Солнце мёртвых Шмелёва Ивана
Что это, какой жанр? Роман? Повесть? Нет, это просто реквием, реквием по ушедшей России, написанный очень буднично. А эта нищенская жизнь и есть будни. Да, это только будни, будни советской России. Шмелёв не описывает батальных сцен. Это просто мелочи жизни, мелочи послереволюционной жизни, когда люди не живут, а существуют, хотя и идут к коммунизму.
Но к коммунизму идёт держава, а тут маленький городок Крыма, где человека заботит не сияющая даль, а сегодняшнее голодное утро, день, вечер. В общем, сутки, такие сутки, когда человек не думает ни о чём другом, кроме хлеба, которого нигде не найти. Книга Шмелёва настолько тяжёлая, что действительно её трудно читать. И дело не в стиле, дело в сути описываемого, в сути картин той жизни. А стиль великолепен.
Конечно, я, как я всякий советский человек, никогда ничего не слышал о таком великом писателе как Иван Шмелёв. Что тут мудрёного? Запрещённый советской властью писатель. Где же мне про него было узнать из-за нашего железного занавеса.
Но вот теперь прочитал. И странные ассоциации возникали при чтении произведения Ивана Шмелёва.
Начинается книга с описания курочек писателя. Голодные курочки, их писателю даже прокормить невозможно. А их всего то шесть. Плюс павлин и индюшка. И все эти птицы питаются где попало. Захаживают на пшеничное поле, которое засеяли греки. Конечно, греки недовольны, ругаются с писателем. Их понять можно. Но я не думал о психологии греков, когда читал про курочек писателя. Я думал о том, что бы случилось со Шмелёвым, зайди его курочки на колхозное поле? Я просто вспомнил про закон о «пяти колосках», когда в нашей стране людей приговаривали к заключению на длительные сроки в концлагерь за несколько зернышек, украденных с поля. У меня, например, мать посадили в 1949 году на десять лет за то, что она подбирала на переправе использованные билеты и вновь их продавала.
А греки только пошумели.
А описание коровы Тамарки – худой, голодной.
Странным образом я сразу подумал о наших колхозных коровах. Хотя сам житель городской, но в колхозах бывать приходилось то на уборке, то на севе. Всех посылали помогать колхозникам. Помню, конечно, и колхозных коров. Узники концлагеря выглядели так же, как колхозные коровы. А коровники? Иллюстрация к подвигам Геракла, где говорится про Авгеевы конюшни. А ведь это был уже «развитой социализм».
Но вернёмся к книге Шмелёва.
Вот вновь будничная сцена. Пьяный красноармеец везёт для своего начальства ведро вина. Остался в городке ещё не полностью разграбленный винный погреб.
Но меня не состояние красноармейца привлекло, а его развлечение. Человек от скуки палит из винтовки по целым, ещё не выбитым революцией стёклам в домах. А ведь это уже двадцать первый год, когда Крым полностью освобождён от белогвардейцев и всё уже вокруг народное. Давно всё народное. Но красноармейцу наплевать, ему захотелось потешить свою душу и он уверен в своей безнаказанности. Мы в детстве из рогаток по окнам не стреляли не потому, что боялись наказания, а потому, что столь дикий поступок нам, детям и в голову не приходил.
А вот женщина, которая продаёт всякую мелочёвку, чтобы детей накормить: ложечки, юбки. Но я не на деятельность женщины обратил внимание, а на её страх. У женщины отобрали всё, буквально всё. А теперь она боится, что отберут и последнее: коврик, платок и, самое главное, полфунта соли.
Что, не поверите свидетелю писателю с мировым именем Ивану Шмелёву? Тогда вспомните роман Фурманова «Чапаев». Там есть сцена, когда красноармеец тащит из разграбленного дома детские пелёнки. Что это значит? А то значит, что уже в доме и брать более нечего, всё растащили. А теперь и грудного младенца без пелёнок защитничек народа оставил. А пеленки можно выменять в обозе красноармейском или у местных жителей, только что так безжалостно ограбленных. В обозе, за славной Чапаевской дивизией, как и за любой другой красной частью, следует целый табор из женщин. Есть и дети в этом обозе. Интересно, думал про детишек гуманист Ленин, когда приказывал расстреливать обозных женщин?
