Едва лишь возникло солнце

Едва лишь возникло солнце

• ЖАНРЫ 360
• АВТОРЫ 273 412
• КНИГИ 641 994
• СЕРИИ 24 452
• ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 603 524

Валентин Петрович Катаев

Белеет парус одинокий

Волны Чёрного моря

Посвящается Эстер Катаевой

Часов около пяти утра на скотном дворе экономии раздался звук трубы. Звук этот, раздирающе-пронзительный и как бы расщепленный на множество музыкальных волокон, протянулся сквозь абрикосовый сад, вылетел в пустую степь, к морю, и долго и печально отдавался в обрывах раскатами постепенно утихающего эха. Это был первый сигнал к отправлению дилижанса. Все было кончено. Наступил горький час прощанья. Собственно говоря, прощаться было не с кем. Немногочисленные дачники, испуганные событиями, стали разъезжаться в середине лета. Сейчас из приезжих на ферме осталась только семья одесского учителя, по фамилии Бачей, – отец и два мальчика: трех с половиной и восьми с половиной лет. Старшего звали Петя, а младшего – Павлик. Но и они покидали сегодня дачу. Это для них трубила труба, для них выводили из конюшни больших вороных коней. Петя проснулся задолго до трубы. Он спал тревожно. Его разбудило чириканье птиц. Он оделся и вышел на воздух. Сад, степь, двор – все было в холодной тени. Солнце всходило из моря, но высокий обрыв еще заслонял его. На Пете был городской праздничный костюм, из которого он за лето сильно вырос: шерстяная синяя матроска с пристроченными вдоль по воротнику белыми тесемками, короткие штанишки, длинные фильдекосовые чулки, башмаки на пуговицах и круглая соломенная шляпа с большими полями. Поеживаясь от холода, Петя медленно обошел экономию, прощаясь со всеми местами и местечками, где он так славно проводил лето. Все лето Петя пробегал почти нагишом. Он загорел, как индеец, привык ходить босиком по колючкам, купался три раза в день. На берегу он обмазывался с ног до головы красной морской глиной, выцарапывая на груди узоры, отчего и впрямь становился похож на краснокожего, особенно если втыкал в вихры сине-голубые перья тех удивительно красивых, совсем сказочных птиц, которые вили гнезда в обрывах. И теперь, после всего этого приволья, после всей этой свободы, ходить в тесной шерстяной матроске, в кусающихся чулках, в неудобных ботинках, в большой соломенной шляпе, резинка которой натирает уши и давит горло. Петя снял шляпу и забросил ее за плечи. Теперь она болталась за спиной, как корзина. Две толстые утки прошли, оживленно калякая, с презрением взглянув на разодетого мальчика, как на чужого, и нырнули одна за другой под забор. Была ли это демонстрация или они действительно не узнали его, но только Пете вдруг стало до того тяжело и грустно, что он готов был заплакать. Он всей душой почувствовал себя совершенно чужим в этом холодном и пустынном мире раннего утра. Даже яма в углу огорода – чудесная глубокая яма, на дне которой так интересно и так таинственно было печь на костре картошку, – и та показалась до странности чужой, незнакомой. Солнце поднималось все выше. Хотя двор и сад всё еще были в тени, но уже ранние лучи ярко и холодно золотили розовые, желтые и голубые тыквы, разложенные на камышовой крыше той мазанки, где жили сторожа. Заспанная кухарка в клетчатой домотканой юбке и холщовой сорочке, вышитой черными и красными крестиками, с железным гребешком в неприбранных волосах выколачивала из самовара о порог вчерашние уголья. Петя постоял перед кухаркой, глядя, как прыгают бусы на ее старой, морщинистой шее. – Уезжаете? – спросила она равнодушно. – Уезжаем, – ответил мальчик дрогнувшим голосом. – В час добрый. Она отошла к водовозной бочке, завернула руку в подол клетчатой панёвы и отбила чоб. Толстая струя ударила дугой в землю. По земле покатились круглые сверкающие капли, заворачиваясь в серый порошок пыли. Кухарка подставила самовар под струю. Самовар заныл, наполняясь свежел, тяжелой водой. Нет, положительно ни в ком не было сочувствия! На крокетной площадке, на лужайке, в беседке – всюду т» же неприязненная тишина, то же безлюдье. А ведь как весело, как празднично было здесь совсем недавно! Сколько хорошеньких девочек и озорных мальчишек! Сколько проказ, скандалов, игр, драк, ссор, примирений, поцелуев, дружб! Какой замечательный праздник устроил хозяин экономии Рудольф Карлович для дачников в день рождения своей супруги Луизы Францевны! Петя никогда не забудет этого праздника. Утром под абрикосами был накрыт громадный стол, уставленный букетами полевых цветов. Середину его занимал сдобный крендель величиной с велосипед. Тридцать пять горящих свечей, воткнутых в пышное тесто, густо посыпанное сахарной пудрой, обозначали число лет рожденницы. Все дачники были приглашены под абрикосы к утреннему чаю. День, начавшийся так торжественно, продолжался в том же духе и закончился детским костюмированным вечером с музыкой и фейерверком. Все дети надели заранее сшитые маскарадные костюмы. Девочки превратились в русалок и цыганок, а мальчики – в индейцев, разбойников, китайских мандаринов, матросов. У всех были прекрасные, яркие, разноцветные коленкоровые или бумажные костюмы. Шумела папиросная бумага юбочек и плащей, качались на проволочных стеблях искусственные розы, струились шелковые ленты бубна. Но самый лучший костюм – конечно, конечно же! – был у Пети. Отец собственноручно мастерил его два дня, то и дело роняя пенсне. Он близоруко опрокидывал гуммиарабик, бормотал в бороду страшные проклятья по адресу устроителей «этого безобразия» и вообще всячески выражал свое отвращение к «глупейшей затее». Но, конечно, он хитрит. Он просто-напросто боялся, что костюм выйдет плохой, боялся осрамиться. Как он старался! Но зато и костюм – что бы там ни говорили! – получился замечательный. Это был я настоящие рыцарские доспехи, искусно выклеенные из золотой и серебряной елочной бумаги, натянутой на проволочный каркас. Шлем, украшенный пышным султаном, выглядел совершенно так же, как у рыцарей Вальтера Скотта. Даже забрало поднималось и опускалось. Все это было так прекрасно, что Петю поставили во второй паре рядом с Зоей, самой красивой девочкой на даче, одетой в розовый костюм доброй феи. Они прошли под руку вокруг сада, увешанного китайскими фонариками. Невероятно яркие кусты и деревья, охваченные зелеными и красными облаками бенгальского огня, вспухали то здесь, то там в таинственной тьме сада. В беседке, при свечах под стеклянными колпаками, ужинали взрослые. Мотыльки летели со всех сторон на свет и падали, обожженные, на скатерть. Четыре ракеты выползли, шипя, из гущи бенгальского дыма и с трудом полезли в гору. Но еще где-то в мире была луна. И это выяснилось лишь тогда, когда Петя и Зоя очутились в самой глубине сада. Сквозь дыры в листве проникал такой яркий и такой волшебный лунный свет, что даже белки девочкиных глаз отливали каленой синевой, и такой же синевой блеснула в кадке под старой абрикосой темная вода, в которой плавала чья-то игрушечная лодочка. Тут-то мальчик и девочка, совершенно неожиданно для самих себя, и поцеловались, а поцеловавшись, до того смутились, что с преувеличенно громкими криками побежали куда глаза глядят и бежали до тех пор, пока не очутились на заднем дворе. Там гуляли батраки, пришедшие поздравлять хозяйку. На сосновом столе, вынесенном из людской кухни на воздух, стояли: бочонок пива, два штофа казенного вина, миска жареной рыбы и пшеничный калач. Пьяная кухарка в новой ситцевой кофточке с оборками сердито подавала гуляющим батракам порции рыбы и наливала кружки. Гармонист в расстегнутой тужурке, расставив колени, качался на стуле, перебирая басовые клапаны задыхающейся гармоники. Два прямых парня с равнодушными лицами, взявши друг друга за бока, подворачивали каблуки, вытаптывая польку. Несколько батрачек, в новых, нестираных платках, со щеками, намазанными ради кокетства и смягчения кожи помидорным рассолом, стояли, обнявшись, в своих тесных козловых башмаках. Рудольф Карлович и Луиза Францевна пятились от наступавшего на них батрака. Батрак был совершенно пьян. Несколько человек держали его за руки. Он вырывался. Юшка текла из носа на праздничную, разорванную пополам рубашку. Он ругался страшными словами. Рыдая и захлебываясь в этих злобных, почти бешеных рыданиях, он кричал, скрипя зубами, как во сне: – Три рубля пятьдесят копеек за два каторжных месяца. У, морда твоя бессовестная! Пустите меня до этой сволочи! Будьте людьми, пустите меня до него: я из него душу выниму! Дайте мне спички, пустите меня до соломы: я им сейчас именины сделаю… Ох, нет на тебя Гришки Котовского, гадюка! Лунный свет блестел в его закатившихся глазах. – Но, но, но… – бормотал хозяин, отступая. – Ты смотри, Гаврила, не чересчур разоряйся, а то, знаешь, теперь за эти слова и повесить могут. – Ну на! Вешай! – кричал, задыхаясь, батрак. – Чего же ты не вешаешь? На, пей кровь! Пей. Это было так страшно, так непонятно, а главное – так не вязалось со всем этим чудесным праздником, что дети бросились назад, крича, что Гаврила хочет зарезать Рудольфа Карловича и поджечь экономию. Трудно себе представить, какой переполох поднялся на даче. Родители уводили детей в комнаты. Всюду запирали окна и двери, как перед грозой. Земский начальник Чувяков, приехавший на несколько дней к семье погостить, прошел через крокетную площадку, вырывая ногами дужки, расшвыривая с дороги молотки и шары. Он держал в приподнятых руках двустволку. Напрасно Рудольф Карлович просил жильцов успокоиться. Напрасно он уверял, что никакой опасности нет: Гаврила связан и посажен в погреб и завтра за ним приедет урядник… Однажды ночью далеко над степью встало красное зарево. Утром разнесся слух, что сгорела соседняя экономия. Говорили, что ее подожгли батраки. Приезжие из Одессы передавали, что в городе беспорядки. Ходили слухи, что в порту горит эстакада. После праздника, на рассвете, приезжал урядник. Он увез Гаврилу. Сквозь утренний сон Петя даже слышал колокольчик урядниковой тройки. Дачники разъезжались. Вскоре экономия совсем опустела. Петя постоял возле заветной кадки под старой абрикосой, похлюпал прутиком по воде. Нет! И кадка была не та, и вода не та, и старая абрикоса не та. Все, все вокруг стало чужим, все потеряло очарование, все смотрело на Петю как бы из далекого прошлого. Неужели же и море встретит Петю в последний раз так же холодно и равнодушно? Петя побежал к обрывам.

Источник

Перепишите текст, расставляя знаки препинания. 1. Едва лишь возникло солнце тени косо брызнули по сторонам. 2. У Темы мелькнула только одна мысль что-бы Таня не успела Вырвать стакан. 3. Мама приказала чтобы ты неприменно стакан молока выпил. 4. Федотов поздоровался и когда телега съехала на берег вошел на паром.5. Тот кто видел хоть однажды этот край И эту гладь тот почти березке каждой ножку рад поцеловать 6. Постройка лодки подвигалась непропорционально труду какой затрачивался на нее друзьями. 7. В ту минуту как я берусь за медное дверное кольцо я вижу маленькую стройную фигурку.

Ответ оставил Гуру

Едва лишь возникло солнце, тени косо брызнулы по сторонам. 2. У Темы мелькнула только одна мысль: чтобы Таня не успела вырвать стакан. 3. Мама приказала, чтобы ты непременно стакан молока выпил. 4. Федотов поздоровался, и, когда телега съехала на берег, пошел на паром. 5. Тот, кто видел хоть однажды, этот край и эту гладь, тот почти берёзке каждой ножку рад поцеловать. 6. Постройка лодки прлдвигалась непропорционально труду, какой затрачивался на нее друзьями. 7. В ту минуту как я берусь за медное дверное кольцо, я вижу маленькую стройную фигурку.

Ответ оставил Ser012005

1. . солнце, тени брызгнули.
2. . мысль, что бы Таня.
3. . приказала, чтобы.
4. на берег, вошел.
5.тот, кто. гладь, тот.
6. . Труду, который.
7.минуту, как я. Кольцо, я вижу.

Если тебя не устраивает ответ или его нет, то попробуй воспользоваться поиском на сайте и найти похожие ответы по предмету Русский язык.

Источник

Перепишите текст, расставляя знаки препинания. 1. Едва лишь возникло солнце тени косо брызнули по сторонам. 2. У Темы мелькнула только одна мысль что-бы Таня не успела Вырвать стакан. 3. Мама приказала чтобы ты неприменно стакан молока выпил. 4. Федотов поздоровался и когда телега съехала на берег вошел на паром.5. Тот кто видел хоть однажды этот край И эту гладь тот почти березке каждой ножку рад поцеловать 6. Постройка лодки подвигалась непропорционально труду какой затрачивался на нее друзьями. 7. В ту минуту как я берусь за медное дверное кольцо я вижу маленькую стройную фигурку.

Ответ оставил Гуру

1.… солнце, тени брызгнули.
2.… мысль, что бы Таня.
3.… приказала, чтобы.
4… на берег, вошел.
5.тот, кто… гладь, тот.
6.… Труду, который.
7.минуту, как я… Кольцо, я вижу.

Ответ оставил Ser012005

Едва лишь возникло солнце, тени косо брызнулы по сторонам. 2. У Темы мелькнула только одна мысль: чтобы Таня не успела вырвать стакан. 3. Мама приказала, чтобы ты непременно стакан молока выпил. 4. Федотов поздоровался,и, когда телега съехала на берег, пошел на паром. 5. Тот, кто видел хоть однажды, этот край и эту гладь, тот почти берёзке каждой ножку рад поцеловать. 6. Постройка лодки прлдвигалась непропорционально труду, какой затрачивался на нее друзьями. 7. В ту минуту как я берусь за медное дверное кольцо, я вижу маленькую стройную фигурку.

Если тебя не устраивает ответ или его нет, то попробуй воспользоваться поиском на сайте и найти похожие ответы по предмету Русский язык.

Источник

Познавательный ресурс о культуре, науке и искусстве

Кур.С.Ив. ом

Сайт Курия Сергея Ивановича

«Алиса в Зазеркалье» — Заключительный акростих

Рис. Джона Тенниела.
(больше иллюстраций см. в «Галерее Льюиса Кэрролла»)

A boat beneath a sunny sky,
L ingering onward dreamily
I n an evening of July—

C hildren three that nestle near,
E ager eye and willing ear,
P leased a simple tale to hear—

L ong has paled that sunny sky:
E choes fade and memories die.
A utumn frosts have slain July.

S till she haunts me, phantomwise,
A lice moving under skies
N ever seen by waking eyes.

C hildren yet, the tale to hear,
E ager eye and willing ear,
L ovingly shall nestle near.

I n a Wonderland they lie,
D reaming as the days go by,
D reaming as the summers die:

E ver drifting down the stream—
L ingering in the golden gleam—
L ife, what is it but a dream?

Из примечаний к интерактивной образовательной программе «Зазеркалье» (Изд-во «Комтех», 1998):

131 — В заключительном стихотворении, написанном в форме акростиха (прочтите имя, составленное первыми буквами строк!) автор вспоминает лодочную прогулку с Алисой Лидделл и двумя ее сестрами, во время которой он впервые рассказал им «Алису в Стране Чудес».

____________________________________________________

А х, какой был яркий день!
Л одка, солнце, блеск и тень,
И везде цвела сирень.

С естры слушают рассказ,
А река уносит нас.
П леск волны, сиянье глаз.

Л етний день, увы, далек.
Э хо смолкло. Свет поблек.
З имний ветер так жесток.

Н о из глубины времен
С ветлый возникает сон,
Л егкий выплывает челн.

И опять я сердцем с ней
Д евочкой ушедших дней,
Д авней радостью моей.

Е сли мир подлунный сам
Л ишь во сне явился нам.
Л юди, как не верить снам?

Из примечаний М. Гарднера:

92 — В этом заключительном стихотворении, одном из лучших поэтических произведений Кэрролла, он вспоминает лодочную прогулка с тремя девочками Лидделл, когда он впервые рассказал «Алису в Стране чудес». В нем далеким отзвуком звучат темы зимы и смерти из стихотворного вступления к «Зазеркалью». Это песня Белого Рыцаря, вспоминающего Алису до того, как она отвернулась и побежала вниз по холму, глядя вперед ясными глазами, чтобы перепрыгнуть через последний ручей и стать взрослой женщиной. Стихотворение написано в форме акростиха: из первых букв каждой строки складывается имя — Алиса Плэзнс Лидделл.

Из статьи Н. Демуровой «О переводе сказок Кэрролла»
(М., «Наука», Главная редакция физико-математической литературы, 1991):

В переводе Д. Орловской из первых букв стихотворных строк возникает имя, столь много значившее для Кэрролла. Поставив перед собой нелегкую задачу сохранить форму акростиха, Д. Орловская сознательно пошла на некоторую потерю «информации», вписывая в избранный Кэрроллом метр более, длинные, по сравнению с английскими, русские слова. И все же, несмотря на это, перевод Д. Орловской удивительно верно передает подлинник. Перечитайте его в конце настоящего издания — и перед вами зазвучит кэрролловский прощальный аккорд.

____________________________________________________

Лодка под солнечным небом,
Медленно движется вперед, словно во сне
Одним июльским вечером,

Трое детей, что прильнули рядом,
Горящие глаза и ушки на макушке,
Желали услышать простой рассказ.

Давно померкло солнечное небо,
Эхо затихло и воспоминания умерли,
Осенние морозы убили июль.

По-прежнему она преследует меня, подобно видению,
Алиса, идущая под небесами,
Никогда больше не увиденная недремлющими очами.

Пока еще дети, чтобы услышать рассказ
С горящими глазами и ушками на макушке),
Нежно устроятся рядом.

В Стране Чудес они находятся;,
Грезя, пока дни проходят,
Грезя, пока лето /за летом/, уходит.

Вечно плывя вниз no течению —
Медленно двигаясь в золотистых лучах…
Что такое жизнь — всего лишь сон?

ПРИМЕЧАНИЯ:

25 — Оригинальное стихотворение написано в виде акростиха — первые буквы каждой строчки образуют полное имя — Alice Pleasance Liddell.

____________________________________________________

Июльский вечер на реке…
Скользим мы в легком челноке…
Горят заката краски.

Как любо детям, вижу я,
Внимать, дыханье затая,
Словам волшебной сказки.

Закат тот отсиял давно,
Все отзвучало, все темно,
Июль убит морозом…

Но часто вижу я тайком
Алису в странном мире том,
Доступном только грезам.

И вновь мы по реке скользим…
И вновь вниманьем молодым
Зажглись детишек глазки…

Они готовы — вижу я —
Внимать, дыханье затая,
Словам волшебной сказки.

Мы все в Стране Чудес живем —
В мечтах, в прекрасном сне своем…
Дни гаснут: вянет лето…

Мы ж все плывем в потоке том,
В сияньи медля золотом…
Но жизнь — не сон ли это?

____________________________________________________

Мерцает на солнце речная гладь,
Июльский закат не спешит настать,
Лодка скользит, а куда — как знать?

А в лодке три девочки, три сестры,
Ярко горят глаза детворы,
Юность — во власти сказки-игры.

Не возвратить нам тех вечеров,
А память о них заглушить готов
Яростный шум ноябрьских ветров.

Алиса! Но ты приходишь ко мне
Легким видением по стране
Иной, существующей лишь во сне.

Смолкают в детской спор и игра,
Алеет камин, пред ним — детвора.
Любимой сказке войти пора.

И дети снова в Стране Чудес,
Дивный дремучий над ними лес,
Дивное солнце с дивных небес.

Если не сказка — то, жизнь, что ж ты?
Лазурные реки твои чисты,
Льются они в Страну Мечты.

____________________________________________________

А помнишь, как по синей воде
Легкую лодочку ветер гонит?
Июльский вечер. Покой везде.

Слушают дети. И солнце тонет:
Алый круг еще над рекой.
Памяти этой время не тронет.

Льдом и ветром, злом и тоской,
Едким снегом и тусклым светом
Зима покрыла июльский покой…

А память — она не рассталась с летом.
Но нет, я найду Алису! А где?
Сказка не может кончаться на этом.

Легкая лодка на синей воде.
Июльский вечер. Солнце садится:
Длинный луч скользит по гряде.

Да разве все это небылица?
Есть ли Алиса? Была ли она?
Легко ли поверить, что детские лица —
Лишь одно дуновенье сна?

____________________________________________________

День тот июльский уплыл навсегда.
Он унесен, как речная вода.
Солнце зашло и ушло без следа.

Вижу я лодку в сплетенье теней,
Ивы, склоненные низко над ней,
Девочку в сказке волшебной моей.

Алые листья осенней поры.
Нету ни сказки, ни милой игры.
Или и не было летней жары?

Я вспоминаю, и память жива.
Ах, как бессильны любые слова!
Личико славное помню едва.

Имя я слышу. Во сне? Наяву?
Словно я прошлое снова зову:
Алиса! Алиса! Ау.

____________________________________________________

(A) Ах, все снится вечер тот!
(L) Лето, лодочка плывет
(I) И пылает небосвод.

(C) Сочинять мне не с руки
(E) Ералаш и пустяки
(P) Под журчание реки.

(L) Лето кончилось давно,
(E) Еле помнится оно.
(A) А зима глядит в окно.

(S) Заново приснилось мне
(A) (Ах, Алиса): мы в челне…
(N) Наяву или во сне.

(C) Снова сказка… смех детей…
(E) Есть ведь (и немало) в ней
(L) Легких шуток и затей.

(I) И опять погружены
(D) Дети в грезы той страны,
(D) Дети снова видят сны…

(E) Если так, то в легкий сон
(L) Лучший мир наш погружен…
(L) Лишь бы не кончался он.

____________________________________________________

Под ясным небом лодка плывет
Легко бежит по волнам.
Детишки расселись вокруг
Их глазки горят,
И долго бледнеет закат.
Эхо исчезло и память ушла.
Осенний мороз прогоняет июль,
Но часто приходит ко мне любимая тень —
Алиса плывет в облаках.
Никто не увидит ее наяву
Только детишки услышат рассказ,
Тихо рассевшись вокруг.
В Страну Чудес
Они улетают во сне,
А годы летят.
Летящий стрелою поток,
Мерцающий искрами лет,
Вот что такое жизнь.
И разве она не сон?

____________________________________________________

А лодка, под солнечным небом не тая,
Лениво и сонно скользить продолжает –
Июльского полдня бессмертная тайна…

Стеснившись, сидят три ребёнка-дерзания –
Пылающи очи, добрейше внимание, –
Лаская приязнью простое сказание…

Естественным образом небо поблекло,
Затихли те отзвуки (и не навек ли?),
А стужа сменила июльское пекло,

Но грезится Алис мне в призрачной даме,
Спокойно летающей под небесами, –
Лишь въявь не узримая мною да вами.

И всё путешествуют в Чудной земле
Детишки, мечтая зимой о тепле,
Детишки, сновидя чреду знойных лет.

Единство, несомое током времён…
Лениво скользящее в золоте волн…
Любезная жизнь – что она, как не сон?

____________________________________________________

А лодку под летним небом
Ласково река уносит
Июньским вечером теплым.

