокаутировать Германа (их знакомство состоялось на боксерском ринге). И Герман начинает понимать, что они с Коньком непохожи только внешне: да, они хотят разного, но сама эта устремленность в будущее позволяет понять друг друга и почувствовать дыхание счастья уже сейчас.
Они и чувствуют. Герой Миронова знакомит нового товарища с Ларой и ее сестрой Риммой (Елена Лядова), и вот они уже воссоединяются друг с другом и с миром в стремительном беге аттракционов (ходовой киносимвол счастья — воспоминания героя о первых порах брака из «Красоты по-американски»), а на их лицах будто написано:
Только небо, только ветер,
Только космос впереди.
Космос почти не заставляет себя ждать. Замысловатым образом он проникает в жизнь героев и становится для них величественным фоном. В одной сцене герои попарно валятся с велосипеда в траву, оказываясь в объятиях друг друга и лицом к лицу с космосом (что можно считать поэтическим парафразом). В другой сцене Герман, как бы раскрывая Коньку свою тайну, говорит, что собирается уехать в Казахстан и стать космонавтом. В общении столь разных людей это не совсем ложь: просто чтобы Конек мог представить, что такое для диссидента вырваться из лап отчизны, Герман объясняет это в терминах космического полета. Можно сказать, предчувствие разделяет Германа и Конька (в итоге предписывая одному трагический, другому благополучный финал), но связанность с космосом объединяет их, причем не только в туманном философском плане, но и в сюжетном: Коньку повезет встретить в поезде первого на свете космонавта, а Герман, сам того не ведая, окажется тезкой второго.
Космос как предчувствие счастья, космос как лицо любимой, космос как бегство за границу (или все наоборот), как чеховский сад, космос Учителя хочет означать сразу все. Фильм заканчивается внушительным куском хроники, возвращающим нас к главному значению слова «космос»: Гагарин при многолюдной толпе отчитывается перед Хрущевым за свой эпохальный полет. В сценарии Миндадзе, по его собственным словам, такой конец не был предусмотрен; это режиссерская прихоть, к которой можно относиться по-разному, как и к звучащей в фильме музыке, незначительно переделанным советским мелодиям. В 1961 году Учителю было ровно 10 лет, и, возможно, в свое детище он вложил немалую долю ностальгии по юношеским временам. В любом случае, это открывает нам еще один смысл слова «космос», пока не очень обширный (эта картина четвертая по счету), немного доморощенный, но персональный космос Алексея Учителя, режиссера лучшего фильма XXVII ММКФ.
Источник
«Космос как предчувствие» и ожидание Марса
Фильм Алексея Учителя по сценарию Александра Миндадзе снова на экране. А вопросы остаются.
Никогда не читайте аннотаций, пока не посмотрите фильм. И рецензий – не читайте. Если нужен совет, идти ли в кино, то в данном случае говорю: непременно идите. Иначе не увидите созданный оператором Юрием Клименко необыкновенной красоты серо-стальной городок недалеко от норвежской границы (питерские могут узнать Кронштадт), невыносимо айвазовское, только северное, зеленое с серым, море, предутреннюю серебристую промозглость, желтые огни уходящего вдаль белого парохода несбывшейся мечты…
А дальше прошу читать только тех, кто критичен к любому чужому мнению. Ибо, на мой взгляд, в картине нет того, что заявлено в названии как метафора и о чем толкуют на все лады вот уже скоро год. Нет предчувствия перемен, предчувствия свободы, предчувствия Космоса.
А есть 1957-й, история молодого человека, он крутит педали велосипеда, насвистывая «Летят перелетные птицы…»; песня прозвучит с полным текстом в финале. Это ресторанный повар Витя Коньков, по прозвищу Конек, очень наивный и простой; в начале фильма увлекается боксом и собирается жениться на официантке Ларе. Да вдруг знакомится на тренировке с неким Германом – чтобы влюбиться в него совершенно и абсолютно. До отращивания усов, как у Германа. До плавания в ледяной воде, как Герман. До изучения английского языка.
И даже прощает Герману соблазнение им Лары.