Так что, как видим, можно верить великому писателю Шмелёву, которого советская власть засекретила для советских людей почище любого учёного атомщика.
Советская власть боится всего. Люди при советской власти тоже испытывают постоянный страх. Испытывали страх и в 21 году.
Страх присутствует везде. Страх даже в повседневных бытовых разговорах, а ещё голод. Говорят люди о тех, кто есть кошек, собак. Но, читая книгу, я думаю не о несчастных животных, а о том, что в нашем славном СССР собачек и кошек в просторечье прозывали «гуляш». Я вспоминаю начало девяностых годов, когда на стройке были съедены киргизами все щенки у местной собаки. Пять щенков, красивых, славных бутузов. А ели собачек и в шестидесятых и в семидесятых. В общем, значение слова «гуляш» как бегающей живности не искоренила даже эпоха развитого социализма.
Читая книгу, обращаю внимание и на страх самого автора, как бы не отобрали излишки. Положено иметь всего пять кур на дворе, а у Шмелёва их шесть. Могут и наказать.
«Они все могут! Не могу осмыслить. Я ничего не могу, а они все могут! Все у меня взять могут, посадить в подвал могут, убить могут!»
Всемогущество пролетариата. Отбирают всё, даже портянки. Про вставную челюсть старика и говорить не приходится, ведь эта челюсть в то время имела золотую пластинку.
Недаром автор утверждает, что от комиссара пахнет кровью. Впрочем, не только Шмелёв это заметил. То, что от красноармейцев пахнет кровью, заметил ещё и Бабель в своей знаменитой «Конармии».
От комиссара пахнет кровью, несмотря на то, что тот одет с иголочки, хотя все вокруг в лохмотьях.
То, что комиссары одевались во всё лучшее, это и по всем советским фильмам можно понять. Кожанки так же неотделимы от комиссаров, как чёрные плащи от СС. Партийные начальнички ходят в собольих шапках и шубах из дорого меха.
Но вернёмся к психологии. Интересная вещь ассоциации. Вот Шмелёв в своей книге почему-то вспомнил про чикагские бойни.
«Не знаю, сколько убивают на чикагских бойнях. Тут дело было проще: убивали и зарывали. А то и совсем просто: заваливали овраги. А то и совсем просто-просто: выкидывали в море. По воле людей, которые открыли тайну: сделать человечество счастливым. Для этого надо начинать — с человечьих
Боен».
Да, странная вещь ассоциации. У меня вот, после следующих строчек, тоже возникли некоторые ассоциации. Вот эти строки из реквиема Шмелёва.
«В зимнее дождливое утро, когда солнце завалили тучи, в подвалы
Крыма свалены были десятки тысяч человеческих жизней и дожидались своего убийства. А над ними пили и спали те, что убивать ходят. А на столах пачки листков лежали, на которых к ночи ставили красную букву. одну роковую букву. С этой буквы пишутся два дорогих слова: Родина и Россия. «Расход» и
«Расстрел» — тоже начинаются с этой буквы. Ни Родины, ни России не знали те, что убивать ходят. Теперь ясно».
И вспомнил я, что немцы в концлагерях тоже ставили одну букву «К», на личных делах людей подлежащих уничтожению. «К», от немецкого слова «кугель», что значит «пуля». Буквы разные, а смысл один.
Разумеется, не всё так мрачно в книге Шмелёва о жизни приморского городка. Есть и забавные случаи. Например, когда к автору приходят описывать книги, а у него их нет на даче, вернее есть лишь библия и его, лично им написанные тома. И автор даёт расписку, что будет беречь эти книги. Это его то личные труды! Ну, как тут не посмеяться. Хотя автор и не смеётся. Не видит в этом ничего смешного, совсем от голода потерял чувство юмора человек.
Да потеряешь тут, когда вот такие картины видишь.
— А сейчас иду по бугорочку, у пристава дачи, лошадь-то зимой пала. гляжу — мальчишки. Чего такое с костями делают? Гляжу. лежат на брюхе, копыто гложут! грызут-урчат. Жуть взяла. чисто собачонки.
А я, прочитав эту сценку, почему то вспомнил советский фильм «Семнадцать мгновений весны», ту сцену, где еврею в концлагере делают инъекцию и он, теряя рассудок, начинает есть траву. Но здесь, на побережье Чёрного моря, мальчишкам не делают инъекции, но они ведут себя так же, как тот несчастный из знаменитого фильма о разведчиках.
А вот другая картина. Историк с мировым именем, помирающий тоже с голоду, которого советская власть облагодетельствовала и выписала ему пенсию воробьиную – фунт хлеба на месяц.
Когда я прочитал про эту издёвку, то сразу подумал и о наших советских пенсиях. В деревнях колхозники стали получать пенсии лишь в середине шестидесятых годов. Была она, разумеется, тоже воробьиная – десять, в лучшем случае двадцать рублей.
Да у нас и сейчас по традиции пенсии мизерные. Знаю, потому как сам пенсионер.
Хотя, чего тому учёному историку было плакаться, ведь не расстреляли же, а вполне могли, как другого старичка. Древний был, и вот пошёл на базар, одев свою шинель генеральскую. Раньше ведь все гражданские получали и чины. У Ленина папа, например, тоже был генерал. Так вот, этого старичка древнего просто за то, что носил свою шинель, а другого уже и не было ничего у человека, взяли и расстреляли. «За дело взяли: не ходи за помидорчиками в шинели».
Вот сколько интересных историй рассказывает автор, не просто автор, а свидетель преступлений красной армии, советской власти против своего народа. Всех историй и не проанализируешь в короткой заметке.
Вот есть такая история, очень интересная. Плачется женщина, что ей за красивое ожерелье предлагают всего три пайки хлеба. Покупатель всё обосновывает логически. Это не просто три пайки, это три дня жизни. А ему с этим ожерельем ехать в Ялту надо будет. А чтобы проехать в Ялту, надо дать взятку немалую чинам советским на пропуск соответствующий. Да ведь ещё есть риск быть ограбленным в дороге. Куда женщине деваться? Продаёт и за три хлебные суррогатные пайки. Хотя в дореволюционные времена на это ожерелье можно было купить хлеба, отличного хлеба на целых восемь лет пропитания.
Но я не на это внимания обратил, прочитав про несчастную. Я вспомнил одного украинского политика, который, характеризуя прекрасную жизнь в стране, считал, сколько можно на среднюю зарплату купить хлеба. Идиотизм советский. А как можно определить тенденцию переводить зарплату в количество буханок хлеба? Советская арифметика на все времена. Тут не скажешь про времена и нравы.
А Шмелёв говорит и про нравы. Рассказывает буднично, как пьяные матросы схватили мальчишку юнкера, вернувшегося из немецкого плена, больного мальчишку. Привязали его к столбу и сделали из него простую мишень. Приз – гетры.
А ведь это не единичный случай, рассказанный свидетелем Шмелёвым, автором с мировым именем.
Вот, к примеру, такая история.
«курокрад недавний и словоблуд, комиссар лесов и дорог округи, вошел ночью к работнице погибавшей фермы и недававшуюся заколол штыком в сердце. Нашли свою мать со штыком проснувшиеся с зарею дети. Пели по ней панихиду бабы, кричали при белом свете с обиды за трудовую сестру свою,
требовали к суду убийцу. Ответили бабам — пулеметом. Ушел от суда вихлястый курокрад Гришка — комиссарить дальше».
Зато мы и сегодня крутим советские фильмы, где комиссары просто ангелы, готовые за народ жизнь отдать.
Одно лицемерие и ложь, раздутые до вселенских размеров. А Шмелёв просто и буднично рассказывает. Например, про дефицит.
Пошёл рабочий человек в больницу.
«Сказала ему больница:
— Это же не болезнь, когда человек с голоду помирает. Вас таких полон город, а у нас и сурьезным больным пайка не полагается.
Сказал больнице Кулеш: — Та тэперь вже усенародная больница! Та як же бачили, шо. усе тэперь бу-дэ. бачили, шо.
Посмеялась ему больница:
— Бачили да. пробачили! Полный пролетарский дефицит. Кто желает теперь лечиться, пусть и лекарства себе приносит, и харчи должен припасти, и паек доктору. Не могут голодные доктора лечить! И солому припасти нужно, все тюфяки порастаскали».
