Алые Паруса ждёт Ассоль на рассвете, Песня
Посвящается Народной артистке РСФСР Анастасии Александровне Вертинской, — исполнительнице роли Ассоль в кинофильме «Алые паруса», 1961г., режиссёр Александр Птушко, по повести-фиерии Александра Грина «Алые паруса», написанной в 1916-1922 годах.
Песня, слова и музыка Мария Извольская.
1. Сколько было на свете Марий и Ирин, —
Столько будет ещё, кто о СЧАСТЬЕ Мечтает!
Ветер моря и соль Александр знал Грин, —
Ну а сколько АССОЛЬ: Паруса всё Встречают.
Унеси, Океан, — в небеса мою боль! —
Кто не раз не любил, — не поверит, не знает:
Что у берега моря ЛЮБОВЬ ждёт АССОЛЬ:
И с утра до зари, — Капитана встречает:
А у берега моря, — всё ходит АССОЛЬ, —
И с утра до зари о ЛЮБВИ здесь Мечтает.
Где-то в мире ЕЁ, — ждёт у моря АССОЛЬ, —
И Кораблик МЕЧТЫ — на рассвете Встречает!
АЛЫЕ ПАРУСА! — Где Кораблик мой СЧАСТЬЯ? —
АЛЫЕ ПАРУСА. — Жду Вас в штиль и в ненастье.
Где Вы, мой Капитан. — Море! Солнце! — Ответьте! —
В бурю, в шторм, в ураган, — Ждёт АССОЛЬ на рассвете!
Белые облака. — Утром с солнцем ответьте! —
Где ЛЮБОВЬ. — С высока`: даст Надежду мне — Ветер.
АЛЫЕ ПАРУСА! — В бурю, в штиль, и в ненастье:
АЛЫЕ ПАРУСА. — Ждёт АССОЛЬ: Своё СЧАСТЬЕ.
2. Юность — наша МЕЧТА. — Как над морем Рассвет.
Волны, словно года, — кружат рыб мелких стайки, —
Я не верю: ЛЮБВИ — Парусов Алых нет! —
И над морем одни: кружат белые чайки!
А ЛЮБОВЬ — и не озеро, и не река. —
В жизни кто не ЛЮБИЛ, — тот навряд ли узнает:
А ЛЮБОВЬ — Океан. — Широка`. — Глубока`.
Словно солнце ОНА — Всем Влюблённым сияет!
А ЛЮБОВЬ — Океан. — Широка`. — Глубока`.
Словно солнце ОНА — Всем Влюблённым сияет!
АЛЫЕ ПАРУСА! — Где Кораблик мой СЧАСТЬЯ? —
АЛЫЕ ПАРУСА. — Жду Вас в штиль и в ненастье!
Где Вы, мой Капитан? — Пусть поможет Вам ветер! —
В бурю, в шторм, в ураган — Ждёт АССОЛЬ на рассвете!
Я бегу по волнам! — И хочу я Вас встретить! —
Где Вы, мой Капитан? — Ждёт АССОЛЬ на рассвете!
3. Всех Влюблённых прошу: Дайте миру ответ! —
Неужели МЕЧТЫ Корабля — не бывает.
Неужели ЛЮБВИ — Парусов Алых нет? —
И над морем лишь ветер и чайки летают.
Я не верю: ЛЮБВИ — Парусов Алых нет! —
И над морем лишь ветер и чайки летают!
Я не верю: как Море — ЛЮБВИ в мире нет! —
И лишь только АССОЛЬ Паруса всё встречает!
АЛЫЕ ПАРУСА! — Тот, кто ЛЮБИТ, — тот Знает:
АЛЫЕ ПАРУСА! — В Жизни раз лишь бывают!
АЛЫЕ ПАРУСА! — Где Кораблик мой СЧАСТЬЯ? —
АЛЫЕ ПАРУСА! — Жду Вас в штиль и в ненастье!
Где Вы, мой Капитан? — Море! Солнце! — Ответьте! —
В бурю, в шторм, в ураган — Ждёт АССОЛЬ на рассвете!
4. Утром на берегу — к Вам навстречу бегу, —
Милый мой Капитан! — Море знает и ветер:
Утром все небеса — Алые Паруса! —
А я Ваша АССОЛЬ! — Жду я Вас на рассвете!
Подари мне ЛЮБОВЬ! — Унеси, море, боль! —
Я не верю ЛЮБВИ — Парусов не бывает!
А по берегу моря всё ходит АССОЛЬ:
И Кораблик МЕЧТЫ на рассвете встречает!
АЛЫЕ ПАРУСА! — Тот, кто ЛЮБИТ, — тот Знает:
АЛЫЕ ПАРУСА! — В Жизни раз лишь бывают!
Где Вы, мой Капитан? — Ясным днём и в ненастье, —
В бурю, в шторм, в ураган — Ждёт АССОЛЬ Наше СЧАСТЬЕ!
АЛЫЕ ПАРУСА! — Пусть надует Вас ветер! —
Милый мой Капитан! — Грэй! — Я жду на рассвете!
5. Сколько было на свете Марий и Ирин, —
Сколько Анастасий, — кто о СЧАСТЬЕ Мечтают!
В мире только один Александр есть Грин! —
Ну а сколько АССОЛЬ — Паруса всё встречают.
АЛЫЕ ПАРУСА! — К Вам навстречу бегу! —
Я бегу по волнам! — К СЧАСТЬЮ взять обещает:
Милый мой Капитан! — Вас дождаться смогу! —
Милый Грэй — Капитан! — Он, АССОЛЬ Обнимает!
АЛЫЕ ПАРУСА! — Тот, кто ЛЮБИТ, — тот Знает:
АЛЫЕ ПАРУСА! — В Жизни раз лишь бывают!
Здравствуй, Грэй — Капитан! Ясным днём и в ненастье:
АЛЫМ дай ПАРУСАМ, — ВЕРУ в Сказку и в СЧАСТЬЕ!
АЛЫЕ ПАРУСА! — Пусть поможет Вам ветер! —
Только Он знает сам, — где есть СЧАСТЬЕ на Свете!
Грэй! — АССОЛЬ! — Верим Вам! — Это знает и ветер:
АЛЫЕ ПАРУСА — Это СЧАСТЬЕ на Свете!
6. А над Морем моим. — встанет утром Рассвет. —
Я не верю Словам: что ЛЮБВИ. — «не бывает».
Кто сказал: что ЛЮБВИ. — Парусов Алых «НЕТ». —
А Девчонки. — АССОЛЬ. — Паруса вновь встречают.
Кто сказал: что ЛЮБВИ. — Парусов больше «НЕТ». —
А Девчонки. — АССОЛЬ. — Паруса вновь встречают.
АЛЫЕ ПАРУСА. — Тот, кто ЛЮБИТ, — тот Знает:
АЛЫЕ ПАРУСА. — В Жизни раз лишь бывают.
Здравствуй, Грэй, Капитан! Ясным днём и в ненастье:
АЛЫМ дам ПАРУСАМ: ВЕРУ в Сказку и в СЧАСТЬЕ!
АЛЫЕ ПАРУСА. — Пусть поможет Нам ветер. —
Только Он знает сам, — где есть СЧАСТЬЕ на Свете!
Грэй! — АССОЛЬ. — Верим Вам. — Это знает и Ветер:
АЛЫЕ ПАРУСА. — Это СЧАСТЬЕ на Свете!
Я бегу по волнам. — («Бегущая по волнам», — А.Грин)
Море знает и Ветер:
АЛЫЕ ПАРУСА! —
Это СЧАСТЬЕ. —
ПОВЕРЬТЕ.
Мария Извольская.
http://www.stihi.ru/avtor/mbogolyubskaya
Все 35 произведений автора по состоянию на 24.04.2017 на этой станице.
Отправлено: 24.04.2017 в 05:29 на сайт Стихи.ру
Литературная премия «Наследие»,
номинирована 29.03.2017, письмо получено.
Материал из Википедии — свободной энциклопедии:
«Алые паруса» — повесть-феерия Александра Грина о непоколебимой вере и всепобеждающей, возвышенной мечте, о том, что каждый может сделать для близкого чудо. Написана в 1916—1922 годах.
Первые заметки, относящиеся к «Алым парусам», Александр Грин начал делать в 1916 году. В черновиках к роману «Бегущая по волнам» (1925) автор так описал первое появление замысла повести[1]:
У меня есть «Алые паруса» — повесть о капитане и девочке. Я разузнал, как это происходило, совершенно случайно: я остановился у витрины с игрушками и увидел лодочку с острым парусом из белого шёлка. Эта игрушка мне что-то сказала, но я не знал — что, тогда я прикинул, не скажет ли больше парус красного, а лучше того — алого цвета, потому что в алом есть яркое ликование. Ликование означает знание, почему радуешься. И вот, развёртывая из этого, беря волны и корабль с алыми парусами, я увидел цель его бытия[2].
Предварительная работа над «Алыми парусами» была закончена в начале декабря 1920 года. В дальнейшем автор неоднократно вносил в рукопись правки. Белового автографа повести не сохранилось.
Глава «Грэй» была напечатана в газете «Вечерний телеграф», № 1 от 8 мая 1922 года. Целиком, в виде отдельной книги, феерия была опубликована в 1923 году. Писатель посвятил её своей второй жене Нине («Нине Николаевне Грин подносит и посвящает Автор. ПБГ, 23 ноября 1922 г.»). Повесть включалась во все собрания сочинений писателя.
Сюжет
Феерия рассказывает историю о девочке Ассоль, которая потеряла свою мать, когда ей было всего пять месяцев. Ассоль жила в деревушке Каперна со своим отцом — моряком Лонгреном. Отец, человек замкнутый и нелюдимый, после отставки стал делать и продавать игрушки — искусно изготовленные модели парусников и пароходов, чтобы заработать себе и маленькой дочери на жизнь.
Земляки не очень жаловали бывшего моряка, особенно после одного случая.
Как-то во время жестокого шторма местный лавочник и трактирщик Меннерс был унесён в своей лодке далеко в море. Единственным свидетелем этого оказался Лонгрен. Он спокойно курил трубку на пирсе, наблюдая, как тщетно взывает к нему Меннерс. Лишь когда стало очевидным, что тому уже не спастись, Лонгрен прокричал ему, что вот так же и его Мери просила односельчанина о помощи, но не получила её.
Лавочника на шестой день подобрал среди волн пароход, и тот перед смертью рассказал о виновнике своей гибели.
Не рассказал он лишь о том, как пять лет назад жена Лонгрена обратилась к нему с просьбой дать немного денег взаймы. Она только что родила малютку Ассоль. Роды были нелёгкими; и почти все оставленные деньги ушли на лечение, а муж ещё не вернулся из плавания. Меннерс посоветовал не быть недотрогой, тогда он готов помочь. Несчастная женщина в непогоду отправилась в город заложить кольцо, простудилась и умерла от воспаления лёгких. Так Лонгрен остался вдовцом с маленькой дочерью на руках и не мог уже больше ходить в море.
Что бы там ни было, а весть о таком демонстративном бездействии Лонгрена поразила жителей деревни сильнее, чем если бы он собственными руками утопил человека. Недоброжелательство перешло чуть ли не в ненависть и обратилось также на ни в чём не повинную Ассоль, которая росла наедине со своими фантазиями и мечтами; и как будто не нуждалась ни в сверстниках, ни в друзьях. Отец заменил ей и мать, и подруг, и земляков.
Однажды, когда Ассоль было восемь лет, он отправил её в город с новыми игрушками, среди которых была миниатюрная яхта с алыми шёлковыми парусами. Дорога шла через лес. Девочка спустила кораблик в ручей. Поток понёс его и увлёк к устью. Ассоль побежала за уплывшей игрушечной яхтой и увидела незнакомца, державшего в руках её кораблик. Это был старый Эгль — «собиратель песен, легенд, преданий и сказок». Он отдал игрушку Ассоль и поведал о том, что пройдут годы; и когда она вырастет и станет взрослой, за ней однажды на таком же корабле под алыми парусами приплывёт принц и увезёт её в далёкую страну…
Девочка рассказала об этом отцу. На беду, нищий, случайно слышавший её рассказ, разнёс слух о корабле и «заморском принце» по всей Каперне. Теперь дети кричали ей вслед: «Эй, висельница! Красные паруса плывут!» Так она прослыла полоумной.
Артур Грэй, единственный отпрыск знатной и богатой фамилии, рос в родовом замке, в атмосфере предопределённости каждого нынешнего и будущего шага. Это, однако, был мальчик с очень живой душой, готовый осуществить своё собственное жизненное предназначение. Был он решителен и бесстрашен.
Хранитель их винного погреба Польдишок рассказал ему, что в одном месте зарыты две бочки аликанте времён Кромвеля; цвет его темнее вишни, а густое оно, как хорошие сливки. Бочки сделаны из чёрного дерева; на них двойные медные обручи, на которых написано: «Меня выпьет Грэй, когда будет в раю». Это вино никто не пробовал и не попробует. «Я выпью его, — сказал Грэй, топнув ногой, и сжал ладонь в кулак: — Рай? Он здесь. »
При всем том он был в высшей степени отзывчив на чужую беду, и его сочувствие всегда выливалось в реальную помощь.
В библиотеке замка его поразила картина какого-то знаменитого мариниста. Она помогла ему понять себя. Грэй тайно покинул дом и поступил на шхуну «Ансельм». Капитан Гоп был добрым человеком, но суровым моряком. Оценив ум, упорство и любовь к морю молодого матроса, Гоп решил «сделать из щенка капитана»: познакомить с навигацией, морским правом, лоцией и бухгалтерией. В двадцать лет Грэй купил трёхмачтовый галиот «Секрет» и плавал капитаном на нём четыре года. Судьба привела его в Лисс, в полутора часах ходьбы от которого находилась Каперна.
С наступлением темноты Грэй и матрос Летика, взяв удочки, отплыли на лодке в поисках подходящего для рыбной ловли места. Под обрывом за Каперной они оставили лодку и развели костёр. Летика отправился ловить рыбу, а Грэй улёгся у костра. Утром он пошёл побродить, как вдруг в зарослях увидел спящую Ассоль. Он долго разглядывал поразившую его девушку; а уходя, снял с пальца старинное кольцо и надел на её мизинец.
Затем они с Летикой дошли до трактира Меннерса, где теперь хозяйничал молодой Хин Меннерс. Тот рассказал, что Ассоль — местная полоумная, мечтающая о принце и корабле с алыми парусами; что её отец — виновник гибели старшего Меннерса и ужасный человек. Сомнения в правдивости этих сведений у Грэя усилились, когда пьяный угольщик заверил, что трактирщик врёт. Грэй и без посторонней помощи успел кое-что понять в этой необыкновенной девушке. Она знала жизнь в пределах своего опыта, но сверх того видела в явлениях смысл иного порядка, делая множество тонких открытий, непонятных и ненужных жителям Каперны.
Капитан во многом был и сам таким же, немного «не от мира сего». Он отправился в Лисс и отыскал в одной из лавок алый шёлк, из которого приказал сделать паруса. В городе он встретил старого знакомого — бродячего музыканта Циммера — и попросил к вечеру прибыть на «Секрет» со своим оркестром.
Алые паруса привели в недоумение команду, как и приказ идти к Каперне. Тем не менее утром «Секрет» вышел под алыми парусами и к полудню уже был в виду Каперны.
Ассоль была потрясена зрелищем белого корабля под алыми парусами, с палубы которого лилась музыка. Она бросилась к морю, где уже собрались жители Каперны. Когда появилась Ассоль, все смолкли и расступились. От корабля отделилась лодка, в которой стоял Грэй, и направилась к берегу. Через некоторое время Ассоль уже была в каюте. Все совершилось так, как и предсказывал старик Эгль.
В тот же день открыли бочку столетнего вина, которое никто и никогда ещё не пил. Наутро корабль был уже далеко от Каперны, унося поверженный необыкновенным вином Грэя экипаж. Не спал только Циммер. Он тихо играл на своей виолончели и думал о счастье…
«Алые паруса» (1961), реж. Александр Птушко.
«Ассоль» (1982), экспериментальная работа режиссёра Бориса Степанцева, которая построена на видеосовмещении актёра с рисованной декорацией[3].
«Правдивая история об Алых парусах» (2010), реж. Александр Стеколенко.
Источник
Ассоль солнце как ты ассоль
Лонгрен, матрос «Ориона», крепкого трехсоттонного брига[1], на котором он прослужил десять лет и к которому был привязан сильнее, чем иной сын к родной матери, должен был наконец покинуть эту службу.
Это произошло так. В одно из его редких возвращений домой он не увидел, как всегда еще издали, на пороге дома свою жену Мери, всплескивающую руками, а затем бегущую навстречу до потери дыхания. Вместо нее у детской кроватки – нового предмета в маленьком доме Лонгрена – стояла взволнованная соседка.
– Три месяца я ходила за нею, старик, – сказала она, – посмотри на свою дочь.
Мертвея, Лонгрен наклонился и увидел восьмимесячное существо, сосредоточенно взиравшее на его длинную бороду, затем сел, потупился и стал крутить ус. Ус был мокрый, как от дождя.
– Когда умерла Мери? – спросил он.
Женщина рассказала печальную историю, перебивая рассказ умильным гульканием девочке и уверениями, что Мери в раю. Когда Лонгрен узнал подробности, рай показался ему немного светлее дровяного сарая, и он подумал, что огонь простой лампы – будь теперь они все вместе, втроем – был бы для ушедшей в неведомую страну женщины незаменимой отрадой.
Месяца три назад хозяйственные дела молодой матери были совсем плохи. Из денег, оставленных Лонгреном, добрая половина ушла на лечение после трудных родов, на заботы о здоровье новорожденной; наконец потеря небольшой, но необходимой для жизни суммы заставила Мери попросить в долг денег у Меннерса. Меннерс держал трактир, лавку и считался состоятельным человеком.
Мери пошла к нему в шесть часов вечера. Около семи рассказчица встретила ее на дороге к Лиссу. Заплаканная и расстроенная, Мери сказала, что идет в город заложить обручальное кольцо. Она прибавила, что Меннерс соглашался дать денег, но требовал за это любви. Мери ничего не добилась.
«У нас в доме нет даже крошки съестного, – сказала она соседке. – Я схожу в город, и мы с девочкой перебьемся как-нибудь до возвращения мужа».
В этот вечер была холодная, ветреная погода; рассказчица напрасно уговаривала молодую женщину не ходить в Лисс к ночи. «Ты промокнешь, Мери, накрапывает дождь, а ветер, того и гляди, принесет ливень».
Взад и вперед от приморской деревни в город составляло не менее трех часов скорой ходьбы, но Мери не послушалась советов рассказчицы. «Довольно мне колоть вам глаза, – сказала она, – и так уж нет почти ни одной семьи, где я не взяла бы в долг хлеба, чаю или муки. Заложу колечко, и кончено». Она сходила, вернулась, а на другой день слегла в жару и бреду; непогода и вечерняя изморось сразила ее двухсторонним воспалением легких, как сказал городской врач, вызванный добросердной рассказчицей. Через неделю на двуспальной кровати Лонгрена осталось пустое место, а соседка переселилась в его дом нянчить и кормить девочку. Ей, одинокой вдове, это было не трудно.
– К тому же, – прибавила она, – без такого несмышленыша скучно.
Лонгрен поехал в город, взял расчет, простился с товарищами и стал растить маленькую Ассоль. Пока девочка не научилась твердо ходить, вдова жила у матроса, заменяя сиротке мать, но лишь только Ассоль перестала падать, занося ножку через порог, Лонгрен решительно объявил, что теперь он будет сам все делать для девочки, и, поблагодарив вдову за деятельное сочувствие, зажил одинокой жизнью вдовца, сосредоточив все помыслы, надежды, любовь и воспоминания на маленьком существе.
Десять лет скитальческой жизни оставили в его руках очень немного денег. Он стал работать. Скоро в городских магазинах появились его игрушки – искусно сделанные маленькие модели лодок, катеров, однопалубных и двухпалубных парусников, крейсеров, пароходов – словом, того, что он близко знал, что, в силу характера работы, отчасти заменяло ему грохот портовой жизни и живописный труд плаваний. Этим способом Лонгрен добывал столько, чтобы жить в рамках умеренной экономии. Малообщительный по натуре, он после смерти жены стал еще замкнутее и нелюдимее. По праздникам его иногда видели в трактире, но он никогда не присаживался, а торопливо выпивал за стойкой стакан водки и уходил, коротко бросая по сторонам: «да», «нет», «здравствуйте», «прощай», «помаленьку» – на все обращения и кивки соседей. Гостей он не выносил, тихо спроваживая их не силой, но такими намеками и вымышленными обстоятельствами, что посетителю не оставалось ничего иного, как выдумать причину, не позволяющую сидеть дольше.
Сам он тоже не посещал никого; таким образом меж ним и земляками легло холодное отчуждение, и будь работа Лонгрена – игрушки – менее независима от дел деревни, ему пришлось бы ощутительнее испытать на себе последствия таких отношений. Товары и съестные припасы он закупал в городе – Меннерс не мог бы похвастаться даже коробком спичек, купленным у него Лонгреном. Он делал также сам всю домашнюю работу и терпеливо проходил несвойственное мужчине сложное искусство ращения девочки.
Ассоль было уже пять лет, и отец начинал все мягче и мягче улыбаться, посматривая на ее нервное, доброе личико, когда, сидя у него на коленях, она трудилась над тайной застегнутого жилета или забавно напевала матросские песни – дикие ревостишия[2]. В передаче детским голосом и не везде с буквой «р» эти песенки производили впечатление танцующего медведя, украшенного голубой ленточкой. В это время произошло событие, тень которого, павшая на отца, укрыла и дочь.
Была весна, ранняя и суровая, как зима, но в другом роде. Недели на три припал к холодной земле резкий береговой норд.
Рыбачьи лодки, повытащенные на берег, образовали на белом песке длинный ряд темных килей, напоминающих хребты громадных рыб. Никто не отваживался заняться промыслом в такую погоду. На единственной улице деревушки редко можно было увидеть человека, покинувшего дом; холодный вихрь, несшийся с береговых холмов в пустоту горизонта, делал открытый воздух суровой пыткой. Все трубы Каперны дымились с утра до вечера, трепля дым по крутым крышам.
Но эти дни норда выманивали Лонгрена из его маленького теплого дома чаще, чем солнце, забрасывающее в ясную погоду море и Каперну покрывалами воздушного золота. Лонгрен выходил на мостик, настланный по длинным рядам свай, где, на самом конце этого дощатого мола, подолгу курил раздуваемую ветром трубку, смотря, как обнаженное у берегов дно дымилось седой пеной, еле поспевающей за валами, грохочущий бег которых к черному, штормовому горизонту наполнял пространство стадами фантастических гривастых существ, несущихся в разнузданном свирепом отчаянии к далекому утешению. Стоны и шумы, завывающая пальба огромных взлетов воды и, казалось, видимая струя ветра, полосующего окрестность, – так силен был его ровный пробег, – давали измученной душе Лонгрена ту притупленность, оглушенность, которая, низводя горе к смутной печали, равна действием глубокому сну.
В один из таких дней двенадцатилетний сын Меннерса, Хин, заметив, что отцовская лодка бьется под мостками о сваи, ломая борта, пошел и сказал об этом отцу. Шторм начался недавно; Меннерс забыл вывести лодку на песок. Он немедленно отправился к воде, где увидел на конце мола, спиной к нему стоявшего, куря, Лонгрена. На берегу, кроме их двух, никого более не было. Меннерс прошел по мосткам до середины, спустился в бешено-плещущую воду и отвязал шкот; стоя в лодке, он стал пробираться к берегу, хватаясь руками за сваи. Весла он не взял, и в тот момент, когда, пошатнувшись, упустил схватиться за очередную сваю, сильный удар ветра швырнул нос лодки от мостков в сторону океана. Теперь даже всей длиной тела Меннерс не мог бы достичь самой ближайшей сваи. Ветер и волны, раскачивая, несли лодку в гибельный простор. Сознав положение, Меннерс хотел броситься в воду, чтобы плыть к берегу, но решение его запоздало, так как лодка вертелась уже недалеко от конца мола, где значительная глубина воды и ярость валов обещали верную смерть. Меж Лонгреном и Меннерсом, увлекаемым в штормовую даль, было не больше десяти сажен еще спасительного расстояния, так как на мостках под рукой у Лонгрена висел сверток каната с вплетенным в один его конец грузом. Канат этот висел на случай причала в бурную погоду и бросался с мостков.
Источник