Конек сам соблазнен этим Германом, характер которого режиссер ухитрился сделать харизматичным, дав актеру (Евгений Цыганов) всего пару крупных планов. Но загадочна или пуста его харизма? Ответ знает тот, кто читал аннотацию, – но не Конек. Который в недалекости своей никак не может понять, что Герман страстно желает одного: слинять из Советского Союза – вплавь не то до иностранного корабля, не то аж до чужого берега. Зритель же удивлен: странно ведет себя потенциальный перебежчик, постоянно выделяясь из окружения в небольшом пограничном городе. Во всех пищеточках, например, громогласно требует настоящего чая…
А кроме этого – ну никак не вяжется приблатненное поведение Германа с его рассказом о том, как сидел «за острый язык», как повстречал за колючкой «Валерку, политического» и тот ему «открыл глаза». И даже если вдруг на минуточку оправдать Германа за циничную интрижку с Ларой ради ее доступа на норвежское судно (мол, все средства для него были хороши в достижении заветной цели), то в следующее мгновение еще больше презираешь этого человека – он предал, уже просто так, и самого своего обожателя, Конька.
И самое главное: так дискредитированной оказывается идея свободы, того самого Космоса, в котором преодолено земное притяжение.
В космос, правда, стремится Конек – Герман увлек его выдумкой о своей якобы засекреченности перед полетом. Евгений Миронов, с его умными совестливыми глазами, пытается сыграть дурака как абсолютную невинность, как tabula rasa. Скажем, только шестилетка не поймет истерики Лары (Ирина Пегова), которая не хочет идти в гости к Герману (блестящий, лучший момент фильма), поскольку всем бабством своим поняла, что не сможет соблазну противостоять. Только шестилетка расскажет тренеру о вещах Германа: карта, английский разговорник, радиоприемник, настроенный на заграницу, ласты… А в конце картины Конек вдруг говорит Герману, что сам чуть не сел, – и версия о девственности его сознания уже хочет лопнуть. И я даже не знаю, каким словом определить мужчину, который, чуть расстался со своей пассией, немедленно закрутил роман с ее сестрой, между прочим – официанткой в том же ресторане.
Да и сама эта Римма (Елена Лядова) весьма странный персонаж. Поначалу в тени своей сестры, затем она оказывается по-житейски мудрой, да к тому же провидицей. Сама выбирает себе в спутники жизни Конька – уезжая с ним в столицу, пророча ему карьеру посла в Бразилии…
Так идея свободы невольно омрачена снова. Конечно, родная страна буквально только что прослушала на закрытых партсобраниях материалы XX съезда, пережила массовое возвращение невинно осужденных из лагерей и вовсе не думала о том, что в космос прорвалась мозговым усилием обитателей «шарашек». Люди жили надеждой на перемены (демографический взрыв рубежа пятидесятых – шестидесятых тому подтверждение) и, безусловно, вовсе не подозревали, что Великая Победа обернется «холодной войной» в оттепель и гонкой вооружений. Скоро наши люди начнут осваивать хрущобы и дачные участки, услышав «Поехали!» – обретут национальную идею, поверят в коммунизм через двадцать лет.
Все вроде будет хорошо. Но почему эта Римма, аки Кассандра, пророчит Коньку счастье за тридевять земель? Что же это за личный «космос» – даже не к звездам, не, допустим, к кульману или во ВГИК, а – за океан, в теплые края, где все, как в Рио-де-Жанейро, ходят в белых штанах круглый год…
Что же предчувствовала страна и каждый из нас?
Все эти вопросы – даже не к режиссеру Алексею Учителю, который, многие считают, сделал на сегодня лучший свой фильм – хотя мне больше по нраву «Прогулка» (правда, и она не имела никакого отношения к своей аннотации о «молодых петербуржцах-европейцах»). Вопросы к сценаристу Александру Миндадзе. Который в интервью говорил, что работал с Учителем до последней хроники – той, где Гагарин вернулся из полета. Той, куда впечатан Конек – как Форрест Гамп. Как Леонид Парфенов в свои старые «Намедни». Той хроники, где безусловно одно: развязавшийся легендарный шнурок…
И последнее. Некоторое время назад по радио «Свобода» сказали, что Россия наметила полет на Марс в 2015 году. На пятнадцать лет раньше, чем западные страны. Уже нашлось сорок человек, готовых приступить к изнурительным тренировкам.
Так будет жить нынешнее поколение российских людей при капитализме или нет?
Источник
«Космос как предчувствие»: Рецензия Киноафиши
Вообще говоря, с таким названием нужно было снимать предысторию нашествия марсиан, о котором недавно поведал нам Спилберг, только снимать с блоковским пафосом: помните – «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо…»? Тогда была бы интрига – и даже некоторая фатальность была бы. А так… космос отдельно, ром, баба, котлеты и мухи – тоже отдельно.