Сидя на лавке, детишки
Ангелы, да и только,
Просят: расскажи сказку.

Летнее небо поблекло,
Эхо и память померкли,
Зной сменился морозом.

Но все еще пленяет
Слабая тень в поднебесье,
Легкая как паутинка.

И дети все требуют сказку,
Демоны, да и только.
Давай им сказку — и все тут.

Еле движется лодка,
Льется свет золотистый.
Лето — лишь сон невозвратный.

____________________________________________________

Лодка под солнечным небом

Под солнцем июльским ясным
Мечтательно средь небес
Колышется лодка фантазий,
Плывет в загадочный лес.

Осень краски лета сметает.
Гаснет эхо, скатившись с гор,
Воспоминания тают
И летят в морозный простор.

А в лодке небесной Алиса
Все машет и смотрит на нас.
Но обманчивый этот призрак
Уйдет от проснувшихся глаз.

Дети рады сказку послушать,
В доме тихо, дверь – на засов.
Блеск в глазах, наготове уши.
Время сказок, и время снов.

Они снова в лодке фантазий,
Они снова в Стране чудес,
Под солнцем июльским ясным,
Под зимним светом небес.

Сказка им не дает покоя,
Их уносит поток золотой.
А что наша жизнь такое,
Если не лодка с мечтой?

Лодка под солнечным небом

Алеет под солнцем ясным,
Летит, как на парусах,
И тает лодка фантазий
Светлым облаком в небесах.

А осень краски сметает,
Гаснет эхо, скатившись с гор,
Льются звуки, слова, и тают,
И в морозный летят простор.

Дети рады сказку послушать,
Дом замолк, тишина вокруг.
Если тихо, готовы уши
Ловить каждый новый звук.

Дети снова в лодке фантазий
Уплывают в Страну Чудес
И под солнцем июльским ясным,
И под зимним светом небес.

Сказка им не дает покоя,
Их уносит поток золотой.
А что наша жизнь такое,
Если не лодка с мечтой?

____________________________________________________

Перевод Mariya (2015):
http://new.stihi.ru/avtor/nukkk

Лодка медленно плывет,
Солнце с неба свет свой льет,
Вечер с холодом грядет.

(Трое в лодке, как в гнезде,
Деткам радостно везде,
Ждут рассказов о мечте.)

Детки, сядьте потесней,
Вместе слушать веселей
Чудо-сказку для детей.

Летний день к концу пришел,
Прошлым дням черту подвел,
Холод осени вошел…

О, Алиса, ты со мной,
В небе призрак дорогой,
Стала ты моей судьбой.

Дети, слушая рассказ,
Не спускайте с неба глаз,
В Зазеркалье все для вас.

Вы пришли в страну чудес,
Дни, как сон, летят с небес,
Тают словно солнца блеск,

И уходят навсегда,
День за днем бегут года.
Жизнь разве не мечта?

____________________________________________________

Перевод Бэкки Шарп (2016):
http://www.stihi.ru/avtor/stephany1

Лодочка скользит лениво,
Плеск весла, склонились ивы,
Тает день неторопливый.

Три сестрицы вечерком
Жадно слушают рядком, —
Сказка льётся ручейком…

Небо меркнет, гаснут звуки,
Осень ледяные руки
Тянет к летней милой скуке.

Сёстры навостряют уши
И садятся в круг послушно, —
Затаив дыханье, слушать.

И в страну чудес тотчас
Переносит сказка нас
В предзакатный сонный час.

В небе звёздном смутно мнится
Сказочной мечтой Алиса…
А Алисе сказка снится.

Пусть скользит, как лёгкий чёлн,
С летним солнцем в унисон
Жизнь… что это, как не сон?

____________________________________________________

Алый ялик в небесах,
Летний вечер на часах
И мечты о чудесах.

Сказку просят три сестры.
Ах, скромны и нехитры
Просьбы милой детворы!

Лета памятного след
Еле виден на просвет:
Заперт след под толщей лет.

Ан — спешит на помощь сон,
Не Алисою ли он
С того берега внушен:

Лодка, вечер, тишина
И Волшебная страна…
Далека теперь она.

Дальше — только небосклон:
Это лето помнит он.
Легче, легче ход времен,

Легче… жизнь — всего лишь сон!

____________________________________________________

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА:

Я не переводил вступительного стиха, потому что Набоков тоже не переводил вступительного стиха к первой сказке (мне показалось, что это будет забавно). А последнего стиха, который является акростихом, я не переводил, потому что мне там нечего шифровать. Эти два стиха очень личные и связаны с английской жизнью Кэрролла, а у меня все же адаптация, как и у Набокова. У Ани-то прототипов не было, в отличие от Алисы.

____________________________________________________

Під ясним шатром небес
Поміж тихих, сонних плес
Човен плив у край чудес.

А в тім човні малюки
Наслухали залюбки,
Як казали їм казки.

Літо сонячне пройшло.
Небо млою затягло,
Що було, те загуло.

Та ввижається мені
Знов Аліса вдалині,
В задзеркальнІй стороні,

І цікаві малюки
Наслухають залюбки.
Як їм кажуться казки.

У країні-дивині
Непомітно, як у сні,
Проминають ночі й дні.

Ніби човен чи порон
В золотий пливе затон
І життя, неначе сон…

____________________________________________________

Ах, та синява небес*!
Літо, човен, тиша плес,
І довкола квітне без.

Слухать раді малюки
Аж до вечора казки
Посередині ріки…

Літній день, гай-гай, погас,
Ех, літа… Невпинний час!
Зимний вітер студить нас.

Ні, наснився знов мені
Сон: Аліса вдалині,
Лицар, сонце і пісні.

І я, сповнений життя,
Дні мої, як в сні, летять,
Дні, мов хвилі забуття.

Ех, той човен десь там он
Лине в золотий затон.
Леле, це життя чи сон.

Коментар:

* — У цьому заключному вірші — одному з найкращих поетичних творів Керрола, йдеться про прогулянку на човнах із трьома сестрами Ліддел, коли він уперше розповів «Алісу в краю чудес». У вірші далеким відгомоном звучить тема зими й смерті із віршованого вступу до «Задзеркалля». Ця пісня Білого Лицаря, який пригадує Алісу до того, як вона відвернулася і збігла з берега вниз, дивлячись уперед ясними очима, щоб перестрибнути через останній струмок і стати дорослою жінкою. Вірш написано у формі акровірша: із перших літер кожного рядка складається ім’я — Аліса Плезнс Ліддел (Liddell).

____________________________________________________

Ех, ті хвилі золоті!
Лине човник, наче тінь,
Іскри грають на воді.

Славних трійко щебетух —
Погляд щирий, спраглий слух —
Ловлять казочку до вух.

Ех, давно той день минув,
Зимний вітер згадки здув.
Ей, ви де? Ніхто не чув…

Ночі тануть, плинуть дні:
Сни, і тільки сни одні,
Липень той несуть мені.

І у кожному із них
Добрий взір очей твоїх
Диво шле мені крізь сніг.

Ех, немає вороття…
Липень щез, роки летять…
Лише сон — усе життя [14] .

ПРИМІТКИ ПЕРЕКЛАДАЧА:

14 — У цьому акровірші зашифровано ім’я Керроллової натхненниці: перші літери рядків складаються в слова «Еліс Плезенс Лідделл» — повне ім’я Аліси.

____________________________________________________

Апоўдзень, спёка, летні дзень,
Ляціць чаўнок па хвалях.
І хай ужо стаміўся я,
Суполка шумная мая
Аповесці жадае.

Прайшло то лета назаўжды,
Лістота залатая
Эфектнай коўдраю сваёй
Зямлю пазасцілае.
Эфіры зноўку нас нясуць
На сустрач з мрояй. Цудакут
Спадканне прызначае.

Лісты дзіця гартае, ды
Ізноў струмені слоў
Да Цудакута паняслі.
Эмоцыі з усёй Зямлі
Лунаюць між радкоў.

____________________________________________________

Источник