Вот как буднично. Вернулся рабочий домой и помер возле своего дома.
Вообще будничного много в книге. Буднично красноармейцы убивают за то старуху, что портрет своего мужа военного не спрятала, а поставила на видное место.
Да мало ли за что убивали. Разве так уж необходимы причины для ЧК?
У автора и главы часто говорят о смерти: «Конец павлина», Конец Бубика», Конец доктора», «Конец Тамарки».
Да, Бубик это козёл, не человек. Тамарка это корова. Но дело то в том, что за каждой смертью животного стоит и трагедия людей, которым со смертью животных остаётся просто помирать с голоду.
А массовая смерть огромного табуна, оставленного белыми после ухода из Крыма.
Тут стихотворение Туроверова, про смерть единственной лошади, которая плыла за кораблём и то читать тяжело. А тут огромный табун. Эти кони умирают не в океане, после того как корабль пущен на дно. Нет, эти кони умирают от голода. Но никто их не берёт к себе, хотя животные и просятся к людям. Население боится брать коней. Как бы не было репрессий от властей. Да, умирают с голоду кони, но люди не режут коней. Боятся. А просто брать коней не имеет смысла, потому что нечем кормить.
Людей понять можно. Но вот как понять советскую власть, которая спокойно наблюдает за гибелью населения, гибелью от голода и даже не делает попыток накормить население кониной. Так всё поголовье и умирает от голода. А рядом умирают люди.
Что же удивляться тому, что и СССР пришёл конец. С такой властью это обыкновенная закономерность. Доживи Иван Шмелёв до
этого времени, он бы наверняка приписал к своей книге ещё одну главу под названием «Конец империи советов».
Возможно, это была бы самая весёлая глава.
Источник
СЛАВЯНСКОЕ НОВОЯЗЫЧЕСТВО
творческая лаборатория
Хорс—«Солнце мертвых»
Изслѣдованiя въ области индоевропѣйскаго синкрѣтизма
«Когда отец испускает себя в виде семени в лоно, на самом деле это Солнце испускает себя в виде семени в лоно».
«Джайминья-упанишада-брахмана». III, 10, 4.
Солнце—это поистине источник жизни и податель неиссякаемого блага. Каждое утро мы с трепетом и волнением ожидаем его появление, ибо с появление Солнца всё преображается, насыщается красками и оживает; напротив, с заходом Солнца блекнут краски, цепенеет природа в своей немощи, всё умирает и погружается во мрак. Вспоминаются в этом случае слова митраполита Кирилла о смерти Александра Невского: «Чада моя, разумѣйте, яко уже заиде солнце земли Суздальской!» (Воинские повести Древней Руси (стр.127), или же те волнительные слова, которые скажет после смерти Пушкина А.С., Жуковский В.А.:«Солнце русской поэзии закатилось». По-видимому, справедливы слова Жуковского В.А., ибо с солнечной символикой у славян было связано не только начало, но и конец человеческой жизни. Об этом красноречиво говорят народные причитания, которые сохранили архаичный пласт языческого мироощущения: «Красно солнышко Укатается за горы толкучіе, За лѣса дремучіе, Въ водушки глубокіе» ( Барсов Е.В. Причитания Северного края. Т.1.,(стр.12), «Зашло мое солнечко красное», — причитает мать на могиле дочери. Подобное отождествление умершего с заходящим солнцем, встречается и в одном сербском причитании: «Мой Дамляне, Мое ярко сунце! Лепо ти ме бвше обасяло, Аль ми брже за горницу задѣ». (Соболев А.Н. Загробный мир…(стр.27). Несомненно, что подобные представления складывались глубине тысячелетий, что подтверждается археологическими данными. Так, например, археологами установлено, что в захоронениях неандертальцев трупы обычно были расположены по линии восток-запад, т.е. ориентированы по солнцу. Аналогичную особенность у славян, в своё время отмечал Нидерле Л.: «…обычно славяне клали покойников ногами на восток, а головой на запад, чтобы лицо умершего было всегда обращено к восходящему солнцу». Следует заметить, что у большинства народов мира царства мёртвых локализуется в стороне заходящего солнца—на западе. Так, Соболев А.Н. в своём исследовании «Загробный мир по древнерусским представлениям» (стр.27) пишет: «…тамъ гдѣ умирало солнцѣ, гдѣ оно скрывалось, и лежитъ та невѣдомая страна, обитель, которая ожидаетъ его самаго по смерти и куда прежде отошли его отцы». Однако этот вопрос, более подробно был рассмотрен в главе «О предпочтительной стороне света», сего исследования; поэтому нет абсолютной необходимости возвращаться к обильному цитированию и повторению. Впрочем, более целесообразно рассмотреть комплекс мифологических представлений, которые связывают Солнце с хтонической сферой.
Так, известно, что крестьяне на Руси вплоть до XIX в. говорили, что Солнце вечером «уходит в другой свет», «солнце погружается в море, а утром встаёт из океана». Галицкие русины, описывали данный процесс аналогичным образом: «Солнцѣ ся въ морѣ купае», т.е. «солнце спочило». (Фаминцын А.С. Божества древних славян (стр.161). Чрезвычайно схожие представления бытовали у украинцев: «Проведя ночь в подземных чертогах, утром солнце начинает подниматься по блакиту, причём ему пособляют демоны, живущие в морях; не одна тысяча куцанiв (чертей безхвостых) погибает от солнечного жару прежде, чем солнце наконец взойдёт». ( Десятын Г. Украинский Гелиос. Киевская старина. Т.4. стр.179). Об этом же поётся в одной латышской песне: «Когда солнце склоняется вечеромъ, оно ложится въ золотую лодочку; когда солнце всходитъ утромъ, лодка остаётся, качаясь на морѣ» или «Кто видѣлъ, кто говорилъ, что солнышко спитъ по ночамъ? Днёмъ оно бродитъ по зелёной рощѣ, а ночью по морскимъ волнамъ». (Соколов М.Е. Старорусские солнечные боги и богини (стр.74-75). Интересные сведения содержатся в Сборнике XVI в. —«Сказания о великом Куре», принадлежащий к отречённым сочинениям богомилов: «…Солнцѣ же течеть по въздоухоу въ день, а нощью по окіяноу низко летить неомочаея но тъкмо трижды омывается въ окіяне глаголетъ писаніе». (Никитин А.Л. Хтонические мотивы в легенде о Всеславе полоцком (стр.39). Аналогичные представления сохранились у ингушей. Так, в одном ингушском космогоническом мифе, говорится, что «Солнце утром выходит из моря и вечером вновь в него погружается; когда оно поднимается на горизонт, то от него отделяется что-то чёрное; это, говорит народ, море сливается с солнцем». (Акиева П. Рождение. Свадьба. Смерть. (стр.199-200). Об архаичности сих представлений, свидетельствует один небольшой космогонический текст «Ригведы» X.72.7, где говорится о рождении Солнца:
Когда, о боги, как Яти,
Вы сделали набухшими (все) миры,
То спрятанное в море
Солнце вы извлекли наружу.
Как видно из примеров, в индоевропейской мифологии довольно ясно отражено представление о том, что область загробного мира находится где-то на западе, за морем. Поэтому в этот потусторонний мир мрака, находящийся «за морем», на западе, уходили не только души умерших, но и Солнце. Эти представления привели к возникновению таких погребальных обрядов, как захоронение в лодке, отправляемой в открытое море, или погребение с лодкой, или сооружение надгробия в виде лодки. (Голан А. Миф и символ (стр.51).