Кстати, о котлетах и бабе. Несмотря на столь весомый сюжетообразующий посыл, как предчувствие космоса, действие разворачивается все больше в столовой, где Евгений Миронов в поварской амуниции, играющий (как всегда, отлично) идиота, только в задорно-возрастном, а не в достоевском смысле, жарит котлеты на глазах у двух изумленных барышень – Ирины Пеговой и Елены Лядовой, которые норовят вышеупомянутые котлеты стащить и съесть прямо в дверях. Первая, кстати, невеста главного героя, а вторая – ее сестра, ждущая своего часа, когда Виктор Коньков по прозвищу Конек (это и есть Миронов) перейдет наконец к ней по комсомольской эстафете. Еще есть некий политически ориентированный на заграницу и хорошо обученный приемам выживания Герман (Евгений Цыганов), у которого Конек берет уроки бокса и – заодно – углубленного осмысления всего сущего. Эти четверо в известной степени повторяют диспозицию предыдущего фильма Алексея Учителя «Прогулка», выясняя, кто умнее, кто сильнее духом и кто кого куда поцеловал (откровения на последнюю тему – отдельная история, достойная кисти Рубенса или Кустодиева). Еще на персонажей в виде неясного томления время от времени нисходит космос, который принимает облик запущенного в СССР первого искусственного спутника Земли, пролетающего аккурат над героями, предающимися любовным утехам на ветреном берегу, за коим неусыпно наблюдает зоркое око пограничников. Как этот символ связан с житьем-бытьем северного рабочего городка конца 50-х, политическими прозрениями Германа и радостным заливистым лаем Конька – неясно. Правда, Герман время от времени намекает, что он законспирированный космонавт, вот-вот взмоющий на ракете к звездам, но поверить в это способны разве что те не отягощенные многими знаниями и многими скорбями великовозрастные младенцы, которыми Александр Миндадзе населил свою перенесенную на целлулоид повесть.
Еще более странен финал, где герои в поезде, держащем курс на Москву, встречают некоего летчика Юру, который застенчив, как воспитанница монастыря, и ходит с развязанным шнурком на правом ботинке. Если бы этот Юра обернулся на всплеск сорвавшегося вопроса и назвал свою фамилию: «Гагарин», а потом пошли бы титры – финал обрел бы некоторую драматургическую силу, которая, быть может, отчасти искупила бы несуразность сюжета. Однако после сцены встречи в поезде Учитель долго и с патетическим азартом идеологически выверенного кино 50–70-х показывает, как Гагарин (единственно вот – с развязавшимся шнурком на правом ботинке) бодро шагает навстречу Хрущеву и столь же бодро рапортует ему об успешном исходе полета, как Хрущев обнимает Гагарина, как вослед машине с всенародным героем бежит с букетом персонаж Миронова, крича: «Это я – Конек!», в то время как голос за кадром напевает, что ему, голосу, не нужен берег турецкий, да и Африка не нужна тоже, так что все действо в конце концов превращается в бурную самопародию. Парадоксальным противовесом этому винегрету из официоза и прелестей взросления могло бы стать, например, утверждение, что Герман на самом деле Герман Степанович Титов, будущий Герой Советского Союза, вторым узревший Землю в иллюминаторе (хотя должен был быть первым), но политически неустойчивый Герман для режиссерских надобностей вынужден кануть в студеных северных водах.
Самое интересное, однако, то, как эволюционирует режиссер Учитель. С каждым игровым фильмом его сила как профессионала «картинки» и звука растет (звук в «Космосе как предчувствии» сделан настолько качественно, органично и рельефно, что ничем не уступает аналогичной стороне голливудских блокбастеров, а визуально блистательная сцена на аттракционе «Сюрприз» явно перекочевала сюда из арсенала интеллектуальных психотриллеров), в то время как уровень избираемых сценариев катастрофически падает. «Прогулка» выглядит по сравнению с изящно-декадентскими «Манией Жизели» и «Дневником его жены» банальным телевизионным реалити-шоу, хотя, с другой стороны, в сопоставлении с «Космосом…» она вполне себе конкурентоспособна. Миндадзе, по правде сказать, никогда не писал гениальных сценариев, но определенную драматическую напряженность все-таки конструировал; то, что он сделал на этот раз, по своей беспомощной бессвязности, по несостыкованности сюжетных линий и бессмысленности декларируемой идеи превосходит все пределы хорошего вкуса и элементарного здравомыслия. Перефразируя классика, здесь можно смело воскликнуть: ты, Моцарт, переплюнул сам себя!
Источник
Космос как предчувствие
Только на территории России: