Магистр дьявольского культа
Магистр дьявольского культа
В фанфике происходит война объединившихся орденов против ордена Ци Шань Вэнь, уничтожение Безночного города — резиденции клана Вэнь.
Время действия фанфика — примерно за 30 лет до начала основных событий. Вэй Ин и Сюэ Ян живут на улице, клан Вэнь процветает, нефриты клана Лань делают первые шаги на поприще заклинателей, Цзян Чэн разводит собак.
В фанфике описываются будни Орденов: обыденные дела, учеба или ночная охота, внутренняя кухня ордена или обратная сторона жизни прославленных заклинателей.
В фанфике важную для сюжета роль играет курильница благовоний, которая вызывает осознанные сновидения и позволяет попадать в чужие сны.
Сюжет фанфика сосредоточен на юных заклинателях из Гу Су Ланя, Лань Ли Цзинь или других великих орденов. Первые шаги, знакомство с миром духов или взгляд на события канона от их лица.
Время действия фанфика — древние, овеянные легендами времена, в которые были основаны великие ордена заклинателей. Живы и действуют Лань Ань, наставница Бао Шань Саньжэнь, другие исторические личности.
В фанфике происходит объединение орденов заклинателей во главе с Цзян Ченом против Старейшины И Лин, осада его логова на горе Луань Цзан и гибель Вэй У Сяня.
Персонажи фанфика действуют в современном мире, без магии.
События фанфика происходят во времена становления Вэй У Сяня на пути дьявольской культивации.
События фанфика так или иначе связаны с учебой героев в Облачных Глубинах и одновременными событиями.
События фанфика связаны с теневым миром, где основными действующими лицами являются разбойники, бродячие сказители и торговцы, артисты, куртизанки и проститутки, странствующие рыцари и заклинатели, контрабандисты и прочие сомнительные личности.
Фанфик освещает события, происходящие в период взросления юных заклинателей, произошедшие до войны против ордена Ци Шань Вэнь.
Источник
Были побратимы во время аннигиляции солнца
В те годы Вэй У Сянь жил в Пристани Лотоса и сбивал воздушных змеев, соревнуясь с другими учениками Ордена Юнь Мэн Цзян. Он очень часто побеждал в этой игре, Цзян Чэн же, напротив, приходил вторым. Иногда его змей уносился слишком далеко ввысь, поэтому стрелы не долетали до него; а иногда бумажная фигура хоть и была легкодоступной для выстрела, змей Вэй У Сяня все равно оказывался выше. Размерами воздушный змей почти в два раза превосходил игрушки остальных, а внешним видом походил на страшного летающего монстра, расписанного яркими кислотными цветами, с огромным зияющим ртом и несколькими заостренными хвостами, хлопающими по ветру. Но на самом деле, на большом расстоянии он, такой живой и неугомонный, выглядел не так уж и свирепо, а даже немножко по-ребячески. Каркас бумажной фигуры Цзян Фэн Мянь всегда собирал собственноручно, а потом отдавал Цзян Янь Ли на покраску. Вот почему каждый раз, забирая готового змея, и Вэй У Сяня, и Цзян Чэна переполняла гордость.
При мыслях об этом губы Вэй У Сяня растянулись в улыбке, и он, не сдержавшись, задрал голову, чтобы посмотреть, как выглядел змей, которого пытались сбить дети. Игрушка имела круглую форму и золотистый цвет. Вэй У Сянь задумался: «Что же это? Жареная лепешка? Или какой-то зверь, которого я не знаю?»
Внезапно налетел порыв ветра. Воздушный змей теснился в узкой улочке и парил не очень высоко, поэтому тут же обрушился на землю.
Один мальчик воскликнул: «О нет, солнце упало!»
Вэй У Сянь немедленно сообразил, в чем дело. Похоже, эти дети играли в воображаемую Аннигиляцию Солнца.
Сейчас они пребывали в Юэ Яне, а когда Орден Ци Шань Вэнь достиг поры своего расцвета, он самодурствовал практически повсеместно. Юэ Ян находился не так уж и далеко от Ци Шаня, а значит, местные наверняка очень сильно пострадали от его действий, будь то выпущенные на волю твари, или жестокость и притеснение со стороны его адептов. По завершении Аннигиляции Солнца, когда объединенные силы различных орденов положили конец существованию клана Вэнь, многовековой порядок в одночасье рухнул. В то время и в Ци Шане, и в его окрестностях многие люди ликовали и устраивали празднества в честь уничтожения Ордена, и многие торжества впоследствии стали своего рода традициями. Скорее всего, так вышло и с этой игрой.
Дети остановили погоню, собрались вместе и, ломая голову, начали спорить: «И что нам делать? Мы ведь не сбивали солнце, оно само упало. Кто теперь ведущий?»
Одна рука взмыла вверх: «Я, кто же еще! Я Цзинь Гуан Яо, я убил самого большого злодея Ордена Ци Шань Вэнь!»
Вэй У Сянь, сидящий на ступеньках, ведущих на постоялый двор, с большим интересом наблюдал за ними.
В подобных играх Верховный Заклинатель, Лянь Фан Цзунь, который сейчас обладал наибольшей властью, безусловно, являлся самым распространенным персонажем. Его происхождение порой побуждало дурные толки, но люди восхищались им как раз за то, что он забрался так высоко с самых низов. Во время Аннигиляции Солнца Цзинь Гуан Яо, действуя под прикрытием, с ловкостью влился в ряды адептов Ордена Ци Шань Вэнь и обманом выведал несметное количество тайн противника, при этом оставляя их в полнейшем неведении. Когда же Аннигиляция Солнца завершилась, он, где лестью, где сообразительностью, а где другими методами, но все же добился звания Верховного Заклинателя и теперь с честью нес его. Такая славная жизнь заслуживает определения легендарной. Если бы Вэй У Сянь сейчас играл, он тоже хотел бы попытаться стать Цзинь Гуан Яо. Выбрать этого мальчика ведущим было бы весьма справедливо!
Кто-то еще запротестовал: «Но я — Не Мин Цзюэ! Это я выиграл большинство битв и захватил больше всех пленных! Ведущим должен быть я!»
«Цзинь Гуан Яо» возразил: «Но я Верховный Заклинатель!»
«Не Мин Цзюэ» замахнулся кулаком: «И что с того, что ты Верховный Заклинатель? Ты все равно мой младший брат. И вообще, при виде меня ты должен убегать, поджав хвост».
«Цзинь Гуан Яо» следовал правилам игры и действительно хорошо вжился в роль. Он втянул голову в плечи и бросился наутек. Кто-то еще сказал: «Недолго же ты прожил, дурак».
Похоже, что дети выбирали себе роль, исходя не только из простых предпочтений, и в сердце «Не Мин Цзюэ» таилась частичка настоящего Не Мин Цзюэ. Он немедленно вспылил: «Цзинь Цзы Сюань, уж кто бы говорил, ты умер еще раньше меня!»
Цзинь Цзы Сюань надменно парировал: «Ну и что с того, что моя жизнь была коротка? Я третий в списке самых лучших заклинателей!»
«Да ты третий только из-за своей внешности!»
В это время один из мальчиков, казалось, устав от беготни и стояния на ногах, подошел к лестнице и присел рядом с Вэй У Сянем. Помахав руками, он примирительно вклинился в разговор тех двоих: «Ладно, ладно. Хватит ссориться. Я Старейшина И Лин, а значит, я самый сильный из вас. И так и быть, я могу быть вашим ведущим».
Он опустил свой взгляд на мальчика. Действительно, за пояс того была заткнута маленькая палка, скорее всего, Чэнь Цин.
Только простодушный ребенок мог снизойти до роли Старейшины И Лин, принимая во внимание лишь могущественность Вэй У Сяня и забывая о том, хорошим он был или же плохим.
Кто-то еще вмешался в разговор: «А вот и нет. Я Сань Ду Шеншоу. Я самый сильный».
«Старейшина И Лин» ответил так, словно все уяснил: «Цзян Чэн, с чего ты решил, что можешь сравниться со мной? Разве ты хоть раз побеждал меня? Как ты можешь без тени смущения утверждаешь, что ты самый сильный? Тебе не стыдно?»
«Цзян Чэн» хмыкнул: «Пф, значит, я не могу сравниться с тобой? А ты помнишь, как ты умер?»
Легкая улыбка, играющая на губах Вэй У Сяня, тут же испарились.
Источник
Были побратимы во время аннигиляции солнца
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 273 424
- КНИГИ 641 994
- СЕРИИ 24 452
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 603 541
Лань Сичэнь очень аккуратно разлил чай по трем чашкам.
Вообще-то это А-Яо всегда ухаживал за ним, но в нынешней ситуации у Лань Сичэня меньше всех дрожали руки, и он единственный хоть иногда смотрел, что и куда льет.
Хотя не то чтобы ему не было неловко.
Для начала Лань Сичэнь испытывал ужасающий стыд. Он не узнал А-Яо! Вернее, не узнал, что в его теле притаился незнакомец. Сейчас, глядя, как этот чужой человек говорит, пьет, двигается, Лань Сичэнь отчетливо видел, насколько все по-другому. Но тогда, в тот момент, когда тело А-Яо оказалось так близко, практически в его объятиях, когда в его глаза посмотрели таким обреченным и одновременно доверчивым взглядом, — он не сумел устоять.
А ведь Лань Сичэнь должен, просто обязан был догадаться, что настоящий А-Яо так никогда бы не поступил! И неважно, что там рисовала испорченная фантазия Лань Сичэня. Прошло так много лет с тех пор, как А-Яо занял подобающее ему место в мире заклинателей, но Лань Сичэнь знал: напоминания о прошлом матери до сих пор задевают его. И на своего развратного отца он тоже отчаянно не желал походить. А-Яо был чистым и добродетельным человеком, а еще — верным мужем. И наверняка был бы прекрасным отцом, если бы злая судьба не лишила его этого счастья. Для Лань Сичэня, если он не хотел унизить своего названого брата постыдным предложением, рядом с ним имелось лишь одно место: место друга.
Много лет Лань Сичэнь заставлял себя довольствоваться этим. Возможно, если бы он не молчал так долго, если бы решился признаться в своей любви раньше, до того, как А-Яо связал себя узами брака, у него еще имелся бы шанс. Но тогда он не посмел. А-Яо был таким ранимым, таким растерянным в чужом, совершенно не знакомом ему мире заклинателей. Он очень мало видел от людей добра, и, хотя сам готов был помогать бескорыстно, он с трудом верил в то, что кто-то и по отношению к нему может испытывать благородные чувства. Меньше всего Лань Сичэнь хотел, чтобы А-Яо уступил ему, постеснявшись или, хуже того, побоявшись отказать.
А-Яо с Цинь Су были красивой парой. Лань Сичэнь помнил, как смотрел на их свадьбу через пелену в глазах, в которой далеко не сразу распознал слезы. Он пытался убедить самого себя, что они льются от радости, но в душе не сомневался: это были слезы по навечно утраченным мечтам.
Лань Сичэнь и сегодня держался до последнего. Он как мантру твердил про себя, что А-Яо устал, болен и оттого, возможно, несколько не в себе. Лань Сичэнь помнил это чувство из детства, когда очень хотелось чьих-то теплых объятий. Но с матерью они виделись только раз в месяц, а дядя и даже брат были совершенно не тактильными людьми. Лань Сичэню пришлось воспитать в себе сдержанность и научиться держать в руках самого себя, не пытаясь обнять кого-то другого. Однако помнил Лань Сичэнь и то, что, когда Ванцзи, исполосованный дисциплинарным кнутом, лежал в своем доме, он с отчаянной готовностью хватался за руку старшего брата.
Возможно, допустил Лань Сичэнь, А-Яо было настолько тяжело, что он все же потянулся к чужому теплу, пусть и не желая его по-настоящему? Лань Сичэнь поддался этой такой соблазнительной мысли, и потому совершенно пропустил момент, когда А-Яо повел себя совсем уж вызывающе непривычным образом.
А потом Лань Сичэню стало и вовсе не до размышлений.
Чужака в знакомом теле ему распознать не удалось, но вот настоящего А-Яо даже в ином облике Лань Сичэнь узнал сразу. Что-то настолько знакомое и родное светилось в этих глазах, пусть даже другого цвета, что не узнать было невозможно. Лань Сичэнь обратился к названому брату по имени — и лишь в следующий момент с ужасом задался вопросом, а кто же тогда сейчас находится позади него.
Незнакомец осознал присутствие третьего лица, лишь когда кончил. Он так содрогнулся в теле Лань Сичэня, задевая самую сокровенную точку, что тот, несмотря на паническое состояние разума, умудрился кончить почти одновременно с ним. Только после этого сдвоенного оргазма, разъединив их тела, подменыш посмотрел в ту же сторону, что и Лань Сичэнь… После чего издал нечеловеческий вопль и стремительно скатился с другого края кровати.
Он едва не выскочил из спальни, причем как был, совершенно обнаженным, однако замерший до этого в неподвижности А-Яо тут же кинулся ему наперерез.
— Стоять! — крикнул А-Яо незнакомым голосом, сшибая чужака с ног и падая вместе с ним на пол.
Лань Сичэнь, позабыв о собственном растерзанном виде, так и остался сидеть на кровати, зачарованно глядя на два сцепившихся тела. Он хотел вмешаться, но не представлял, как это сделать, не навредив в процессе А-Яо. Тело названого брата было миниатюрным и изящным, а тело, в котором тот пребывал сейчас, хоть и было несколько повыше, но отличалось хрупкой худобой. Лань Сичэнь, без сомнений, был сильнее их вместе взятых — но именно поэтому и опасался что-нибудь непоправимо сломать в одном, а то и обоих телах.
Наконец настоящему А-Яо удалось совладать с самозванцем. Он каким-то безобразно уличным приемом прижал того к полу и заломил за спину руку.
— Старейшина Илина, пощадите! — заверещал самозванец, изо всех сил прогибаясь в спине, чтобы уменьшить скрутившую ему руку боль.
Этот изгиб показался Лань Сичэню настолько соблазнительным, что он тут же ощутил вновь набухающую эрекцию. От осознания, насколько это неуместно, уши Лань Сичэня отчаянно заполыхали, а сам он поспешно натянул на себя скомканное ранее покрывало.
— Какой я тебе Старейшина Илина? — возмутился А-Яо, продолжая сидеть на сопернике верхом и по-прежнему крепко заламывая ему руку. — Я твой брат, идиот!
Самозванец долго отказывался верить в это несколько странное утверждение, и вообще начал производить такое жалкое впечатление, что в душу к Лань Сичэню начало прокрадываться сочувствие. Наконец осознав, что эти двое еще долго могут препираться, лежа на полу в неприличной позе, Лань Сичэнь поднялся, привел себя в порядок и, старательно игнорируя дискомфорт чуть пониже спины, принялся заваривать чай.
Когда все было готово, он как можно мягче вмешался в перебранку, приглашая всех к столу.
Небольшой столик в спальне А-Яо был предназначен для одного человека, поэтому втроем они оказались в опасной близости. Однако благодаря этому Лань Сичэнь получил возможность наконец-то всех хорошо рассмотреть.
У тела А-Яо ярко горела ссадина на скуле. Сейчас Лань Сичэнь ни за что бы не спутал этого человека со своим названым братом: тот сидел, чуть сутулясь, глядя исподлобья. Чужой, незнакомый.
У А-Яо в новом теле лицо тоже оказалось красивым, хотя и совершенно по-иному. В его родном облике все было плавным и гармоничным, без единой резкой линии. Это же лицо было худощавым и нервным, тонким почти до прозрачности. Если бы не относительно высокий рост и совершенно плоская худоба, Лань Сичэнь вполне мог бы заподозрить, что это лицо принадлежит переодетой девушке.
— Итак… — поняв, что разбить воцарившуюся тишину придется ему, и призывая на помощь все свои дипломатические навыки, начал Лань Сичэнь. — Боюсь, не все присутствующие представлены друг другу…
— Извини, эргэ, — с тяжелым вздохом произнес А-Яо.
Он отпил из своей чашки и устало прикрыл глаза. Сейчас особенно отчетливо стало видно, каким измученным было его лицо и насколько глубокие тени залегли под нижними веками. От осознания этого у Лань Сичэня защемило в груди.
Однако уже в следующий момент А-Яо подобрался, открыл глаза и светским тоном произнес:
— Эргэ, это — Мо Сюаньюй, — изящно указал он на самозванца. — Мой единокровный брат. А-Юй, это…
— Я знаю главу Лань! — огрызнулся тот, почти уткнувшись носом в свою чашку. — Трудно не заметить прибытия его нефритового великолепшества!
— А-Юй, такого слова не существует, — мягко возразил А-Яо, однако Лань Сичэнь заметил, как глаза его сверкнули.
— Ну слова, может, и не существует, — по-прежнему сварливо пробормотал Мо Сюаньюй. — А он вот — существует! И он тебе нравится, нравится, нравится!
Источник