Добавлю, что в славянской культуре «подземное» и «водное» пространство, семантически тождественны друг другу—образуя некий всеобщий локус хтоничности. Стихии воды и земли в архаичном сознании были связаны с женским естеством, с их способностью создавать жизнь, тем самым нести, как благодать, так и потенциальную опасность. Последняя выражалась в связи женского образа с нижним, тёмным, земным, рождающим, а, следовательно, нечистым, негативным в контексте открывающих границ между этим и потусторонним миром. ( Арнольд ван Геннеп. Обряды перехода (стр.17). Поэтому Солнце совершая свой ночной путь в водах подземного мира, или вернее сказать, его схождение на закате в царство мёртвых, наделяет Солнце хтоническими чертами. Более того, на некоторую хтоничную природу Солнца, вполне справедливо указал Элиаде М., ссылаясь на один из гимнов «Ригведы»: «Солнце изначально было «безногим» и получило от Варуны «ноги, чтобы ходить». Солнце — жрец-асура всех богов-дева». (Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения (стр.109). Однако говорить о полной хтоничности Солнца было бы несправедливо; оно как и многие божества индоевропейцев амбивалентно. Уже в гимнах «Ригведы» I.115.5., говорится о двух аспектах Солнца: «сияющем и черном», при этом амбивалентность солнечного божества в индийской традиции, как и во многих других, связана с противопоставлением дня и ночи, света и тьмы, Митры и Варуны, глазом которых является Сурья в цитируемом ниже гимне «Ригведы»: дневной путь солнца — сфера Митры, ночной — Варуны: («Ригведа». Мандалы I–IV. стр. 140, коммент. на стр. 611)
Сурья принимает этот цвет Митры (и) Варуны,
Чтобы быть видимым в лоне неба.
Бесконечно светла одна его сторона,
Другую, черную, собирают (его) кобылицы.
Далее, в «Ригведе» X.37.3.:
Испокон веков безбожник не может восторжествовать над тобой,
Когда ты едешь на колеснице с крылатыми конями.
Одна (твоя сторона), обращенная к востоку, вращается по темному пространству;
Благодаря другой ты восходишь со (своим) светом.
В сущности, индоевропейской мифологии довольно хорошо известна связь коня и солнца. Так, в гимне «Ригведы» I.163.2., говорится:
Его, подаренного Ямой, запряг Трита.
Индра впервые сел на него верхом.
Гандхарва схватил его поводья.
Из солнца вытесали вы коня, о бога.
Более того, в Ведах солнце (Surya) представляется в образе человека, стоящего на золотой, блестящей колеснице, которые влекут по воздушному пространству две, семь или десять крылатых кобылиц. При этом, что важно отметить—этим именам присваивались эпитеты, которые соответствовали определённым фазам дня; haritas (белый), aruschis (гнедой) и т.д.
Подобный образ двух коней, влекущих солнцеву колесницу встречается в «Старшей Эдде», в песне Вафтруднира. Могучий Один, приняв вид странника, приходит в жилище великана Вафтруднира и состязается с ним в мудрости. Они задают друг другу загадки мифологического содержания; так, великан спрашивает Одина: «как зовут жеребца, который приносит день человеческому роду?» Один: «его зовут Светлогривым (Skinfaxi); он приносит с собой блестящий день человеческому роду и почитается самым лучшим конём на свете; грива его беспрестанно сверкает». Вафтруднир: «как зовут коня, который приносит ночь благим владыкам?». Один: «его зовут Инеегривым (Hrimfaxi); он приносит с собой ночь благим владыкам; пену с удил роняет на долы росой на рассвете». Аналогичный образ зафиксирован и русской волшебной сказке: «Идёт она и дрожит. Вдруг скачет мимо неё всадник; сам белый, одет в белом, конь под ним белый и сбруя на коне белая—на дворе стало рассевать. Идёт она дальше, как скачет другой всадник; сам красный, одет в красном и на красном коне—встало всходить солнце». Целый день провела девица в дороге; пока добралась до избушки бабы-яги, смотрит: «едет всадник сам чёрный, одет во всем чёрном и на чёрном коне; подскакал к воротам и исчез, как сквозь землю провалился—настала ночь». Спрашивает девица у яги, кто такой белый всадник? И слышит ответ: это—день ясный! Спрашивает о красном и чёрном всаднике—и узнаёт, что первый—солнце ясное, а последний—ночь тёмная». (Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. (Т.I. стр.304-305). Об этом же говорится в одной словацкой сказке о коне с солнцем во лбу: где вели коня, от него разливался такой свет, как будто бы стоял прекрасный день; а там, откуда он удалялся, все погружалось в густой мрак. (Фаминцын А.С. Божества древних славян (стр.251). Весьма примечательно, что в ранней авестийской форме зафиксирован персонаж, который носит имя—«Сияваршана», что означает «чёрный жеребец». По этому поводу Рапопорт Ю.А. констатирует: «Я не исключаю и того, что образы Митры и Сиявуша в древней среднеазиатской мифологии могли тесно соприкасаться. Напомню, что ведийской религии Митре сопутствовал его двойник —Варуна. Солнце—око их обоих, однако светом и днём владел Митра, а ночью, мраком—Варуна. Соответственно Митре посвящались светлые животные. Варуне—чёрные. Эти представления вызывают определённые ассоциации с белыми конями иранского Митры и чёрным конём Сиявуша». (Рапопорт Ю.А. Из истории религии древнего Хорезма (стр.84). К аналогичным выводам пришёл Лосев А.Ф., который утверждал, что «хорошо обоснованы сопоставления Митры с Апполоном и Сиявуша с Дионисом. В то же время известно, что образы Геллиоса, Апполона и Диониса могли сливаться друг с другом. Очень чётко эти представления выражены в «Сатурналиях» Макробия: «Солнце, когда оно находится в верхней, т.е. дневной, полусфере, называется Апполоном. Когда же оно в нижней, т.е. ночной, полусфере, —то считается Дионисом». (Лосев А.Ф. Античная мифология в её историческом развитии (стр.267). Любопытно, что с именем «Сиявуш» не только фонетически, но и мифологически связан хорошо зафиксированный обряд у горных таджиков, который носит название «сиёхшувон/сёшувон»— «выстирание», мытье, снятие черноты в третий день после похорон. Рахимов Р.Р. в своём богатом фактическим материалом исследовании «Коран и розовое пламя» (стр. 115-116), по этому поводу, пишет: «Как видно, большинство терминов, в которых описывается ритуальные очистительные действия «третьего дня», имеют основу сиёху со значением, «чернота», «темнота»; Соответственно обрядовое действие «третьего дня» могут быть интерпретированы в смысле удаление или выведение сиёхи путём выстирывания мягких вещей… » . И далее, он приводит интересный рассказ: «…Согласно рассказу, отмеченному нами в Ховалинге, смерть человека означает, что мусульманский ангел-властелин, ведающий приговорёнными к смерти мирянами, отделяет голову умирающего от тела, отчего нечистая кровь заполняет всё помещение, где эта драма происходит». В этом отношении интересны народные приметы ингушей, которые приводит Агиева Л.Т., как явный провозвестник смерти: «вой собаки, крик курицы, белая ткань, чёрный конь и т.п… ». А по поводу семантики цвета она утверждает, что «…чёрный, синий, белый цвета обладают смысловой нагрузкой и также несут в себе архитектонику смерти». (Агиева Л.Т. Этнография ингушей (стр.176). Показателен в этом отношении вещий сон, который видел древлянский князь Мал и зафиксированный в тексте «Летописца Переяславля Суздальского», где чёрные одеяла, которые дарит Ольга—символ смерти: «Князю же веселіе творящу къ браку и сонъ часто зряше Малъ князь: се бо пришедъ Олга дааше ему пръты многоценьны червены вси жемчюгомъ изсаждены и одѣяла чръны съ зелеными узоры и лоди, въ нихъ же несенымъ быти, смолны». Схожий мотив запечатлён в «Слове о полку Игореве»: «Святъславь мутенъ сонъ видѣ: въ Кіевѣ на горахъ си ночь съ вечера одевахъте мя, рече, чръною паполомою, на кроваты тисове. Чръпахуть ми синѣе вино съ трудомь смешено», как известно, сон предвещал полное поражение войск Игоря на Каяле.
Следует заметить, что у хеттов, голубой и чёрный цвет считались «ритуально нечистыми». Ряд хеттских текстов, в частности нижеследующие строки из ритуала Туннави: «Те, которые сделали его тёмным, сделали жёлтым, осквернили его». И в другом тексте: «Смотри» Я беру у него от заклятого слова (возникшую) черноту и голубизну. По причине заклятого слова он стал чёрным, стал голубым». Помимо этого, подземный мир в ряде хеттских текстов, именовался «чёрной землёй». В одном мифе, призывая божество из подземного мира, просили его отворить врата «чёрной земли».( Ардзимба В.Г. Ритуал и мифы древней Анатолии (стр.211; стр.90).
Продолжение въ файле (см. прикрепленный документ) –
Источник